[Медичка Шани]

Название: Однажды в Арктике
Автор: Медичка Шани
Бета: Китахара
Фэндомы: "Полярники Нескафе", манга Claymore и не только)
Размер: миди, 4013 слов
Персонажи: Иванов, Петров, Тынатгыргын,

спойлер

Исли, Ригальдо
Категория: джен, призрак слэша
Жанр: юмор, кроссовер
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: в Арктике возможно все (тм)


– Тебе придется доказать свое право на первый номер, – хмуро сказал Второй, поднимая меч.
Первый заметил, что меч обледенел. На гарде наросли длинные тонкие сосульки.
– С ума ты сошел, что ли, – расстроенно сказал Первый. – Я раньше тебя заступил на зимовку. Какой еще может быть счет?
– Сражайся или умри, – отрезал Второй, бросаясь вперед. В его глазах разгорался неестественный желтый огонек.
Первый вздохнул и вытянул ему навстречу стремительно изменяющуюся правую руку, наращивая костяные пластины на пальцах. Когда его когти встретились с покрытой изморозью сталью, раздался противный пронзительный скрип...

Когда мерзостный скрип повторился, Иванов, и без того тревожно ворочавшийся на своей койке, замычал и открыл глаза.
– Приснится же такое, – с отвращением проворчал он и свесился вниз.
Темно было – хоть глаз выколи, и в этой темноте шевелилось, дышало и погромыхивало что–то большое и живое.
– Эй, – негромко позвал Иванов. – Все в порядке?
В темноте еще раз громыхнули, натужно выматерились и наконец засветили фонарь.
Стоящий в одних трусах и майке Петров последний раз подпихнул стол, который зачем-то со скрипом волок к входной двери, намереваясь подпереть ее изнутри, и шумно выдохнул.
– Ты чего баррикадируешься? – обомлел Иванов.
– Да так, неуютно что-то, – признался Петров и зябко поежился. – Ветер...
– Ветер, да. – Теперь Иванов явственно слышал, как беснуется ветер за стенами метеостанции, и в этом звуке отчетливо слышалось что-то похожее на рычание.
"В такие бури чего только не случится, – подумал он, передернув плечами. – В смысле, не приснится. В смысле, не примерещится".
– Глупость какая, – буркнул Иванов. – А чего ты один двигаешь?
– Так я это, – Петров застенчиво передернул семейники. – Будить не хотел.
– Во дурак, – Иванов с сожалением отбросил одеяло и принялся спускаться. – Давай, ты за тот край, я за этот...
– Так ведь глупость же, – поддел Петров, шмыгнув носом и послушно берясь за стол со своей стороны.
– На всякий пожарный, – туманно отозвался Иванов, всовывая ноги в ледяные тапки.
Ветер за стенами выл, как сто тысяч чертей.

Перед обедом, когда от вчерашней бури не осталось и следа, Иванов обнаружил следы.
Они начинались на верхушке, несколько раз огибали сопку и уходили в сторону моря – насколько Иванов мог судить, двигаясь по следам в течение примерно получаса. Потом они обрывались – прямо посреди белого поля, причем снег на этом месте был разметан так, словно его снесло в стороны выхлопом из турбин космического корабля.
– У нас был гость, – веско сказал Иванов, задумчиво доедая нарезанный Петровым к супу хлеб.
Петров протянул руку и стряхнул крошки, запутавшиеся у Иванова в бороде.
– Из поселка?
– Вряд ли, – Иванов вычищал хлебом тарелку, старательно не глядя на Петрова. – Не думаю, чтобы кто-то из наших друзей настолько сошел с ума, чтобы ходить по снегу босиком.
– Да ладно, – Петров неуверенно хохотнул. – Тебе, может быть, примерещилось?
– Скажи еще, приснилось, – отрезал Иванов. – Собирайся. Хочу пообщаться с шаманом.

– Ну? – шепотом спросил Петров Иванова. Они занимались тем, что расставляли вешки, периодически с нетерпением поглядывая на выделяющуюся на фоне неба фигурку шамана, въехавшего на верхушку сопки и теперь неторопливо покуривающего свою трубку. Вопреки подозрениям Петрова, что вся история с босыми следами – розыгрыш или галлюцинации Иванова, Тынатгыргын выслушал полярников очень внимательно и немедленно пожелал выехать на место происшествия. Там он осмотрел следы и с полтора часа носился по сугробам как заведенный – что-то прикидывал, бормотал по-чукотски, подпрыгивал, измерял ширину шагов и длину следа, уходил с собаками к припаю, возвращался и на все вопросы только отмахивался. Потом он уселся на нарты, раскурил трубку и погрузился в молчание.
– Решил он что-нибудь?
– Пока ничего, – Иванов покосился в сторону сопки. – Но теперь-то ты веришь мне? Видел следы?
– Видел, – Петров нахмурился, подышал в рукавицу. Сегодня был неслабый мороз. – Сорок первый размер, я бы сказал. Я и не переставал тебе верить. Просто, знаешь, оно каждый раз как в первый. Пустота и тишина, тишина и голоса...
– Голоса и призраки, – перебил его Иванов и похлопал по плечу. – Ага, я тоже Стругацких читал. Пошли, вон, шаман наш встал. Наверно, надумал что-нибудь.
– Что, Тынатгыргын батькович? – крикнул издалека Петров, подходя к сопке. – Как там наши дела? Что за аномалию нам придумала природа?
– Очень плохую, – отрезал шаман, присевший на корточки возле упряжки и расправляющий постромки. Только сейчас Иванов с Петровым обратили внимание на необычное поведение собак: они не лаяли и не грызлись, а, скучившись, в угрюмом молчании жались к шаману, изредка поскуливая. – Очень плохие следы, да. И этого, и второго.
– Второго? – переспросил Петров.
– Без разницы, – отмахнулся шаман. – Второй, Первый... Оба придут. Ай-ай, как плохо. Вон там другой след, у моря. Хоть бы он продавил копытами лед и провалился, проклятый.
– Медведь? – рискнул Иванов. – Кто еще там у моря...
– Олень? – одновременно с ним выпалил Петров. – У кого еще копыта... Да не томите вы, Рультынеут Ыйнэлынович!
– Не медведь и не олень, – шаман произнес что-то по-чукотски, а потом, пронзительно свистнув, сорвался на нартах вперед и уже на ходу обернулся и выкрикнул:
– Готовьтесь, люди с Большой Земли! Они придут!

– Что он сказал? – спросил Петров, обдумывая услышанное. – Желтоокие белокожие голоногие разбуженные поедатели плоти...
– Проснувшиеся, – буркнул Иванов. – Пробудившиеся... хрен знает, короче. Желтоокие белокожие голоногие разбуженные людоеды, вроде того.
– Что-то я как-то замерз, – пожаловался Петров. – И проголодался. Супчик как в пропасть провалился. А ты?
– А я бы кофе выпил, – признался Иванов. – Ну его, этого шамана со следами. Он в последнее время слишком много ужастиков по спутниковому смотрит. Зря ему внучка в ярангу антенну купила.
– Пойдем, что ли, домой.
– Пойдем.

– Слышь, – пропыхтел позади Петров. Иванов вздрогнул: мысли о снежных следочках крутились в голове неотвязно. И о кофе тоже. Но о следах все-таки больше.
– А может, это девочка Женя?
– Чего?
– "Лети-лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг..."
– Во даешь, – Иванов аж крякнул от уважения. – Наизусть помнишь!
– А то, – скромно сказал Петров. – Я в детстве этот мультфильм очень любил. Ты тоже смотрел, да?
– Молодой, – хмыкнул Иванов. – Я вот еще книжку помню. И Женю эту, в чулочках. "И вот из-за льдины выступили семь голодных медведей..."
– "Первый в берете, второй — злой," – подхватил Петров. – Или как-то так. Я к чему, может, у нас тут своя девочка Женя завелась? И путешествует во времени... И в пространстве...
– Спать надо больше по ночам, вот что. Тогда не будешь уголовно наказуемо бредить советскими девочками.

Когда они подошли к метеостанции, организм уже настоятельно требовал допинга, а на улице совсем стемнело.
– Ты опять не запер дверь, – с укором сказал Иванов, отряхивая ноги. – А если медведь? Перевернет все...
– Он на себя дверь не может открыть, – возразил Петров. – Но я запирал. Я всегда запираю. По технике безопасности.
– Но сейчас не закрыл, – Иванов взялся за ручку, потянул дверь на себя и перешагнул порог. – А медведь все может. А... О.
– Баба, – сказал Петров.
– Баба.
В помещении было темно и не жарко. На любимом табурете Петрова, спиной к ним, сидела высокая женщина в штанах и безрукавке на голое тело. Прямые белые волосы укрывали ее спину до самой поясницы. Женщина постукивала пальцем по прутьям клетки, в которой был временно изолирован от общества мыш Павлик. Павлик при этом не выглядел довольным.
Иванов отчетливо видел длинные узкие ступни, обутые в его собственные комнатные тапочки – подарок Танечки Сидоровой на 23 февраля.
На коленях у бабы лежал самый настоящий меч.
"Вот оно, началось, – подумал Иванов. – Призраки. Галлюцинации". И почему–то сказал:
– Здрасьте.
Женщина обернулась – и оказалась мужиком. Петров почему-то вздохнул – как показалось Иванову, с облегчением.
– Охотники? – доброжелательно спросил мужик. – Рыбаки?
– Метеорологи, – обиделся Иванов, а Петров радостно добавил:
– Российской Федерации. Добро пожаловать в Тикси.
– Как интересно, – сказал мужик, подперев рукой щеку и с любопытством глядя на Петрова. – В общем, люди?
– Ну не медведи же, – снова выделился Петров.
"Не разговаривай с галлюцинацией", – хотел одернуть его Иванов: происходящее все больше напоминало дурной сон, – но тут дверь за спиной заскрипела, впустив снег, ветер и еще одного подозрительно легко одетого мужика, темноволосого, угрюмо глянувшего на полярников неестественно светлыми, почти белыми глазами.
– Люди, – констатировал мужик, глядя сквозь полярников. – Это хорошо. Этот – мой, а твой – второй...
– Заткнись, – поморщился длинноволосый, но вновь прибывший уже тянул к Петрову руку, и Иванов, будто во сне, видел, как желтеют его глаза, удлиняются и заостряются пальцы, превращаясь в острые когти...
– Чего это он второй, если он Первый, – брякнул Петров то ли с перепугу, то ли расстроившись, и кивком указал на Иванова. – И всегда Первым был. Это я – Второй Полярник.
Желтый звериный огонь в глазах вновь прибывшего медленно погас, и Иванов мог бы поклясться, что разглядел в них что-то похожее на понимание. Он перевел взгляд на того, который показался ему похожим на бабу из-за длинных патл, и увидел, что тот беззвучно смеется, прикрыв ладонью рот.
– Первый и Второй, – отсмеявшись, сказал патлатый. – Ну надо же.

– Шурик, вы комсомолец? – вяло спросил Петров, пока их с Ивановым скручивали разорванными простынями, усадив на табуретки затылками друг к другу. – Это же не наш метод...
Чернявый тип – Иванову он как-то сразу не полюбился – ответил ему косым взглядом, последний раз проверил узлы на прочность и застыл у стены, скрестив руки на груди и всем своим видом выражая ледяное арктическое презрение.
– Не разговаривай с галлюцинациями, – сквозь зубы сказал Иванов.
– Ты думаешь, они глюки?
– Я думаю, не стоило нам пить чай у шамана в яранге. Мало ли что он туда подмешивает.
Петров завозился у него за спиной. Веревки больно впились в тело.
– Да нет, – неуверенно сказал Петров. – Не могут это быть глюки. Этот, черный, мне очень осязаемо засветил в челюсть. И потом, ты же видел следы на снегу еще до всякого чая...
Иванов неудобно выкрутил шею и посмотрел на босые ноги пришельцев.
– Видел, – признался он. – Сорок первый размер...
– Значит, психи, – решительно прошептал Петров. – Или эти, как их, с мечами. Ролевики!
– Да ну! – мотнул головой Иванов. – Откуда здесь ролевики. Ролевики в Москве. В Нескучном.
– А в Екатерининском, в Питере, – голубые, – вдруг нелогично продолжил Петров.
Иванов выкрутил шею в другую сторону и скосил глаза на товарища.
– А это-то тут причем? – c подозрением спросил он. И с какой-то неожиданной нежностью заметил, что у Петрова покраснело ухо.
– Наверно, их Таня привезла? – поспешно предположил он. – На вертолете.
Иванов глянул на незваных гостей: патлатый, со светлой задумчивостью уставившись в покрытое изморозью окно, как раз доел холодный суп, сваренный давеча Петровым, а теперь не менее задумчиво открывал банку с "Нескафе".
Открыв, понюхал. Попробовал гранулы на вкус.
Выражение лица у него стало удивленное.
– Гражданин Первый, – не выдержал Иванов. – Вы бы хоть сперва чайник поставили.
Его тут же сильно толкнули в плечо.
– Ты, личинка... – прорычал чернявый. Глаза у него снова стали бешеные – и желтые. – Откуда ты взял, что он – Первый?
– Так видно сразу, – бесстрашно ответил порядком разозлившийся Иванов и постарался, насколько это было возможно, пожать плечами, – кто у вас Первый, а кто – Второй.
– Руки, Ригальдо, – предупреждающе сказал белобрысый, как-то сразу перестав улыбаться. – Мы в гостях у людей. Веди себя прилично.
– Мы в гостях у еды, – огрызнулся нервный Ригальдо. – А я голоден.
– Я убью этого шамана с его предсказаниями, – тихо сказал Петров. – Мне бы только руки развязать. Я бы сразу добежал до поселка и убил его.
Иванов удачно сымитировал туберкулезный кашель.
– Ты чего? – удивился Петров. – А...
– Поселок? – обрадовался Ригальдо. – Какой поселок? Поселок – это хорошо. В поселках бывают молодые женщины и дети...
– Ригальдо.
– То есть, я хотел сказать, люди старые, убогие и калечные.
– Мужики, – не выдержал Иванов, подпрыгивая на табуретке и пытаясь вместе с ней продвинуться ближе к столу. – Хорош играть в санитаров тундры. Признавайтесь уже, кто вы и откуда. А то нечестно. Мы, например, не скрываемся. Я – Иванов, а это – Петров...
– Ды-ы-ы! – ласково, будто разговаривая с психами, подхватил Петров. – Я типа Петров. А он типа Иванов. А вы, типа?..
– Я вроде как Владыка Севера, – как-то даже грустно сказал патлатый. – Пошел проверить, где заканчиваются мои земли, “скованные снегом и льдом”, бла-бла-бла. И дошел сюда.
Повисло молчание.
– Ну да? – не поверил Петров. – А я всегда думал, что Владыка Севера – Дед Мороз.
На этот раз Иванов вообще не успел предостерегающе покашлять: что-то с такой быстротой сшибло их на пол вместе с табуретками, что он даже не успел сказать, что в напарнике не сомневался.

– ...а я советую тебе оставить их в покое.
– А я считаю, что не пошел бы ты в жопу! Только я один имею право тебя оскорблять.
– Выйди проветрись, – произнес где-то над Ивановым голос мужика по имени Исли – как показалось Иванову, уже не такой безмятежный. Был он глухой и страшный, как будто шел не из человеческой глотки. – Искупайся в снегу. Полюбуйся на звезды. Сунь башку в прорубь.
– Это приказ?
– Да, я тебе приказываю.
– Хорошо, Первый, – голос Ригальдо отдалился, а потом закрылась входная дверь, с таким грохотом, что Иванов помянул про себя чью-то мать, моржовый хрен, а также Деда Мороза, после чего решил осторожно открыть один глаз.
Вовремя – рядом как раз заворочался Петров.
– У-у-у, хрен моржовый, – тут же простонал он. Иванов умилился синхронизации.
– Он очень нервный, – согласился Исли, помогая им усесться. – Но уже много лет он единственный, кто может выжить со мной рядом. Хотя я все чаще не понимаю, мне-то это зачем.
Иванов увидел, что глаза его, с вертикальным, как у кошки, зрачком, светятся в затопляющих станцию сумерках.

Чайник на плитке засвистел, и Иванов снял его, прихватив горячую металлическую ручку через свитер. Чертыхнулся, обжегшись. Плюхнул основание чайника на журнал наблюдений.
Петров в углу, нацепив красивый фартук с вышитыми на нем петушками – опять же, подарок Сидоровой – чистил картошку.
– Как у вас все интересно, – снова сказал Исли. Он все-таки извлек мыша из клетки, и сейчас поглаживал его по спинке худыми пальцами. – Мирно так. Дружелюбно. Домик только хлипкий. Я бы сюда камин поставил. И пару картин повесил.
На секунду Иванов подумал, что если бы на его, Иванова, месте был сейчас, скажем, Стивен Сигал, он бы швырнул в потенциально опасного белокожего голоногого людоеда горячий чайник, а потом бы у него состоялся финальный бой с невменяемым Ригальдо, причем против меча Ригальдо Стивен не менее эффективно выступил бы хоть с лыжной палкой, хоть с картофелечисткой.
Но Сигал был в далеком и теплом Голливуде, картофелечистка находилась в руках у Петрова, колдующего над ужином, а в руках у Исли был мыш Павлик.
Поэтому Иванов просто разлил кипяток по трем красным кружкам и пододвинул одну гостю:
– Угощайтесь, гражданин Дед Мороз.

Дверь, запертая на засов, содрогнулась от стука снаружи.
– Лучше открыть, – посоветовал Исли, осторожно, как величайшую драгоценность, держа кружку с подслащенным растворимым кофе. – Он упорный.
Когда дверь распахнулась, на пол шлепнулась длинная, не меньше метра в длину, узкомордая рыбина.
– Осетр, – констатировал Иванов.
Затем с ничего не выражающим лицом через порог шагнул Ригальдо. Увидев его, Иванов чуть не поперхнулся.
– Осетр, – повторил Исли.
– Двери закрывайте, – с противными интонациями бабульки-уборщицы из родного НИИ завел Петров. – Ходют и ходют тут, снегу наносют...
Иванов сделал ему страшные глаза и кивком указал на Ригальдо.
Тот двигался, как в замедленной съемке. Одежда на нем была прихвачена ледяной коркой и слегка похрустывала. Волосы слиплись сосульками, а глаза были совершенно пустые.
– Ты и правда, что ли, в прорубь нырял? – в зловещей тишине спросил Исли – даже с каким-то весельем в голосе.
– У меня был приказ освежиться, – не менее зловеще и не менее весело сообщил Ригальдо. – От Первого Номера. А рыба так. Поймалась.
Он пихнул ногой осетра, тот вылетел на середину помещения.
– Так что приятного аппетита. Жри, развлекайся. А я пойду искать поселок. А потом – домой...
– А он у тебя есть? – резко спросил Исли, пересаживая мыша на стол.
Ответить Ригальдо не успел.
Петров взвился на ноги, отшвырнул картофелечистку и кружевной фартук – подарок Сидоровой, разумеется – и почти страстно вскричал:
– Позвольте, я провожу вас! К поселку! А то не найдете.
– Это еще зачем? – притормозил на пороге Ригальдо.
– Служить такому сильному, э-э, воину, для меня честь, – вдохновенно выпалил Петров. – Я тоже в детстве на мечах драться любил. На деревянных.
– Экскьюз ми. Извините. Унскюль, – от волнения мешая английский, русский и датский, Иванов протиснулся между "северными террористами", едва ли не приседая в глубоких книксенах и делая вид, что он тут вообще ни при чем, навис над Петровым и яростно зашипел ему в самое ухо:
– Ты спятил?

Петров был непоколебим. Рыжие волосы у него на темени стояли дыбом. Голубые глаза потемнели.
– Не, ну ты понял, чего творится? Чего задумали эти отмороженные?
– Психи они, по-моему. И пидарасы.
– Да плевать мне на их ориентацию. Я не дам этому психованному людоеду подойти к поселку, – жарко зашептал Петров. – Заведу подальше, а там… Прощай, Иванов. Не поминай лихом, если что.
– Не, ну ты точно спятил, – проворчал Иванов, прикладывая ему руку ко лбу. – У тебя нет температуры?
– Это мой долг как полярника и гражданина моей страны, – обиделся Петров. – И перед чукчами мы, опять же, в ответе. Шаман предвидел! Он предупреждал!
– Тынатгыргын выделываться не велел, – строго сказал Иванов. – Давай лучше, типа, выйдем поссать – и убежим?
– А чукчи?
– Я тебя не пущу. Это что еще за опера "Жизнь за царя"?
– А если я тебе врежу? – отважно сказал Петров.
– Я приказываю тебе остаться, – как-то само собой сорвалось с языка у Иванова.
– Это по какому же праву?
– Я старше. И я Первый полярник.
– Ах так… – вспыхнул Второй. – Это навсегда порвет наши отношения.
– Ты идешь, проводник хренов? – проворчал Ригальдо.
Лед на нем уже несколько оттаял. Куда бы Ригальдо ни шел, повсюду его сопровождали теперь мокрые следы.
– Тот, что остался, за тобой, – шепнул Петров, застегивая доху и поднимая шарф до самых глаз. – Ну, все. Не поминай.

– Северные земли Альфонсо, скованные снегом и льдом, – Исли лежал на койке Иванова, заложив руки за голову, и негромко рассказывал, а сам Иванов, растянувшийся на верхней койке, слушал, подперев щеку кулаком, и нервно щелкал зажигалкой. – Последние пятьдесят лет жить становилось все скучнее. Поел, поспал, поохотился, расставил дома мебель красиво, гобелены развесил. Пришел Ригальдо, все перевернул, все сожрал, подрались, поохотились... поспали. Расставили мебель. Гобелены, опять же. Надо было что-то решать. Решили...
– Сменить обстановку?
– Да. Решили исследовать побережье... Очень занимательно.
– И что?
– И ничего. Шли, шли, шли вдоль берега. И пришли к вам.
– Это невозможно, – терпеливо повторил Иванов. – Здесь нет никаких земель Альфонсо. Да и время не то. У нас в мире давно закончился развитой феодализм. У нас демократия.
– Демократия – это когда два мужика живут в одной хижине без баб, спят на одной койке – я видел, как лежали подушки – и варят друг другу жрать?
– Да ладно, – оскорбился Иванов. – Мы еще и работаем. Мы не только это самое. Мы – ученые.

"Вот сейчас он уснет, – подумал Иванов, – а я..."
И уснул сам.
Во сне он стоял один посреди ледяной пустыни. На нем были заиндевевшие доспехи, плащ и тяжелые, подкованные железом сапоги. Плечи оттягивал неудобный, огромный меч, привешенный в петлю за спиной и при каждом движении бьющий под колени. Снег тускло светился, отражая растекающиеся по небу всполохи полярного сияния.
“Где же Второй?” – с томительным предчувствием подумал он. И побежал.
Ветер взвыл, как стая полярных волков, и швырнул в лицо пригоршню снега. И все время, пока Иванов бежал сквозь холод и мрак, навстречу ему летел снег, пытаясь сдержать, опрокинуть, остановить. Иванов ругался по-чукотски, рубил и пинал этот снег – а потом снова бежал.
Второго он нашел среди глыб льда, почему-то абсолютно голого. На его ресницах не таял снег. В воздухе возле губ не было видно пара от дыхания.
Когда Иванов затормошил его, Петров распахнул глаза – желтые-желтые, с вертикальным черным зрачком.
– Ты пришел меня убить? – кротко спросил он. – Я так и не смог стать Первым.
Иванов отшвырнул тяжеленный дурацкий меч и принялся взваливать Второго себе на спину.
– Я пришел за тобой, – просто ответил он.

Он проснулся от того, что Исли тряс его за плечо.
– Послушай, полярник. Отведи меня в тот поселок.
"Я проспал!" – ужаснулся Иванов и приготовился немедленно и героически оказать решительный отпор. Прямо как Рипли – Чужому. Но вместо этого спросил:
– Зачем?..
– Заберу Ригальдо, пока он какой-нибудь демократии не наелся... Это не наша земля. Он не должен тут оставаться – и я тоже. А уйти без него я, пожалуй, не должен.
“Ну, слава богу, дошло!” – подумал Иванов, но снова ничего не сказал, потому что снаружи послышался звон колокольчика и собачий лай, а вслед за тем – возбужденный голос Петрова.
“Живой!”
Ригальдо лежал на нартах Тынатгыргына, сложив руки на груди, и, кажется, не моргал. На его черных спутанных волосах не таял снег – прямо как во сне. Иванову даже на миг стало не по себе, но тут же отпустило, потому что Петров ходил рядом, усердно жестикулировал, подпрыгивал, приседал и много говорил.
Тынатгыргын сидел на корточках в стороне и раскуривал трубку. Даже его псы, кажется, ухмылялись.
Иванов подавил естественный порыв сбежать с крыльца и ударить Петрова в челюсть.
А вот Исли не стал церемониться.
Медленно сойдя во двор, как был, босиком и в безрукавке, он опустился в снег перед нартами на колени и приложил ухо к груди Ригальдо. На целую долгую минуту во дворе метеостанции воцарилась тишина. А потом ее нарушил Петров.
— Я же говорил, что они пидарасы! – на ломаном датском заявил он с чем-то вроде восторга.
— Дурак, — страдая от неловкости, произнес Иванов. — Нормальный обычай феодальных земель Альфонсо, скованных снегом и льдом. Может, там все мужики так делают.
– Я все слышу, – сказал Исли, поднимаясь с колен и отряхивая штаны. Видимо, лимит заботы о Ригальдо был исчерпан. – Что это вы с моим Вторым сделали? А, добрые люди?
– Все они врут, – Ригальдо, завернутый в шкуры, приподнялся и указал на Петрова. – Никакие они не люди. Вот этот сначала вроде как вел меня к поселку – а на самом деле попытался увести к океану. Там мы… повздорили. Он всякие пакостные слова кричал, а достать его я не мог – спрятался в щели между двумя торосами, зараза. Тогда я решил превратиться, чтобы снести эти льды нахрен. А он… Он тоже превратился – в гигантского белого медведя. И так съездил мне по башке, что я...
– Я же тебе говорил, что мы в гостях, – укоризненно сказал ему Исли и, вздохнув, покачал головой. – А ты: "сожру, сожру"...
– Я думал, мне кирдык, – шепнул Петров, бочком приблизившись к Иванову. – И тут, ты не поверишь, из-за тороса – Рыыургх! Бац, бац! Я, конечно, пока они там махались, рванул бежать. А навстречу, как по заказу – Тынатгыргынчик. Погрузили мы товарища Второго и его помятую гордость на нарты, и – вперед.
Иванов шикнул на него и посмотрел на шамана. По лицу Тынатгыргына разбежались довольные морщинки. Иванов с уважением подумал, что шаман наверняка что-нибудь в этом духе предвидел.
– А если бы они правда пришли в поселок?
– Первый полярник думать, что я совсем глупый, – Тынатгыргын старательно работал на публику, имитируя акцент. – Тынатгыргын видеть следы. Тынатгыргын уводить людей и возвращаться.
– Чтобы спасти нас? – восхищенно спросил Петров.
– Чтобы посмотреть, кто же все-таки достоин быть Вторым, а кто – Первым, – хитро улыбнулся шаман.

– Есть у меня подозрения, что этот приглядывающий за вами старик уже встречался с такими, как мы, – сказал Исли, щурясь от набирающего силу ветра.
– Тынатгыргын, – с гордостью ответил Иванов. – Он могуч. Он все может.
– Я с ним говорил. Он сказал, что не бывает Вторых без Первых и Первых без Вторых. Либо ты один, либо вас двое. Выход, – Исли прошелся туда-сюда по снегу, – изменить все. Но прогнать Ригальдо я не смогу. И убить – тоже.
Они стояли вдвоем на верхушке сопки и смотрели на равнину, где шаман разговаривал с собаками, собираясь в дорогу.
Петров, забравшись на крышу станции, ремонтировал лидар.
Ригальдо, когда Иванов его в последний раз видел, лежал на нижней койке, завернувшись в его, Иванова, одеяло, и пил растворимый кофе. Ригальдо ни с кем не разговаривал, но почему-то Иванову показалось, что с той минуты, когда Исли опустился на колени перед нартами, Второй стал как-то спокойнее и довольнее, будто отыгрался за какие-то неведомые обиды.
– Мы с Ригальдо поговорили, – светло улыбнулся Исли, будто прочитав его мысли. – И пришли к выводу, что так хорошо, как у вас, у нас все равно не будет. Наверно, нам было нужно сюда попасть, чтобы осознать это сейчас, а не через ближайшую сотню лет.
Иванов неловко кашлянул и потянулся закурить.
– Нам нужно что-то другое. Какое-то общее занятие, как у вас. Например, небольшая война, – продолжал размышлять вслух Исли.
– Мужики, – взмолился Иванов, поперхнувшись дымом. – Не надо здесь воевать – у нас земная ось пошатнется. Возвращайтесь в свое Альфонсо.

– Ты отдал ему мыша! – возмущался Петров, когда они возвращались с “проводов”. – Он с ними замерзнет! Или помрет с голоду! Они с ним сделают что-нибудь… противоестественное!
Иванов молчал – перед глазами все еще будто стояла картина: двое легко одетых людей, бредущих по бескрайней белой равнине в сторону океана. Один – впереди, и второй – чуть сзади.
– Они бесконечно одиноки, – сказал Иванов и стряхнул с капюшона Петрова снег. – А с Павликом им будет о ком заботиться. Пусть он будет для них Третьим.
– Я все равно считаю, что это нечестно, мог бы сначала хотя бы со мной обсудить. Что за произвол Первых Номеров! – начал было Петров и вдруг умолк, насторожившись. – Погоди-ка. Мы что, опять не заперли дверь?

Стоило им приблизиться к крыльцу, как дверь со скрипом распахнулась. На открытый воздух из нее выпорхнула худая черная ворона, сделала круг над головами полярников и, спикировав на купол лидара, огласила окрестности тоскливым хриплым карканьем.
Следом за ней из дверей метеостанции боком вышел молодой темноволосый тип в драных черных одеждах.
– Одичалые? – неуверенно спросил он. – Или кто вы такие?
Полярники переглянулись.
— Ты сам-то кто будешь? – ласково спросил Петров. – Ты бы надел капюшончик. Холодно.
– Джон Сноу,– угрюмо ответил парень. – А где я?
– Ничего-то ты не знаешь, Джон Сноу, – вздохнул Иванов и сделал приглашающий жест внутрь дома. – Но мы тебе сейчас все расскажем.
Ворона насмешливо каркнула.

@темы: слеш/яой, фанфики, джен, Полярники Нескафе, Claymore

---

[troyachka]

Название: Выход в поле
Переводчик: troyachka
Бета: virago, Луче Чучхе
Оригинал: The Trip in the Field by WildwingSuz (разрешение на перевод получено)
Ссылка на оригинал: www.fanfiction.net/s/8139886/1/The-Trip-in-the-...
Фандом: Кости, Секретные материалы
Размер: 17 975 слов в оригинале / 14 500 слов в переводе
Пейринг/Персонажи: Сили Бут / Темперанс Бреннан, Фокс Малдер / Дана Скалли
Категория: джен, гет
Жанр: драма, мистика, детектив, кроссовер
Рейтинг: R
Краткое содержание: Бут и Бреннан обращаются к Малдеру за помощью в деле, таком же пугающем, как и многие из "Секретных материалов". Но согласится ли он помочь?
Примечание/Предупреждения: обсценная лексика, ПОВ Малдера, трупы.
*Выход в поле - работа следователя со свидетелями и уликами в противовес работе с документами.

Глава 1.

Май 2008 года

— Чем могу помочь?

На крыльце ждала худощавая шатенка, достаточно рослая, чтобы смотреть мне в глаза, не задирая головы. Ее спутник, на пару дюймов выше меня самого, выглядел, как бывший морпех и не дурак подраться, — для тех, кто знает, как они выглядят. Я знаю. Работал на такого когда-то давно. Это явно не свидетели Иеговы, методично достававшие меня всю прошлую неделю — тем я сунул в нос дробовик и они не рискнули бы еще раз нарваться на него.

— Фокс Малдер?

Прямым и настойчивым взглядом голубых глаз она немного напоминала Дакоту Уитни, но я был уверен, что эта не из ФБР. Насчет парня я сомневался, и если бы мне пришлось угадывать, то фора бы не помешала. Она была в штатском: сшитые на заказ брюки, трикотажная кофта, темно-синее пальто в горошек. А он — в обычном черном костюме, не Армани, но и не тряпка из одежного супермаркета, и в темно-сером плаще. Цветастый галстук и ярко-красная пряжка на ремне бросались в глаза. На пряжке была надпись, но я не стал вглядываться, потому что не хотелось пялиться ему в пах.

— А вы кто? — в свою очередь спросил я с подозрением, разглядывая их сквозь решетку. Двумя пальцами я придерживал тяжелую дубовую дверь, готовый в любой момент захлопнуть ее у них перед носом.

Широкоплечий морпех шагнул вперед и сверкнул мне в глаза значком, прямо как по учебнику.

— Специальный агент Сили Бут, ФБР, — сказал он, сурово глядя мне в лицо, не выдавая ни гнева, ни любопытства. — А это моя напарница, доктор Темперанс Бреннан из института Джефферсона.

Я взглянул на нее с интересом:

— Вы не из ФБР?

— Нет, я работаю с агентом Бутом. Специализируюсь на судебной остеологии и консультирую ФБР, — ответила она.

Я заметил в его руках пару папок: старая, в бело-красную полоску, была спрятана внутри новой, из серо-зеленого картона. Полосатая была до боли мне знакома — папка «Секретных материалов».

— Мы можем войти и поговорить с вами? — спросил агент Бут.

Я подавил вздох.

— Только не о «Секретных материалах», — ответил я, не двигаясь с места. — Но ведь вы именно о них и хотите поговорить, не так ли?

Они обменялись многозначительными взглядами. Очень напоминало нас со Скалли, когда-то мы были такими же — способными энергичными молодыми агентами.

— Мистер Малдер...

— Зовите меня просто Малдер, — вздохнул я и отступил, открывая дверь. Боже, каким старым я вдруг себя почувствовал! Сколько лет прошло с тех пор, как я сам тыкал кому-то в лицо эту маленькую кожаную книжечку со значком? Семь лет? Восемь? Пока я впускал их, сожаление — одинаково сладкое и горькое — охватило меня, но я постарался избавиться от него. Потом скинул со стола кучу хлама, чтобы они могли сесть и разложить свои бумаги. Скалли надрала бы мне задницу, если бы знала, что я принимал их среди такого бардака. И я вспомнил, как было приятно, когда нас ней чем-то угощали во время похожих визитов, и нехотя спросил:

— Как насчет кофе? А может, принести чаю со льдом?

— Да, спасибо, кофе — это отличная идея, — сказала доктор Бреннан, и в этот же момент ее напарник ответил:

— Нет, спасибо, не стоит беспокойства.

Они заговорили одновременно, а потом резко повернулись и сердито уставились друг на друга. Вынужден признать, они были очень забавными, несмотря на то, что мне откровенно не хотелось иметь с ними никаких общих дел, особенно по старой памяти.

— Ну, я и сам бы выпил кофе, погодите немного, заварю, — я вышел на кухню, оставив их в столовой. Здесь все искрилось чистотой: всего два места в доме я исправно прибирал, и кухня была одним из них. Скалли бы яйца мне оторвала, если бы я не убирал за собой здесь и в туалете. На весь остальной дом она честно положила с прибором: с возрастом мы стали гораздо терпимее друг к другу.

И, кстати, о Скалли — как же она разозлится, когда узнает, что я снова занимаюсь делами ФБР? Я включил кофеварку и задумался. Однажды она чуть не бросила меня к чертям, и я не хотел бы повторять такое. Знал ведь, что надо было подождать и сначала посоветоваться с ней, поступить хоть раз правильно вместо того, чтобы лезть сломя голову вперед, не задумываясь о последствиях. Я слишком стар, чтобы снова рубить сплеча.

К счастью, мой сотовый был здесь, на столешнице: я как раз собирался стряпать, когда в дверь позвонили. Заглянул в столовую — гости листали документы из новой папки, так что я вернулся на кухню и взял телефон. Открыл окно сообщений.

«Ты тут? Важно».

«Занята. Что?»

«ФБР здесь спрашивает про СМ. Могу говорить?»

«Опять? Откуда у них твой адрес?»

«Проныры».

« ОК, спс, что сказал, держи меня в курсе».

«Угу. ♥»

« :-) и я тебя. До связи!»

Усмехнувшись, я сунул новый айфон в карман джинсов и вытащил чашки из кофеварки, а то кофе уже начал выливаться из них. Пусть Скалли кричала и брыкалась, но я за шкирку втащил ее в мир коротких текстовых сообщений, что на телефоне, что на компе. Она, конечно же, настаивала, чтобы я писал полностью и грамотно, тратя на это кучу времени. Я старался не доставать ее слишком сильно перепиской, чтобы она не забила на меня. Хорошо, что сегодня не успел ей сильно надоесть.

Потом я отнес чашки в столовую, вернулся за ложечками, сахарницей и сухими сливками — сливки принесла Скалли. Устроившись напротив агента Бута, я проворчал:

— Ладно, ваша взяла. Не обещаю, что помогу, но по крайней мере выслушаю вас. Достаточно честная сделка?

— Агент Драмми говорил, что вы ворчливый брюзга, несмотря на молодой возраст, — доктор Бреннан разглядывала меня, как жука под микроскопом. — Сказал, что вы похожи на первопроходца-охотника с Фронтира, но я думаю, вам больше подходит период поздних сороковых.

— Кости! — зашипел на нее агент Бут, потом повернулся ко мне. — Она отличается, м-м-м... прямотой.

— Не нужно извиняться за меня, Бут, перестань, — отчитала она его и принялась колотить свои пол-ложки сахара в кофе. — Я сама могу извиниться... если возникнет такая необходимость.

Я никак не мог решить, нравятся мне они или бесят. Но они точно были не типичные ФБРовцы, каких полно.

— Ладно, эм-м-м, Малдер, — начал Бут, подталкивая ко мне серо-зеленую папку. — Вот то, что вам нужно знать.

Я открыл ее и сразу же наткнулся на яркую, глянцевую фотографию скелета. Кости казались белоснежными и чистыми, нежно-розовым сияли хрящи и соединительные ткани, и все это лежало в высокой, сочно-зеленой траве. Я не удержался и воскликнул:

— Дядюшка Флойд! А мы-то искали тебя все эти годы!

Доктор Бреннан расхохоталась, но Бут только уставился на меня своими темными, глубоко посаженными непроницаемыми глазами, и я уступил.

— Конечно, это не первый скелет, который я вижу, — сухо заметил я, — но не могу сказать, что я его узнал.

— Ее, — встряла доктор Бреннан. — Мы смогли по тазовым костям определить пол и приблизительный возраст, а потом проверили данные о пропавших без вести в том районе, где мы нашли ее.

— Это останки Алисии Реборн, семнадцати лет, из Фернтри, Северная Каролина. Пропала на прошлых выходных, — с готовностью добавил агент Бут и отхлебнул кофе.

— Вот же дерьмо! Ее что, сварили людоеды? — воскликнул я, вспомнив о деле «Цыплят Чако». Давно это было, конечно, но эйдетическая память имеет свои плюсы и минусы.

Доктор Бреннан удивленно подняла брови.

— Вы разбираетесь в следах каннибализма на костях?

Я фыркнул.

— Ровно настолько, чтобы навсегда пропало желание связываться с чем-то подобным.

Я до сих пор помню, как колотилось сердце, когда Скалли сунули головой в этот гребаный железный механизм, а психованный ублюдок занес над ней мачете. Мне хотелось сначала застрелить его, а потом футболять его труп через весь район — он посмел тронуть мою напарницу.

Эта парочка еще раз обменялась говорящими взглядами. Такие штуки со временем начинают действовать на нервы. Мы со Скалли, что, вели себя точно так же? И эти постоянные сравнения тоже стали меня раздражать. Кто, черт возьми, придумал отправить ко мне этих двоих? Их, случайно, не выбрали потому, что они на первый взгляд походили на нас со Скалли в прошлом?

На этот раз слово взял агент Бут.

— Ответ на ваш вопрос — нет. Никаких признаков каннибализма мы до этих пор на теле не обнаружили. Алисия отправилась с друзьями в поход, но домой не вернулась. Именно в таком виде ее и нашли три дня спустя на горе Браун в Северной Каролине.

Я замер, недоверчиво уставившись на фото, и вдруг что-то словно ударило меня под дых.

— Подколоть меня пытаетесь, верно? — я не услышал ответа и потому поднял голову; они оба пялились на меня. — Что?

— Вы побледнели, — сказала доктор Бреннан. — Уверена, вы вспомнили тот случай на горе Браун, когда вас с агентом Скалли почти переварил гигантский подземный гриб.

— Такое нелегко забыть, — ответил я сухо, сделав глоток обжигающе горячего кофе. Скорее всего, они не знали о моей эйдетической памяти, и я не собирался посвящать их в подробности. — Вы считаете, это тоже работа гриба?

Агент Бут покачал головой.

— Всю гору и ее окрестности проверили и перепроверили биологи из трех разных университетов и парочка ученых из Центра по контролю и профилактике заболеваний. Никаких следов гриба или его спор, описанных в вашем деле, — он подтолкнул ко мне красно-белую папку. — Тем более, их вроде бы все уничтожили.

Я прищурился и посмотрел на них, оставив папку без внимания.

— Если это не грибы, скрывающиеся среди людей, с чего вы решили, что я могу вам помочь?

Доктор Бреннан хихикнула, но агент Бут сверкнул в ее сторону глазами. Глядя на них, я мысленно прижал ладонь к лицу. По-моему, Буту стоило слегонца отпустить тормоза. Но он повернулся ко мне и сказал:

— Дело в том, что возле горы Браун видели НЛО, а это тоже в вашей компетенции.

Я коротко хохотнул:

— Ага, старый психованный Призрак, чью сестру утащили пришельцы. Драмми вам и об этом рассказал?

— Нет, мы просмотрели несколько ваших старых дел, прежде чем нашли это, — ответила доктор Бреннан в своей прямой, сверхделовой манере и постучала пальцем по пыльной, пожелтевшей обложке «Секретных материалов», к которой я и не притронулся. Душу из меня вынимала эта папка: я вспоминал, что отдел закрыли именно после незаконного трибунала и моего побега, а Рейес и Доггетта перевели черт знает куда. Видеть эту папку у себя дома было куда хуже, чем пережить визит в штаб-квартиру Гувера несколько недель назад. Дело о горе Браун относилось к 1999 году, прошло почти десять лет. Господи... Сейчас мне казалось, что целая жизнь прошла, а не десятилетие. Я теперь понимал, почему Артур Дейлз так странно вел себя много лет назад, когда я впервые связался с ним по поводу «Секретных материалов».

— Вы и агент Скалли случайно видели разные... интересные вещи.

— Она сейчас доктор Скалли, педиатр в госпитале Всескорбящей Богоматери в Ричмонде, — сказал я. Без сомнения, они знали об этом, но напомнить будет не вредно.

— Вы действительно видели останки... ребенка-демона? — Бут с неожиданным любопытством наклонился вперед, пытливо вглядываясь темными, глубоко посаженными глазами. — Венгерский иммигрант, там, в Вирджинии, — действительно дьявол, желавший зачать ребенка?

Доктор Бреннан придержала его за мощное предплечье.

— Не сейчас, Бут. Что касается огней с горы Браун, на которые вы ссылаетесь в своем отчете...

— Минуточку, доктор Бреннан, — перебил я ее, подняв руку, — сколько наших старых дел вы просмотрели? И от кого узнали обо мне и «Секретных материалах»?

Бреннан коротко и сдержанно улыбнулась.

— Однажды Бут сравнил наше партнерство с вами и доктором Скалли — когда мы только начинали работать вместе. Сперва я не понимала, о чем речь, пока он не просветил меня по поводу некоторых ваших дел.

Бут сидел, откинувшись на спинку стула, смотрел на меня с неприкрытым изумлением.

— Да ведь вы легенда ФБР, Малдер, — искренне улыбнулся он и покачал головой, — и не в самом плохом смысле. Особенно после того, как вы и аге... простите, доктор Скалли раскрыли дело русского Франкенштейна. Нас теперь учат внимательней относиться ко всяким паранормальным странностям. Но после того, как я прочитал ваше дело о Сосальщике, уж не говоря о том парне, который вырастил себе голову, намазавшись йодом, я понимаю, что не готов.

Я не мог не ответить на его улыбку, хоть и без особой охоты.

— Леонард Беттс, — сказал я. — Он поедал раковые опухоли. Скалли взяла его. Нарвался не на ту рыжую девчонку и не в том месте.

Я решил не упоминать, что именно Беттс сообщил Скалли, что у нее рак; рак, подсаженный ей Консорциумом, чтобы я убедился в их реальных возможностях. И дальше по списку, и до бесконечности.

— Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов по поводу некоторых ваших особенно запутанных дел, но нам нужно сначала разобраться с этим делом, — Бреннан пихнула Бута локтем, произнеся слово «этим» с нажимом. — Вы уверены, что были похищены инопланетянами, правильно?

Я замер, уставившись на нее.

— Подача с левого фланга, пас в штрафную площадку, — я и сарказм. — Где же связь с «этим» делом?

— Мы надеялись, вы сможете посмотреть на скелет и сказать, не была ли жертва тоже похищена пришельцами, — Бреннан закусила губу. Мне показалось, что она сдерживается, чтобы не рассмеяться в ответ на мой комментарий, во всяком случае, в этот раз сдерживается. Эта женщина выражала свои мысли прямо и высказывалась откровенно, это не плохо само по себе. Но сейчас напоминания о прошлом действовали мне на нервы. — Хотя я не верю в инопланетян, которые прилетают на Землю и похищают людей, мы собираемся досконально проверить все гипотезы, даже если они кажутся нам странными.

Внезапно меня охватил холодный гнев; я встал. Несмотря на то, что агент Бут рассказывал раньше, я не нашел различий между ним и Драмми или любым другим агентом, с которыми я общался в последнее время. Не считая Уитни, но она умерла. Им не стоило насмехаться надо мной из-за того, что я в последнее время откровенно занят фигней. Да, я только и делаю, что смотрю телек и почитываю газетки, но это не дает им права так себя вести.

— Простите, но ничем помочь не могу, — категорично заявил я, захлопнул новую папку и толкнул ее обратно этому здоровяку, рассевшемуся напротив меня. — Сказка закончилась. Я обещал выслушать вас и выслушал, но делать ничего не буду.

Они изумленно уставились на меня, а потом поднялись. Доктор Бреннан допила свой кофе, а хмурый агент Бут подобрал со стола старую красно-белую папку. Они так и не сняли верхнюю одежду, и тем лучше — нет повода тянуть время.

— Оставьте себе, — Бут кивнул в сторону серо-зеленой папки, оставшейся на столе. — Это копия. Если у вас будут вопросы или вы передумаете, там моя визитка.

— Когда рак на горе свистнет, — холодный ответ.

Я проводил их до двери, и едва они оказались за порогом, без слов захлопнул дверь — просто у них перед носом. А потом пошел в гостиную, встал к окну и, спрятавшись за тяжелой плотной шторой, прислушался. Так можно было уловить эхо их голосов, доносившихся с крыльца. Я всегда оставлял приоткрытым одно из окон в гостиной, чтобы слышать, что творится возле дома. Я не был настолько доверчивым, как считала Скалли.

— Черт побери, Кости, что мы не так сказали?

— Я думаю, упомянув пришельцев, мы задели его больное место. Не имела об этом ни малейшего представления, ведь во многих его делах шла речь об инопланетянах. Он действительно верит в них, не так ли?

— Ага, и он утверждал, что его с агентом... доктором Скалли тоже похищали, поэтому я не знаю, отчего... такая проблема... позже.

Я отступил назад и сделал глубокий вдох: их голоса стихали вдали и совсем сошли на нет, хлопнула дверца машины. Я наклонился к окну снова, разглядев в зазор огромный, черный и явно ФБРовский «Форд Экспедишн» — машина съехала с газона, оставляя за собой черную колею. Я подумал, что лучше бы им запереть за собой ворота, и направился в кабинет. Нахуй обед, есть больше не хотелось. Чуть позже надо было бы прогуляться — проверить почту и ворота. Я доверял им ровно до тех пор, пока мог их послать. Похищали ли меня на самом деле?! Я не собирался показывать им шрамы, оставшиеся на моем теле, или объяснять, что именно из-за шрамов я стал отращивать бороду.

Глава 2.

Вечером того же дня, за ужином, Скалли приперла меня к стенке вопросами о сегодняшних гостях. Теперь я пожалел, что написал ей: мог бы не говорить, и она бы ни о чем не узнала. Сделанного не воротишь, но сейчас я готов был бросить ужин и сбежать куда-нибудь, уехать под любым предлогом, да что угодно, лишь бы избежать ее безжалостного допроса.

— Боже, теперь я знаю, каково было нашим подозреваемым в комнате для допросов! — в ярости выкрикнул я и отшвырнул салфетку на середину стола, едва не попав в полную тарелку, но мое терпение подошло к концу. Я с гневом уставился на Скалли. — Не хочу больше об этом говорить! Не хочу иметь с этим дела!

Скалли проигнорировала мой спектакль, наколола на вилку последний кусочек тунца из своей порции и отправила его в рот. Это было одно из моих любимых блюд, и она согласилась, чтобы я готовил его пару раз в месяц. Прожевав рыбу и запив ее чаем со льдом, Скалли спокойно заметила:

— Малдер, ты не сможешь выбросить это из головы. Даже если агенты ФБР не вернутся, ты будешь мучиться, пока не свяжешься с ними сам. Любопытство, вот что делает тебя хорошим агентом.

Я фыркнул и потянулся вперед, подобрать салфетку. Бросил ее обратно на колени и раздраженно ответил:

— Прекрасно, замечательно! Да, но я ведь и не агент больше. Ты частенько мне напоминаешь об этом. Я сейчас вообще никто и ничто!

— Что ж, полагаю, твой добровольный домашний арест подошел к концу. Ты больше уже не можешь прятаться, теперь время подумать, чем ты собираешься заниматься в будущем, — невозмутимо констатировала Скалли и медленным движением заложила за ухо длинную рыжую прядь. — Мне кажется, шесть лет ковыряния в прошлом, ничегонеделания или тревожного ожидания неприятностей из-за угла могут любого вывести из строя. Думаю, именно поэтому тебя так взволновало дело отца Джо. Я должна была догадаться.

— А я-то думал, теперь ты педиатр, а не психоаналитик, — ехидно парировал я, перекладывая последний кусок рыбы к себе на тарелку.

— А я бы в жизни не догадалась, что ты мог или собирался стать психоаналитиком. Вот так ты себя ведешь, — она придвинулась ближе и ловко сперла у меня кусочек рыбы. — Знаешь, мог бы и спросить, не хочу ли я добавки.

Боже, иногда Скалли совершенно сводит меня с ума!

— Ты говорила, это не твой любимый рецепт, — она сбила меня с толку.

— Но и не отрицала, что он мне по вкусу, — и она взяла еще кусочек из моей тарелки. — Я очень проголодалась, потому что пропустила сегодня обед.

— Хочешь доесть?

— Нет, лучше поделюсь с тобой.

Я поборолся с ней за несколько последних макаронин, конечно, дал ей выиграть, а потом отодвинул тарелку и откинулся на спинку тяжелого деревянного стула.

— Черт, Скалли, я не знаю, что делать. Тот снисходительный тон, которым доктор Бреннан сказала «я не верю, что инопланетяне прилетали на Землю», действительно задел меня за живое! Не хочу больше связываться с этим дерьмом.

— Стоп... Доктор Бреннан? Доктор Темперанс Бреннан?! — Скалли вытаращила глаза.

— Да, а что? Ты знаешь ее?

— В некотором роде.

Она вышла из кухни и поднялась наверх, и я услышал, как над моей головой поскрипывают доски. Вскоре Скалли вернулась с большой книгой в твердом переплете, на суперобложке я увидел фотографию доктора Бреннан.

— Это она?

— Да-а-а... Надо же, и не знал, — я открыл книгу и просмотрел аннотацию. — Почему, черт побери, автор бестселлера работает на ФБР? Она говорила, что из института Джефферсона.

Я захлопнул книгу и вернулся к биографии автора на обороте. Оказывается, она прославилась на весь мир как судебный антрополог еще до того, как стала писательницей. Я хорошо понимал, как это — бросить любимую работу, и мне стало горько. Если бы еще был выбор...

— Ох.

Скалли собрала посуду и понесла к раковине, а я отложил книгу и встал помочь ей. Она и так тяжело работала в больнице, не хотел, чтобы она еще и домашними делами заморачивалась. Но удержать ее от этого было так же трудно, как кошек пасти. Много-много маленьких котят.

— Просто помоги им, Малдер, только не проси меня участвовать в деле. Рули этим сам, — она намекала на подержанный джип, который пришлось купить мне после того, как я разбил ее машину. Если я даже чуть-чуть поцарапаю ее новый «Фьюжн», таким разговорам не будет конца, так что джип меня вполне устраивал.

«Погоди... минуточку», — подумал я.

— Постой. В прошлый раз это ты меня уболтала помочь ФБР. И посмотрите, что вышло: ты изменила свое решение прямо в разгар дела, развернулась на сто восемьдесят градусов, и я до сих пор не понимаю почему! Если честно, уже и понимать не хочу. Дело кончено, и хватит об этом. Я собирался выкинуть его из головы. Я не хочу, чтобы ты снова угрожала бросить меня из-за ФБР.

Я переждал ее напускное спокойствие. Хорошо. Ничто так не бодрит перед сном, как отличный бурный спор.

— Я угрожала уйти, потому что ты пальцем не пошевелил, чтобы распутать дело, а я должна была заниматься Кристианом, — ответила она, звякнув тарелками о посудомойку чуть громче, чем обычно.

Я знал, что были и другие причины, много причин — работа с этим мальчиком смешалась в адский коктейль с ее верой, с ненавистью к отцу Джо, с вынужденным отказом от Уильяма, бог весть с чем еще — но я забил на это. Мне не улыбалось разозлить ее так, чтобы она перестала разговаривать со мной или, еще хуже, отправила спать на неудобный, горбатый диван. Когда мы переехали сюда, он тут уже был, и ни за что ему не сравниться с моим старым черным кожаным диваном.

Скалли загрузила тарелки в посудомойку и выхватила из моих рук блюдо. Сегодня на ней была зеленая матроска, которая мне очень нравилась, — в похожей Скалли в первый раз занялась со мной любовью — и домашние джинсы. Я не мог глаз отвести, так хорошо они сидели на ней, особенно когда она наклонялась.

— Ты что, пытаешься соперничать со мной, Малдер?

Она меня знала до чертиков хорошо. Иногда. Это все годы партнерства, в них дело. Я не мог сдержать усмешку.

— Кое в чем, — сознался я. — Признайся, немало времени прошло с тех пор, как мы последний раз устраивали зажигательную возню в постели.

Скалли закрыла посудомойку, нажала на нужные кнопки и обернулась ко мне, сексапильно улыбнувшись, на щеках у нее появились ямочки. Теперь она стала чаще улыбаться, и как же мне это нравилось!

— Если ты хочешь именно этого, необязательно затевать стычку.

— Правда? — я позволил ей взять меня за руку и вести к лестнице. — Думал, небольшие разногласия — топливо для твоего мотора, заводят.

— Ты заводишь меня, Малдер, и не забывай об этом, — ответила Скалли. — Но если ты предпочитаешь драку, мы можем изменить план...

Я понимал, когда пора заткнуться.

Глава 3.

Я шагал по лаборатории следом за агентом Бутом, пытаясь осмотреться, но он шел так быстро, что не очень много мне удалось увидеть. На первый взгляд здесь было просторно, много открытого пространства, подчеркнуто современный дизайн — всюду металлические стеллажи, стекло, вьющиеся растения и суетливые люди.

Бут на ходу хлопнул пропуском по стойке и взбежал по невысоким ступеням на платформу. С полдюжины человек собрались там возле металлических каталок, подозрительно напоминавших передвижные столы для аутопсии; во время работы со Скалли я достаточно насмотрелся и знал, как они выглядят. Четверо или пятеро склонились над одним из столов, и когда мы подошли ближе, я разглядел на нем скелет. Наверное, тот самый, с фотографии, которую мне показывал Бут.

Тогда я и познакомился с командой доктора Бреннан. Трудно было не оценить красоту гибкой, элегантной, темноволосой художницы Энджелы Монтенегро, занимавшейся реконструкцией лиц умерших, хотя Скалли точно надрала бы мне задницу, если бы я решился на что-то большее, чем восхищение. Раньше я выбирал именно таких, как Энджела. До того, как одна пробивная рыжеволосая малютка похитила мое сердце. Теперь для меня никто не имел значения, кроме Скалли, но не реагировать на хорошенькую женщину? Я еще не настолько старый хрыч, это точно.

А вот их начальник, доктор Камилла Сэроен, совсем другого поля ягода. Она, безусловно, выглядела очень привлекательной, но внутри у нее чувствовался стальной стержень, и я не сомневался, что она без колебаний применит эту железную дубину. И ассистент доктора Бреннан, эксцентричный, холодный и недружелюбный тип — его представили как Зака — тоже не особо мне понравился. Этот зыркнул на меня так, будто это я им скелет на столе обеспечил.

Но был там еще один парень, который занимался анализом микрочастиц и насекомыми, и он-то взбесил меня не на шутку.

— Доктор Джек Ходжинс... старик, знал бы ты, как я счастлив с тобой познакомиться! — завел он во время рукопожатия. Я даже опешил, но старался себя не выдать. Агент Драмми немедленно лишился почетного звания сопляка и прилипалы, и оно тут же перешло к этому парню, пресмыкавшемуся передо мной, как убогий фанат перед кинозвездой. Действует с одной таблетки. Так, кажется, говорил Морфеус в Матрице?

— Почему это? — спросил я, когда освободил наконец руку.

— Чувак, да все психи-конспирологи в восторге от тебя, почти как от Стрелков*, да покоятся с миром их маленькие подозрительные душонки, — он осклабился, глядя на меня через стол. — Я перечитал вообще все, что ты издавал под разными псевдонимами. Эх, здорово было бы, сделай ты из этих статей книгу.

— Ходжинс — наша местная звезда конспирологии, — пояснила Энджела, и посмотрела на него с любовью. — Не обращай внимания на это все.

Правильно я не подкатил к ней: ясно как божий день, что ее сердце в руках у этого бородатого умника.

— Хорошо, давайте сосредоточимся на деле, — объявила доктор Сэроен. — Мистер Малдер, не хотите изучить скелет?

— Просто Малдер, — ответил я, глядя на металлический стол и кости на нем. — Надо было вам пригласить Скалли для такого дела, но она вряд ли сможет, слишком плотный график в больнице.

— Верно, она так и ответила, когда мы позвонили, — вмешалась доктор Бреннан, не отрывая взгляда от скелета. — Пока что, во всяком случае.

Изумленный и злой, я уставился на нее.

— Когда это вы ей звонили?

— После того, как ушли от вас, — невозмутимо ответила она и склонилась над столом, пристально разглядывая одну из костей, потом выпрямилась и взглянула на меня. В ее светлых голубых глазах плескалось беспокойство, по-моему, она поняла, что облажалась.

Я действительно растерялся на мгновение, но решил выяснить все проблемы со Скалли позже. А сейчас пошел вокруг стола, рассматривая кости. Умники — так их в своей точной и безжалостной манере обозвал агент Бут — давали мне дорогу. Скелет выглядел совершенно таким же, как другие, которые мне приходилось видеть раньше. Снова мелькнула мысль о Скалли, ей следовало быть здесь, а не мне. Но тут я заметил кое-что у локтя и наклонился, чтобы рассмотреть получше.

— Вот перчатка, — сказал кто-то, и я не глядя взял предложенное и натянул на правую руку.

Я осторожно приподнял руку скелета и обследовал холодную, высохшую кость; не нужно быть врачом, чтобы заметить это.

— Тут следы порезов, от ножа или чего-то еще, очень острого, — сказал я, выпрямляясь, стянул перчатку и вздрогнул: несколько волосков на запястье зацепились за резину, их вырвало с корнем. Терпеть этого не могу. — После гриба не остается таких следов, разве что он руки себе отрастил. На костях Шиффов ничего не нашли, кроме органической зеленой слизи, служившей грибу пищеварительным соком. На этом скелете, судя по вашим отчетам, ничего такого не было.

— Очко в твою пользу, — усмешка Ходжинса пряталась в гнезде рыжеватых волос вокруг его рта, и я вдруг затосковал по своей бороде. — Предполагаем, это след от скальпеля или лезвия опасной бритвы. Я взял соскобы, но пока не проверял их, работаю с другими микрочастицами.

— Тогда зачем здесь я? — я обвел взглядом их лица. Бут отошел в сторонку, прислонился к окружавшим платформу перилам и скрестил руки на широкой груди. Да, как платный консультант я согласился прийти и взглянуть на скелет, согласился слетать в Северную Каролину, чтобы взглянуть на место преступления, но теперь всерьез задумался, а нужно ли это все?

— Потому что в вашем отчете указано: во время вашего химически индуцированного сна пришельцы поместили там скелеты, чтобы отвлечь от себя внимание, — пояснила доктор Бреннан. — Добавьте к этому доклады об активности НЛО возле горы Браун, и мы предположили, что...

— Но это были всего лишь видения, вызванные грибом, собиравшимся переварить меня без проблем, — перебил я ее, хмурясь. Неподалеку стояла мусорная корзина, я прицелился и бросил туда перчатку, попал. Два очка старику!

— Кое-что могло быть реальным, — заметил Ходжинс. — Нет аргументов против того, что пришельцы использовали земные... эм-м-м, человеческие инструменты для своей грязной работы.

— Все равно никаких признаков похищения или инопланетного вмешательства нет, — ответил я. — Могу это гарантировать, опираясь на свой прошлый опыт.

Ходжинс скрестил руки на груди.

— Ну, раз ты так говоришь... Пусть меня это и бесит порядком.

Я сунул руки в карманы джинсов и принялся снова разглядывать скелет, размышляя над тем, что узнал из их отчетов, и пока прогуливался вокруг стола и рассматривал кости. Все молчали.

Алисия Реборн, семнадцать лет, из года в год ходила с друзьями в походы к подножью горы Браун, была опытной туристкой. Но в этот раз она не вернулась до утра понедельника, несмотря на занятия в школе, тогда ее родители забеспокоились и позвонили друзьям. И услышали, что приятели дочери на выходных никуда не ездили. Зная, где Алисия обычно разбивала лагерь, они отыскали это место, нашли невредимую машину и даже палатку, но не было ни Алисии, ни других людей.

Тут же вызвали спасателей, собаки взяли след — в лес по кратчайшему пути уходили колеи от шин, но вскоре на каменистой почве потерялись и они, и собаки не смогли взять след снова. Только через три дня поисков в конце концов обнаружили скелет, в двенадцати милях от палатки и неподалеку от того места, где десять лет назад откопали скелеты Шиффов. Скелет идентифицировали по записям стоматолога. Без всяких сомнений, это была Алисия.

Первым делом мы забронировали билеты на самолет. Я предложил, глядя на Бута:

— Давайте посмотрим, где ее нашли. И на всякий случай захватите респираторы.

— Я бы не отправился в такое место без них... Давай, двигай вперед, Кости! — взревел Бут и махнул рукой в сторону выхода. — Собирайся, мы будем ждать тебя в машине.

Судя по всему, окружающим было наплевать на его показательные выступления, остальная часть команды разбрелась по своим делам. И только Ходжинс перед нашим уходом снова заверил меня, что поддерживает мои теории. Но насчет этого дела у меня никакой уверенности не было. Я только убедил себя, что не могу бросить расследование прямо сейчас. А потом мы вышли из института и отправились в аэропорт.

Глава 4.

Ничего нового мы не нашли, ни в том месте, где лежал скелет Алисии, ни на опустевшей теперь туристической стоянке; только хорошо утоптанную землю. Бут заметил, что следы от шин рядом с тем местом, где отыскали машину Алисии, принадлежали разным автомобилям, и доктор Бреннан сняла отпечатки шин. В полицейском отчете значилось, что единственная найденная машина принадлежала жертве. Сделав несколько звонков, Бут заодно разузнал, что ни один из следователей не отъезжал от лагеря дальше, чем на сто метров. Мы предположили, что вторые отпечатки шин оставил тот, кто увез Алисию и чей след взяли собаки спасателей.

В самом начале я посоветовал вызвать бригаду криминалистов, но, к моему изумлению, доктор Бреннан вытащила из багажника здоровенную спортивную сумку, достала из нее бутылку воды и почти полный пакет белого порошка. Прежде чем я смог выдавить из себя что-нибудь умное, она сказала:

— Гипсовый слепок в процессе, — понесла это все к месту, которое указал Бут, и начала работать.

Я вопросительно посмотрел на Бута.

— Из вечных скаутов, да?

Бут закатил глаза, но потом почти нежно заулыбался, глядя на нее.

— Ты даже не представляешь, — ответил он.

Когда доктор Бреннан закончила, мы отправились на встречу с родителями Алисии. Мы поднялись на крыльцо, Бут представил меня отцу погибшей девушки, и я вдруг понял, что у меня нет никаких полномочий для участия в разговоре. Но Бут быстро соображал, с этим пришлось смириться: он представил меня как независимого консультанта, который уже сталкивался с подобными преступлениями, и потому нас не послали куда подальше, хотя на месте мистера Реборна я бы именно так и поступил.

Отец выглядел убитым горем. Вместо того чтобы пригласить нас в дом, он вышел на крошечную веранду и запер за собой дверь.

— Жена и так сильно расстроена, не стоит ее тревожить, — сказал он, опершись на перила и обведя нас взглядом. — Чо еще вам нужно?

В этот момент я понял, что мужик просто по горло сыт расследованиями и расспросами, а не горюет о смерти дочери.

— Просто проверяем информацию, — пояснил Бут.

Стоял он, держа в одной руке папку, а другую свободно опустив вдоль тела — открытая, спокойная, совсем неофициальная поза. Отлично. Я слегка расслабился, когда понял: Бут знал, что делал, ему можно было уступить инициативу в таком деле.

— Здесь говорится, — он показал папку, — что Алисия несколько лет ходила с друзьями в походы. Сколько ей было, когда она впервые отправилась с ними?

— Тринадцать, — ответил отец недружелюбно. — Мейси, старшая сестра ее подруги Марии, стала у них вожатой, и всегда все шло нормально.

— Сколько лет исполнилось Мейси на тот момент? — спросила доктор Бреннан, облокотившись на перила напротив Реборна и скрестив руки на груди. Сегодня ее одежда была в коричневых тонах, и она надела длинные, тяжелые деревянные серьги и парное к ним ожерелье. Такой костюм демонстрировал сдержанность и основательность. Но я все равно больше, чем следовало, пялился на ее основательно выдававшуюся грудь всякий раз, когда смотрел в ту сторону. Слаб человек — всегда любил хорошие сиськи.

— Да лет двадцать пять, — ответил Реборн, хмурясь. — И к чему эти расспросы? Ни один из ее друзей ни черта о походе не знал. Алисия сказала нам, что отправится дней на пять-шесть.

Не нужна была телепатия, чтобы сообразить — мы, все трое, подумали об одном и том же. Этот папаша не интересовался и не проверял, действительно ли его несовершеннолетняя дочь отправлялась в поход в сопровождении взрослых. Но никто из нас троих не проронил ни слова по этому поводу.

— А у Алисии был... парень? Она с кем-нибудь встречалась? — спросил Бут мягко, понизив голос, чтобы не разозлить собеседника, а наоборот, успокоить его. Много раз в прошлом я использовал этот же тон, когда говорил с подозреваемыми.

Я осторожно посмотрел на них, и вовремя: Бут и доктор Бреннан обменялись долгими взглядами, он слегка нахмурился, она поджала губы, он едва заметно покачал головой, и она отвернулась. Весь этот молчаливый разговор занял секунд десять. Это что, правда похоже на меня и Скалли? Надо же. Черт, а мы ведь до сих пор так делаем. Должно быть, это ужасно забавно смотрится, особенно в магазине.

— Да встречалась с кем-то еще в прошлом году, но хрен знает, с кем, — ответил отец, глядя куда-то вдаль. — Спросите лучше у ее друзей, я после обеда работаю и ни разу этого кадра не видел.

Замечательные родители, подумал я. Бут открыл дело и зачитал несколько имен, услышав которые отец закивал.

— Ага, это ее подруги, они в курсах. А теперь, если вы не против, я бы пошел поужинал.

Мы втроем так же молча переглянулись и спустились с крыльца. Слова были не нужны даже сейчас, хотя в этот безмолвный разговор теперь включился и я, чужак.

Глава 5.

Со вторым свидетелем мы сорвали джек-пот. Шейна Оберландер была лучшей подругой Алисии, и когда мы втроем мягко, но решительно приперли ее к стенке, она призналась, что в курсе «походов» Алисии. Та встречалась с таинственным «стариком» примерно с середины зимы.

— Не знаю, где именно они познакомились, но он работал где-то в Вашингтоне и приезжал только на выходные, — призналась Шейна. — Думаю, его семья обретается неподалеку. Он ей втирал, что женится на ней и увезет в Вашингтон, когда ей стукнет восемнадцать. И она на это всерьез рассчитывала, поверьте.

Понятное дело, девица не знала, как имя этого типа, и вообще ничего конкретного о нем не знала. А другие девушки, с кем нам удалось переговорить, даже не верили, что Алисия встречалась с мужчиной, не с парнем из школы, с которым их постоянно видели вместе. Когда же мы спросили, с каким именно парнем, они тут же языки в задницу позасовывали. Но такие вещи обычно не очень трудно выяснить, так что мы на них больше не давили.

Закончив с последней подружкой, мы вышли на улицу, Бут бросил взгляд на часы и вздохнул.

— Наверное, надо бы взять ордер, или нам повезет, и этот суперзаботливый папаша разрешит нам так осмотреть комнату Алисии? — с сарказмом предположил он, пока мы шли по растрескавшейся цементной дорожке к серому «Форду Эскейп», арендованному в аэропорту. Конечно, не настолько крутая тачка, как «Экспедишн», на котором они ко мне приезжали, но мы вполне удобно в нем разместились. — Но я бы оставил все это на завтра, а сейчас лучше пошел бы и устроился в гостинице.

— С меня хватит, — я поднял руку. — Если вы остаетесь, можете просто подбросить меня до аэропорта. Я сваливаю.

Доктор Бреннан остановилась как вкопанная и уставилась на меня. Бут и я тоже остановились.

— Почему?

Безапелляционная прямота ее вопроса взбесила меня, но я тут же взял себя в руки и ответил так же честно:

— Потому что я вам только мешаю. Просто таскаюсь за вами, как собачий хвост, и от меня никакого толку. А сейчас даже не понимаю, что я здесь должен был делать.

— Но дело только началось, — настаивала доктор Бреннан. — Мне бы хотелось, чтобы вы остались еще на какое-то время. В конце концов, я думаю, у вас могут появиться версии, которые нам в голову не пришли бы. Мы знаем, что это не пришельцы или гриб, но в любом случае у нас есть версии, я бы хотела, чтобы вы помогли нам их проверить.

Бут кивнул:

— Даже если Алисию убил ее загадочный любовник, это все равно не объясняет состояние ее тела через три дня после исчезновения. Нам действительно пригодится в этом деле ваш опыт.

Я разрывался надвое. Я честно намеревался помочь им, но оставаться здесь на ночь не планировал и не знал, как теперь поступить. Мне очень, очень не хотелось лишний раз бесить Скалли. Но если я собирался продолжать работать дальше по делу, было бы идиотизмом лететь обратно в Вашингтон, а потом ехать домой, чтобы на следующий день снова повторить весь путь. Честно говоря, я думал, что дело всего на день, ошибся. Окей, ладно, я раскрутил их на чертовски приличный почасовой гонорар, почему бы не поработать вместе?

— Давайте-ка в отель поедем, — сказал Бут, прошел мимо меня и открыл машину. — Не захотите остаться, отвезу вас в аэропорт.

— Ладно, — проворчал я, решив не звонить Скалли и не писать СМС. В прошлый раз я слишком поторопился и потом пожалел об этом, теперь я продумаю все куда тщательнее.

В дороге мы не общались, и я облегченно выдохнул, когда мы добрались до дешевого мотеля в Оттсвилле, маленьком туристическом городке у подножья горы Браун. Потрясающе! ФБР до сих пор не тратилось на нормальные гостиницы, как в старые добрые времена. Выходя из машины, я заметил приоткрытую дверь одного из номеров — к моему удивлению, оттуда появилась Скалли.

— Еще до того, как задашь вопрос, отвечаю: я взяла отпуск в больнице,— она, улыбаясь, пошла мне навстречу, и ее длинные распущенные волосы сияли в лучах послеобеденного солнца, напоминая о золотой осени. И на ней была обычная повседневная одежда: бледно-розовая безрукавка ручной вязки, джинсы и белые теннисные туфли. — Больше нет настолько сложных случаев, как с Кристианом, да и другие врачи мне задолжали, я часто их подменяла.

Я не мог решить, рад ли видеть ее здесь и сейчас, или наоборот, но обнял ее за плечи и быстро поцеловал.

— Надолго?

Они с Бутом и доктором Бреннан не представлялись друг другу, а просто обменялись кивками и поздоровались, я учел это. В таком месте не стоит пререкаться, но позже — другое дело. Верилось с трудом, но все говорило о том, что Скалли составила заговор у меня за спиной вместе с ними.

— Еще не знаю, — ответила она, когда мы все, не сговариваясь, отправились к маленькому кафе в конце длинного, Г-образного здания мотеля. — И отец Ибарра ничего не сказал. Он знает, что ему очень повезло: я не сдалась, когда он влез в дело Робинсона, даже после всего дерьма, которое он вывалил на Кристиана.

Мы устроились за столиком, доктор Бреннан стала расспрашивать Скалли о работе, и я не вмешивался в их разговор — просто наблюдал. У меня хватало ума, чтобы не копаться в душе моей напарницы (мы до сих пор так друг друга называли — другие термины не так точны), но в отношении Бута и Бреннан у меня не было обязательств, и я начал пристально изучать их. Но прежде чем я полностью погрузился в свои мысли, Бут завел разговор о наших старых делах, и я незаметно увлекся темой. В итоге совместный ужин получился довольно приятным, и после него стало не очень удобно напоминать всем о Реборнах. Бут и Бреннан решили еще пойти в бар и выпить, но мы со Скалли отказались и вдвоем вернулись в комнату.

— Думаешь, они спят друг с другом? — с улыбкой спросила Скалли, когда я закрыл за нами дверь.

Я обернулся к ней и скрестил руки на груди.

— Итак, Скалли, что именно ты здесь делаешь?

Ее улыбка растаяла, она опустилась на край кровати, заправила волосы за уши и уставилась на меня снизу вверх совершенно без эмоций.

— Ты о чем? Ты имеешь в виду, кроме помощи в расследовании?

— Помощи в расследовании? — повторил я, наконец дав волю гневу, и раздраженно взмахнул рукой. — С каких это пор? В тот раз я умолял тебя помочь, а ты отказалась. А сейчас тебя просит кто-то другой, и вот ты здесь, без возражений, без оговорок.

Она уставилась на меня с явным изумлением.

— Но я думала, ты будешь рад мне!

— И я был бы, если бы ты не устраивала этот цирк у меня за спиной!

— Но я хотела сделать сюрприз!

— О, ты его сделала, еще бы! Прямо как тогда, когда я нашел тебя у отца Джо!

Она вскочила, со злостью глядя на меня: полтора метра женского гнева, упакованные в маленьком и ладном теле.

— Ну и к чертям тебя тогда! Я думала, ты хочешь этого, но ясно, что меня здесь не ждут!

— Зачем ты согласилась на разговор с доктором Бреннан и Бутом, когда они позвонили? — с подозрением спросил я и подпер спиной дверь, когда увидел, что она вытащила чемодан с вещами из шкафа. Там лежал и мой чемодан, Скалли без спросу привезла сюда мои вещи. Это почему-то не обрадовало меня, а разозлило еще сильнее. — Ты прибежала, как только они поманили, а когда я просил о помощи, ты отказалась.

— Минуточку, — медленно произнесла она, поворачиваясь ко мне. — Так ты злишься, что кто-то другой попросил меня приехать, да? Не потому, что я здесь, а потому, что это не ты позвал меня?

Я моргнул от изумления, собрался возразить, но так и не решился. Было о чем подумать — Скалли попала в яблочко.

— Доктор Бреннан обмолвилась, что звонила тебе после их визита к нам домой, и ты разговаривала с ней. Это меня удивило, — признался я. — И не очень обрадовало. Такое чувство, будто вы сговорились о чем-то за моей спиной.

Скалли поставила чемодан на пол возле шкафа и подошла ко мне — я все еще подпирал дверь. Она остановилась в полуметре, уперла руки в боки и уставилась на меня.

— Малдер, после прошлого дела я поняла: быть профайлером-криминалистом и следователем — твоя первая и лучшая судьба, если цитировать твой любимый фильм. Как ты мне однажды сказал, это твоя суть. В этот раз я не хочу добраться к тебе на помощь слишком поздно.

Перед моими глазами пронеслись образы: ублюдочный русский псих занес надо мной топор — и пропал, а потом на его месте появилась Скалли со здоровенным дрыном в руках. И она смотрела на меня с нескрываемым ужасом.

Вот дерьмо!

Это воспоминание врезалось в меня не хуже товарняка. Как только Скалли поняла, что я займусь этим расследованием, она решила не оставлять меня одного. Она приехала, чтобы быть со мной, на моей стороне, как и все эти годы. Не для того, чтобы украсть мою славу или выставить меня идиотом.

— Я говнюк.

— Еще бы, — моментально согласилась она. — Но ты мой говнюк.

Я усмехнулся и шагнул вперед, чтобы обнять ее.

— Рад, что ты здесь, — я уткнулся носом в ее макушку. Меня удивляло то, насколько хорошо наши тела подходили друг другу, несмотря на разницу в росте. Скалли дополняла меня так, будто бы нас изначально сделали парой. — Без разницы, как и для чего, верь мне, твоя помощь очень пригодится. Лишь бы не было проблем с больницей из-за отъезда. Если дело затянется, им придется обходиться без тебя.

Скалли откинула голову назад, чтобы видеть мое лицо, не нарушая наших объятий.

— Я нуждалась в отпуске уже после выписки Кристиана, — призналась она. — Да и отец Ибарра постоянно стоял у меня над душой — больше, чем обычно.

— Злится, что ты его вывела на чистую воду, — я подтолкнул Скалли к кровати, на которую мы и уселись. — Пытается выставить тебя в дурном свете, чтобы не выглядеть рядом с тобой таким говном.

Она кивнула, переплела наши пальцы и положила мою ладонь себе на бедро.

— Я поняла, что вместе мы всегда сумеем избежать тьмы, неважно, где она подстерегает нас. Так что лучше уж я буду рядом, на твоей стороне.

— Вместе — это наш выбор, — я ощущал себя так, будто громадная гора свалилась у меня с плеч, а раньше я даже не подозревал об этой тяжести. Осторожно я сжал пальцы напарницы.

— Эй, как насчет того, чтобы найти наших молодых коллег и выпить с ними?

Скалли фыркнула.

— Хочешь сказать, Малдер, что мы старички?

— «Джим, ты в порядке? Как себя чувствуешь?» — «Молодым. Я чувствую себя молодым, доктор», — процитировал я тот же фильм, о котором она вспоминала пару минут назад, «Стар Трек IV». — Ответил я на твой вопрос?

— Еще бы, — она поднялась и потянула меня за собой. — Пойдем.

Глава 6.

На следующее утро мы встретились в кафе за завтраком, около восьми утра. Все мы были слегка с бодуна и не очень отдохнувшие: не думаю, что кто-то из нас планировал до двух ночи пить и танцевать в ретро-баре поблизости, но закончили мы именно так. Я и не припоминал уже, когда мы со Скалли выкидывали что-то подобное. По-моему, в Голливуде, после просмотра этого ужасающего фильма о нас. Тогда мы оторвались на всю катушку с кредиткой Скиннерз-бюро.

И прошлой ночью мы доказали, что не слишком стары для такого и для отличного окончания вечера уже в мотеле.

Никто из нас не падал лицом в салат, но и на завтрак мы особенно не налегали, даже Темперанс. А мы уже более-менее называли друг друга по именам. Кстати, за столом она пространно рассуждала о разных антропологических исследованиях церемониальных танцев. Мы были не очень бодры, потому слушали ее довольно вяло. Выпили пару галлонов кофе и сока, не меньше, закусили черствыми тостами, а затем, постанывая, выбрались на улицу, под яркое солнце.

— Где, блин, наши чертовы машины? — простонал Бут, пряча глаза под темными очками. Я вспомнил, что вчера он пропустил пару стопок текилы, а мы в основном заправлялись пивом.

Темперанс огляделась, прикрывая глаза ладонью.

— Обратно мы добирались не на машинах, я это точно помню, — сказала она. — Может, мы брали такси? Или нас кто-нибудь подбросил?

— Пешком, — хором ответили я и Скалли, грустно покачали головами и усмехнулись друг другу.

— Это не слишком далеко, — объяснил я. Жаль, что мои очки от солнца остались в машине. Я тоже прикрыл глаза ладонью и посмотрел направо, потом налево, пытаясь вспомнить, и выдал: — Три перекрестка вниз и еще две улицы. Клуб «Вулкан».

— О, да, — простонал Бут, и мы стартовали. В это тихое утро вторника машин здесь было мало, а пешеходов на тротуарах и того меньше, несмотря на работающие офисы и магазины. Темперанс и Скалли шли впереди нас, обсуждая что-то из области науки — точнее я не смог расслышать. А мы с агентом Бутом молчали. Прошлой ночью после пары-тройки бокалов мы стали лучшими друзьями, но прямо сейчас мне почему-то совсем не хотелось разговаривать.

Я вспоминал, как здорово вчера вечером было расслабиться на полную катушку, посидеть у бара с выпивкой, как все нормальные люди, потанцевать — в основном со Скалли, но немного и с Темперанс. Там играла какая-то смесь хитов семидесятых, восьмидесятых и девяностых, и пусть я пропустил все быстрые танцы, но медленными насладился сполна. Приятнее всего было наблюдать за Скалли: весь вечер она веселилась, смеялась и оживленно болтала, впервые за долгие годы. Когда мы вернемся домой, надо будет выбираться с ней иногда в такие места.

Мы добрались до ретро-бара и, конечно же, наши машины стояли перед ним на площадке, посыпанной гравием.

— Встретимся у Реборнов? — Бут взглянул на меня и Скалли, когда мы отошли от серого внедорожника.

— Неплохая мысль, — ответил я, — но что мы там будем делать?

— Поможете нам осмотреть ее спальню, — сказала Темперанс приглушенным голосом: она как раз заглянула в машину и достала оттуда очки себе и мне. — Четыре пары рук лучше одной.

С благодарным кивком я взял очки. Не знаю почему, но я раньше не видел Скалли в темных очках, оказалось — никакой разницы. Я сел за руль ее шевроле и последовал за машиной Бута и Бреннан. Мы обогнули гору Браун и отправились в Фернтри, к дому Реборнов, в добрых двадцати милях отсюда. Отца Алисии дома не было, но мать впустила нас, не спросив удостоверений ни у кого, кроме Бута, и даже ордер не понадобился. Конечно, нам бы следовало получить его, но зачем дергаться лишний раз, если можно обойтись так? Бут действительно отлично знал все эти приемчики.

Надев резиновые перчатки, мы встали у дверей спальни Алисии. Комната вряд ли без труда вместила бы нас четверых. Я встретился взглядом с Бутом и, махнув рукой в сторону двери, пробормотал:

— Пропустим дам вперед? Они сами были девочками-подростками и, наверное, лучше поймут, что и где искать.

— Ну, э-э-э... Малдер, а как давно вы с Даной вместе? В смысле, до тех пор, как вы ушли в подполье. Ну, сколько вы были напарниками? — спросил Бут так, чтобы я мог расслышать его, а женщины, стоявшие уже в другом конце комнаты — нет.

Я бесстрастно взглянул на него.

— Хотите, чтобы я посоветовал, как и когда лучше всего затащить вашу напарницу в постель?

Его глаза расширились, но я намеренно не дал ему никакого ключа к моему настроению: хотел посмотреть, как он выкрутится.

— Нет, но все думают, что мы уже, и я бы хотел изменить ситуацию. Иногда это слишком мешает в работе.

Я наблюдал, как Скалли и Темперанс методично, в молчаливом согласии обыскивали комнату, и потому ответил не сразу.

— Многие думали так же обо мне и Скалли задолго до того, как мы это сделали, но в основном мы спускали эти сплетни на тормозах, — медленно ответил я, вспоминая городок Кронер в Канзасе и весьма заводную встречу однокурсников. Как же сложно тогда было не поцеловать Скалли — особенно после того, как пухленькая блондиночка сгребла меня в охапку и поцеловала прямо перед ней! Я повернулся и посмотрел на Бута. — А с чего это тебя так волнует?

— Это не профессионально, — нахмурился он, тоже наблюдая за обыском.

— И это говорит парень, который носит пояса с реально непристойными пряжками, галстуки, рядом с которыми мои студенческие — образец скромности, и вдобавок радужные носки? — я подпустил в голос отчетливого сарказма. — Я же профайлер и психолог, ты знаешь.

— Господи боже, да ты хуже ирисок, — буркнул он вдруг и прошел в комнату, подальше от меня.

Он сбил меня с толку, но я решил — пусть. Я был без понятия, о чем Бут говорил, так что решил при случае уточнить у Темперанс.

Бут настоял на том, чтобы он сам поднял матрас и пружинный блок с кровати, хотя Темперанс возмущалась, что может сделать это не хуже. Она даже приводила какие-то наукообразные аргументы, антропологические, так мне показалось, объясняющие, почему мужчинам нужно изображать из себя мачо. О, наконец я что-то о ней узнал.

И тут они нашли то, что искали. Желтый блокнот, полностью исчерканный каракулями и рисунками, он скрывался под пружинным блоком и одной из ламелей. Алисия была сильной девушкой, надо заметить. Скалли вытащила тетрадку, и мы сгрудились вокруг нее, после того как Бут вернул матрас на место.

Первые пять-шесть страниц пестрели надписями, выведенными аккуратным почерком: миссис Алисия Траск, Алисия Лори Реборн-Траск, миссис Траск, миссис Майкл Траск, А.Л.Т. и прочими вариациями на тему. Когда я оторвал взгляд от блокнота, Бут уже отошел в сторону и наяривал кому-то по телефону. Темперанс покопалась в своей рабочей сумке, достала оттуда парочку пакетов, и они со Скалли упаковали блокнот. Даже уходя, мы не встретили миссис Реборн, хотя я заглянул на кухню, чтобы выбросить перчатки. Прекрасные, прекрасные люди.

Снаружи Бут остановился у капота форда и забарабанил пальцами по металлу, другой рукой придерживая возле уха телефон. Но уже спустя секунду он резко выпрямился, сказал «Понял!» в трубку, спрятал телефон и обернулся к нам.

— Майкл Траск, двадцать восемь лет, работает в главном офисе ФБР, в отделе учета, ближайшие родственники — родители, живут в Оттсвилле, — с заметным удовольствием произнес Бут. — Его уже вызвали для допроса.

— Не нужно было далеко ходить, — заметил я, и Скалли на секунду ухмыльнулась.

— Думаешь, на этот раз мы с первой попытки достали убийцу? — Темперанс довольно быстрым шагом догнала Бута.

— Может быть, — ответил тот. — Ставки делать не буду, но для всего бывает первый раз.

продолжение в комментах

@темы: перевод, X-Files, гет, джен, Bones

---

[Медичка Шани]

Название: Дорога волка
Фэндомы: Wolf's rain, The Dark Tower
Автор: Медичка Шани
Бета: Stakkars
Размер: мини, 1517 слов
Персонажи: Киба и стая
Категория: джен
Жанр: роад-стори
Рейтинг: G - PG-13
Краткое содержание: Он идет бесплодными землями, всегда вперед, только вперед.

Он идет бесплодными землями, всегда вперед, только вперед, и всегда впереди него бежит смерть. Позади — его новые спутники.
"Куда ты так рвешься, Киба?"
"Как ты выбираешь дорогу?"
"Ты знаешь, что случится в конце?"
Их вопросы звенят под сводами его черепа.
Как — проще всего. Доверяй своему носу, слушай ветер, ищи знаки. Здесь скверная, мертвая почва, истощившаяся от бесконечных войн, погребенная под снегом и скованная льдом. Она пахнет ржавым железом, распахавшим ее и оставшимся в ней навеки, пролитым горючим, старыми костями. С течением времени все превратилось в бескрайнюю тундру — низкую, болотистую, перемежающуюся холмами и торосистым льдом. Ветер сеет острую, мелкую снежную крошку. Ветер несет чей-то недобрый смех.
"Может быть, остановимся поискать пищу?"
Здесь нет пищи. Земля леденеет, и голод и мороз сгоняют все, что еще шевелится, в города. Города пахнут по-другому — острой, чарующей вонью помойки, крысятника, гниющими овощами, сырыми матраcами, жирной копотью, виски в чужом дыхании. Спиртом и антифризом. Дешевыми духами. Ночью купола, покрывающие города, светятся тусклым сиянием, их можно разглядеть с равнины даже в метель, но они не в силах удержать сочащуюся из городов вонь. Ветер развеивает ее над пустошами, рвет на клочки. Ветер несет облегчение.
И еще здесь встречаются рельсы. Рельсы пахнут мазутом, рельсы звенят тоненько и тревожно, когда вдалеке, в темноте, появляется состав, мчащийся с огромной скоростью и несущий перед собой сноп света. Рельсы пахнут близкой дорогой. Близким одиночеством. Близкой смертью.
Ветер несет еще один запах — тонкий, еле уловимый, нежный. Сладкий и горький одновременно, заставляющий сердце биться чаще. Аромат цветка.
Аромат то сильнее, то слабее.
"Киба! — кричит сзади Хигэ, пригибаясь под порывами ветра. — Ты уверен, что ведешь нас правильно?"
Он уверен.
Если не веришь носу, раскрой свои глаза. Путь обозначен впереди так же ярко, как если бы его нарисовали светящимися красками, которыми пачкают стены пацаны во Фриз-сити. Насыпь сугробов образует дорожку, колею, уводящую прочь от куполов, через ночь, через стужу. Если наступит день и на небо выкатится бледное солнце, будет видно, как тени от заброшенных вышек и сухих деревьев, редко встречающихся на равнинах, ложатся всегда вдоль этой колеи, а не так, как им следовало бы лежать. Если выйдет луна — огромная, красная, больная — будет видно, как бегущие через нее облака нарисуют перистую дорожку, тянущуюся вдоль волчьего пути. Вдоль волчьего луча.
Его луча.
Если не веришь глазам, прислушайся к памяти.
Киба осторожно подходит к останкам железного монстра, выползшего к волкам на своих огромных колесах, такого громоздкого и опасного раньше, а теперь наполовину присыпанного щебнем, обездвиженного и обесточенного. Обнюхивает и задирает над ним лапу. Это не просто метка — это знак. Бог даст, тот, кто однажды будет проходить мимо мертвого Стража, вспомнит, поймет и будет настороже. Даже через сто лет. Даже через тысячу.
"Я теперь тоже чую цветок!" — ликует Тобоэ, когда они выходят на каменную дорогу, ведущую к мосту. В пути они пересекли уже немало таких дорог — заметаемых поземкой или песком, видели застывшие остовы железных птиц, но впервые дорога совпадает с лучом, и все, особенно Хигэ, видят в этом добрый знак. Когда они всходят на настил, Киба останавливается и долго смотрит вниз, в свинцово-темную воду. Расстояние огромно, но шерсть на спине поднимается дыбом — он не может видеть, но знает, что там, в холодных темных глубинах, еще теплится жизнь, и обитатели великой реки Сенд приветливо машут из воды гигантскими клешнями: "дуд-а-чок, дуд-а-чок".
"Что с тобой, Киба?" — тихо спрашивает Цумэ, и Киба чувствует рядом его сильное теплое плечо. — Чуешь опасность?"
Опасность, конечно, это опасность. Он думает: когда-то в другой раз мост был (или будет) дряхлее. Он слышит вой ветра и тоненький свист расплетающихся тросов. Чувствует широко расставленными лапами, как проседает настил, складываются опоры, лопается железный рельс посредине и вся конструкция съезжает в воду — навстречу выметнувшимся клешням.
"Дуд-а-чок?.."
"Куда ты так рвешься?"
Куда — безусловно, сложнее. Он знает: там Рай. Он смутно помнит: трава и цветы. Море цветов, море запахов. Земля плодородная, обетованная, живое тепло, окружающее со всех сторон, и он — еще ребенок. Белый щенок, младший в своем роду.
Счастливые дни.
Земля его предков, земля белых волков из Эльда, стала кладбищем, и он — последний, кто ходит по ней, притворяясь двуногим. Это странно и уже почти не стыдно, но, быть может, он все-таки сможет на этот раз дойти до Рая — хотя бы на двух ногах. Ведь не зря у его человеческой личины упрямые ярко-голубые глаза.
"Чего ты боишься, Киба?"
"Я ничего не боюсь", — говорит он, стряхнув оцепенение, и это правда. Этот мост простоит еще сотни лет, он достаточно крепок, и когда не останется ни людей, ни волков — мост останется. По нему еще даже ходят поезда.
Рельсы начинают звенеть, и стая, неторопливо трусящая по мосту, ускоряет ход — скоро здесь пройдет поезд, увозящий пассажиров из стынущих степей куда-то, где, как им кажется, их ждет более теплый край. Встретиться с поездом на мосту опасно — это тоже правда.
"Мы двинемся следом за составом?" — спрашивает Хигэ, жадно принюхиваясь к ветру. Киба качает головой. "Теплый край" и Рай, который они ищут — разные вещи. И где-то за городом, который издали походил на изящное кружево, а вблизи стал похож на развороченное воронье гнездо, им предстоит навсегда разойтись с этой веткой. Луч уводит на северо-запад.
Киба знает, что это к лучшему.
Луч ведет их болотами, где под тонкой прослойкой бурого мха колыхается топь и ржавеют мотки колючей проволоки, ведет узкими вытянутыми холмами-эскерами, извивающимися, как змеи, где в расщелинах еще копошатся недобрые существа, не нуждающиеся ни в еде, ни в воде, но с удовольствием разодравшие бы на части того, кто неосторожно попадется им в лапы. Он ведет их пустыней, где ползают металлические скорпионы, а лапы увязают в песке. Ведет каменистой красной землей, на которой видны бесчисленные следы костров. Киба задирает лапу и мочится на эти следы, высунув язык, под насмешливые и понимающие взгляды друзей.
"Ты знаешь, что ждет вас в конце, волчок? Знаешь? Знаешь? Знаешь?.."
Сова, караулившая их в лесу, некогда известном как Великий Западный Лес, издевательски хохочет, неестественно выкрутив голову. Душно, нечем дышать. Нет света. Древние вязы, голые, без единого листика, сплелись над головой кривыми ветвями, точно искореженными смертельной болезнью руками.
Сова повторяет вопрос, снова и снова, как будто бы внутри нее что-то заклинило. Киба думает, что он уже слышал ее смех.
Когда он сжимает клыки на ее шее, внутри совы щелкает. Киба чихает от отвращения: из-под тонкой птичьей кожи сыпятся паразиты, а перья летят во все стороны. Однако он продолжает трепать сову до тех пор, пока механический голос не умолкает, а потом презрительно выплевывает ошметки плоти, пронизанные тонкой сеточкой, и стальную пластинку, на которой выгравировано "НОРТ-СЕНТРАЛ ПОЗИТРОНИКС, ЛТД. Разработка 4: СТРАЖ".
"Это всего лишь еще один Страж", повторяет Киба, наступая лапой на высохший птичий скелет, обнаруженный в двух шагах. Хрупкие кости немедленно рассыпаются в пыль. Страж охраняет путь. Страж служит лучу.
"Послушайте, — Блю старается говорить равнодушно. — Я все еще не уверена, что мое место в Раю. Но раз так случилось, что все мы встретились, я пойду с вами до конца."
Киба кивает. С рассветом, когда стая отправляется в путь, Киба взбегает на вершину скалы, похожей на чей-то надколотый зуб. Все говорят, что запах цветка последние дни почти неуловим, но не для него.
"Ну что, нашел след? — кричит снизу Хигэ. И когда Киба кивает, с гордостью объявляет: — Ну это же наш Киба!"
Волки медленно трусят вдоль скалы, ожидая, когда Киба спустится, а он с какой-то внутренней дрожью пересчитывает их взглядом и чувствует странный холодок: он знал, что они все соберутся.
Балагур и женщина с темной кожей. И мальчик. И тот, что и раньше был несколько наособицу и носил на груди крест.
Его спутники. Его друзья. Его стая.
"Иногда мне кажется, — медленно говорит Цумэ, когда они отдыхают в каких-то развалинах, — что ты просто дурачишь нас. Нет никакого Рая, и конца этому пути тоже нет".
Иногда Киба почти согласен с ним, а иногда готов впиться в глотку, посмевшую изрыгнуть эти фальшивые, злые слова, но всегда сдерживается. На пути, ведущем через холмы, легко поддаться злу. Оно — единственное, что еще осмеливается обитать здесь. Оно — в равнодушных круглых глазах механической совы. В складках черного плаща человека, забравшего Цветок.
"А вот мне иногда кажется, — робко подает голос Тобоэ, вмешиваясь в их разговор, — будто Киба и сам не против нам все рассказать, но пока рано. Надо просто довериться ему, и..."
"Много ты понимаешь, кутенок!"
На самом деле Киба считает, что Тобоэ уже понял больше, чем все остальные. Возможно, потому, что, не доверяя ни слабому нюху, ни колючему ветру, чаще прислушивается к своему сердцу.
"Расскажи им, — мысленно просит Киба. — Хотя бы начни. Ведь сам я не могу. Не должен."
"Просто мне кажется, — Тобоэ прикрывает нос лапой, виновато смотрит. — У меня такое чувство, что..."
"Что он ведет нас в ловушку!" — рычит Цумэ.
"Что он ведет в ловушку себя", — поправляет его Тобоэ, и Киба опускает голову на лапы, закрывает глаза. Мальчик. Мальчика он потеряет первым. Так получалось всегда. Но возможно — вероятность такая же крошечная, как песчинка в пустошах, покрытых следами бесчисленных отгоревших костров или как зернышко цветка, из которого потом прорастет целый мир — что на этот раз что-то пойдет иначе.
"Да ну вас к черту, — смеется Хигэ. — Похоронная бригада и то веселей вас. Расслабьтесь. Мы же в Рай идем, в конце концов."
Если не можешь решить, доверять судьбе или нет, просто иди вперед.
"Рай... — Тобоэ подползает под бок, доверчиво жмурится. — Ты знаешь, какой он, этот Рай, Киба?"
О да, он знает. Он видит его в своих снах.
Видит поле цветов, от края до края неба, и в самой его середине, под низкой красной луной — тонкий высокий силуэт темной башни.

@темы: The Dark Tower, фанфики, джен, Wolf's rain

---

Внезапно, драббл

[Mrs N]

Название: Внезапно
Автор: Mrs N
Бета: vlad.
Канон: «Случайная вакансия», «Зов кукушки»
Размер: драббл, 519 слов
Пейринг/Персонажи: Марко де Лука, Корморан Страйк
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Вор должен сидеть в тюрьме! ©
Примечание/Предупреждения: 1. Возможно АУ и ООС, одно нецензурное слово; 2. Драббл написан на ФБ-2014 для команды Роулинг.

В детстве Марко де Лука катастрофически не любил ходить в бассейн. В то время как его одноклассники гоняли в футбол и играли в крикет, он, Марко, вынужден был натягивать ласты, мерзкую резиновую шапочку (хорошо, если не в цветочек) и нырять в вонючую воду. Запах хлорки въедался в тело, а на лице оставались следы от очков. Марко подолгу стоял в раздевалке перед зеркалом и разглаживал их, разглаживал… Сколько раз он пытался прогулять бассейн, симулировал болезнь — но нарывался лишь на родительские нравоучения: «Полезно для осанки! Потом спасибо скажешь!» — и лишение карманных денег.

Всё изменилось в тот день, когда он краем глаза заметил, что какой-то лох пожалел монеты на электронный ключ и оставил шкафчик с вещами в раздевалке открытым. Соблазн был слишком велик (тем более, за «неуд» по контрольной предки лишили карманных денег на целый месяц) — и Марко не стал долго раздумывать. Да и времени было в обрез — вскоре должны были появиться люди с предыдущего сеанса.

И понеслось… Марко обратил внимание, что такие чудики, жалевшие полфунта на сохранность своих вещей и живущие по принципу «У меня нечего брать», встречались систематически. А в их карманах всегда находилась какая-то мелочь.

Родители радовались: «Сын полюбил плавание!». Оплачивали ему безлимитный абонемент в бассейн: «Взялся за ум, по улицам не шатается!». И даже прибавили карманных: «Вырос!».

У лохов Марко много не брал — пятёрку, десятку, иногда и того меньше — ни к чему было наглеть и распугивать потенциальных жертв. Доход тратил на всякую фигню и презервативы, родители-то наличными не баловали, а за его расходами по карточке строго следили. А позже, когда начал встречаться с Гайей, и на ухаживания хватало.

Гайя… Красивая, конечно, тёлка, наивная. Показал ей пару трюков с мячом, навешал лапши, что собирается пробоваться в юниорский состав «Арсенала», она и растаяла. Марко вздохнул. Если бы не свалила с мамашей в какое-то захолустье, до сих пор вместе были бы. А так… Ну, приезжала пару раз на выходные из своего Пэгфорда, ну, перепихнулись. Нет, Марко обет воздержания не давал и в монахи не записывался.

Он взглянул на часы. Оставалось пять минут до окончания сеанса — пора было выходить из воды. Он всегда шёл в душевую чуть раньше, чтобы в раздевалке оказаться в пересменок, — а там как повезёт.

На входе в раздевалку Марко споткнулся и задел локтем какого-то здоровяка-инвалида на костылях. Извинился, пропустил, извинился ещё раз — и пошёл к своему шкафчику. Огляделся по сторонам: никого, пора действовать.

Он прошёл вдоль рядов, пальцем пытаясь подцепить дверки, — никак. Вдруг одна, в нижнем ряду, поддалась. Марко открыл её, вытащил брюки, пошарил по карманам — и в этот момент заметил, что верхний шкафчик тоже приоткрыт. Потянул дверь за краешек — и замер: прямо на него падала нога.

***

— Твою мать, полицию вызывайте! — услышал, едва войдя в раздевалку, вернувшийся за шапочкой Страйк.

— Да не-е-е, вряд ли он хотел украсть мой протез, — сказал он, взглянув на несчастного парня, лежавшего без сознания на полу. — Наверняка споткнулся и врезался в шкаф головой.

— Да кому на хрен нужен твой протез, — орал мужик в обёрнутом вокруг бёдер голубом полотенце. — У него в руках мои портки.

Страйк почесал подбородок. Решил, называется, спортом позаниматься. Не судьба! Теперь придётся в полицию свидетелем…

Вздохнув, Страйк уселся на стул, отложил в сторону костыли и начал пристёгивать протез.

@темы: Роулинг, фанфики, джен

---

Мы никогда не умрем, джен

[Танка Морева]

Название: Мы никогда не умрем
Автор: Танка Морева
Бета: Algine, Elga и команда глюкенбунда
Канон: «Гарри Поттер»
Размер: Мини
Пейринг/Персонажи: Альбус Дамблдор, Геллерт Гриндевальд,

спойлер

Доктор, Мастер
Категория: джен
Жанр: AU
Рейтинг: G
Краткое содержание:три встречи Альбуса и Геллерта.
Примечание: Написано на ВС-10. Авторский фик 1, тема: «Sed semel insanivimus omnes» — «Однажды мы все бываем безумны»
От автора: Возможно два прочтения этого фика.

спойлерно

Для не смотревших "Доктора Кто" — это немного необычный взгляд на Альбуса и Геллерта, для поклонников шоу — АУ к «Концу времен»

— 1 —
История эта началась на Даунинг-стрит, десять, где в небольшом кабинете чересчур серьезные джентльмены окружили пакет известного происхождения, не решаясь его вскрыть. Пакет уже проверили Скотланд-Ярд и МИ-5 всеми обычными и необычными способами, и даже установили, что в нем находятся карманные часы без цепочки, неработающие или с остановившимся заводом. К пакету прилагалась открытка, в которой знаменитый авантюрист, выдававший себя за нового Мерлина, поздравлял премьера с прорывом линии Зигфрида и уверял, что его скромный подарок придется как нельзя кстати.

Джентльмены справедливо задавались вопросом, для кого именно он придется «кстати», для Великобритании или ее противников? От ответа зависела ни много ни мало национальная безопасность. Премьер чрезвычайно заинтересовался подарком, и теперь просто уничтожить его и забыть как страшный сон — не представлялось возможным.

Когда все предложения иссякли и джентльмены зашли в тупик, наконец-то открылась дверь, и в кабинет вошел единственный специалист в области...

Помощник премьера потом долго пытался вспомнить область деятельности этого специалиста и, несмотря на отличную память, ничего выудить из нее не смог, кроме очень скверной истории.

Скверной, потому что необъяснимой.


* * *
— Альбус, — не каждую ночь Диппет будил учителя трансфигурации, чародея и изобретателя, известного зельевара и собеседника Фламеля, а вкратце просто профессора Дамблдора, своей горящей в камине головой. Более того, он впервые обращался к своему подчиненному в нерабочее время. — Альбус, вы еще не спите? Министру магии нужна ваша помощь. Срочно.

Альбус еще не спал, он сидел у секретера, внимательно, поверх очков-полумесяцев, разглядывал старинные и явно сломанные карманные часы. На столе, заслоняя чернильницу, дымилась большая чашка с шоколадом.

— И оденьтесь по-маггловски, — бросил Диппет, быстро исчезая из огня. Стоять на коленях перед камином в его возрасте подолгу не хотелось. По слухам, ходившим среди учителей Хогвартса, у директора перед сменой погоды ныла левая нога.

Собирался Альбус недостаточно медленно, чтобы допить шоколад, но и недостаточно быстро, чтобы у министра магии не иссякло терпение.

— На Даунинг-стрит, десять, обнаружили пакет, — вместо приветствия выпалил министр, едва Альбус показался в камине. И не успел он отряхнуться от золы, как министр продолжил: — Мы полагаем, он проклят. Магглов попросили не вскрывать его, но долго они не протянут.

— Почему вы считаете, что пакет проклят? — Альбусу не интересен был ни министр, ни его пакет с магглами. Впрочем, осуждать за это Альбуса было трудно: через три часа рассвет, а уроки Диппет и не думал отменять.

— Нам известен отправитель, — просто отозвался министр и не утерпел — выдержал драматическую паузу.

— Не поделитесь с нами? — подыграл ему Армандо Диппет.

— Геллерт Гриндельвальд поздравил нас с успехами на фронте! — торжественно произнес министр магии, и Альбус вздрогнул.

Он нащупал в кармане часы, на задней стороне которых еще не стерлась гравировка: две сплетенные между собой буквы «Г» — непосвященный принимал их за причудливо написанную «М».

— Пока вы уклоняетесь от встречи с ним, он подбирается к маггловскому премьеру, — продолжал министр. — Представьте, что будет, если тот сейчас умрет! Или окажется под Империо.

Альбус промолчал, и министр, вздохнув, закончил:

— Разберитесь с пакетом и сделайте так, чтобы наутро магглы о нем забыли.

Получив вот такие простые и четкие указания и одновременно пожалев, что не наложил на шоколад согревающие чары, Альбус Дамблдор, одетый в замшевый васильковый костюм, вступил в кабинет для решения чрезвычайных ситуаций, не предусмотренных регламентами и меморандумами.


* * *
— Доброе утро, джентльмены, я профессор Дамблдор, — Альбус продемонстрировал всем безукоризненную улыбку и столь же безукоризненный белоснежный лист бумаги. Джентльмены, неодобрительно уставившиеся на его костюм, перевели взгляд на бумагу и расслабились. Конфундус работал на славу.

— Как хорошо, что вы пришли, — обрадовался секретарь премьер-министра, — у нас уже начались слуховые галлюцинации.

— Только что показалось, будто пакет, вернее, часы в пакете, разговаривают, — поддержал его эксперт из Скотланд-Ярда. — Представляете?

— Разговаривают? Вот как? — Альбус рассеянно порылся в карманах и выудил пакетик с мармеладом. — Будете?

Джентльмены изобразили фальшивые улыбки, всем своим видом давая понять: мармелад они не станут жевать ни за какие коврижки.

— Лимонные дольки кончились, — огорчился Альбус, снова вспоминая о безнадежно остывающем шоколаде. И достал волшебную палочку.

— Позвольте, что это такое? — полюбопытствовал лорд Р., представляющий МИ-5.

— Волшебная палочка, — любезно отозвался Альбус, — с ее помощью я проверю, проклят ли предмет в пакете.

В качестве доказательства своих слов он небрежно постучал палочкой по пакету. Из палочки посыпались золотые искры.

— Это... м-м-м... индикатор излучения, — нашелся помощник премьер-министра.

— Точно, как же я сразу его не узнал, — лорд Р. добродушно откинулся на спинку кресла.

— Неужели? — тем временем пробормотал себе под нос Альбус, вскрывая пакет. Оттуда блеснул золотой всполох и исчез в вовремя сжатой руке специалиста.

Джентльмены вскочили, желая посмотреть, что же там такое. Альбус эффектно разжал руку. На ладони у него лежали обычные старые карманные часы. Тусклая позолота еще не облезла, но уже начала чернеть.

Часы можно было не переворачивать, Альбус и так знал, что на обратной стороне выгравирована литера «Д».

— Джентльмены, — торжественно объявил он, — нам только что объявили войну.

— Войну? Но война уже идет! Вернее, уже заканчивается!

— Война идет в мире магглов, — охотно пояснил Альбус, — в вашем мире. Мир волшебников она не затрагивала. До этой поры. Код: двадцать два, тэта, сигма.

— Не может быть, — ахнули помощник и секретарь премьер-министра.

Альбус нажал на кнопку, и комната наполнилась золотым вихрем воспоминаний.


* * *
То был год войны с бурами: еще шли переговоры, но напряжение уже ощущалось в летнем лондонском смоге — Альбус торчал в столице, читал маггловскую прессу и собирался в кругосветное путешествие, когда сова — десять кнатов за сверхсрочность — принесла извещение о смерти матери, и со всеми честолюбивыми планами пришлось расстаться.

Поначалу Альбус ничего интересного от сонной и застывшей в прошлом Годриковой лощины не ожидал, но изменил свое мнение буквально через неделю после похорон, когда неподалеку от кладбища столкнулся с удивительным иностранцем. Был тот возрастом не старше его, скорее даже младше, судя по одежде маггл магглом — на нем отлично сидели добротный двубортный костюм, коричневого оттенка, и летнее длинное пальто, чуть светлее костюма. А вот обувь незнакомца оказалась не такой респектабельной и выдавала в нем кого угодно, но не англичанина. Никакой англичанин не надел бы ботинки из толстой ткани с подошвой из вулканизированного каучука — вот уже полвека прошло с тех пор, как один янки по ошибке изобрел резину, и теперь ее где только не умудрялись использовать. Альбус своими глазами видел, как многие экипажи в больших городах перешли на колеса из резины — бесшумные и опасные для прохожих. Но вот такое, на ногах? Да еще и с белыми шнурками? Невероятно.

— Нравятся? — с улыбкой спросил незнакомец. Говорил он с легким австрийским акцентом. Наверное, модник из Вены.

— Я бы такие не надел, — честно признался Альбус.

В висках у него ни с того ни с сего застучало. Его иногда мучила мигрень, когда казалось, будто голова — огромный барабан, по которому безжалостно лупит молот. В такие дни он уходил в теоретическую магию, собственно, вот почему в свои семнадцать лет и стал уже известным чародеем.

— В них очень удобно бегать, — непосредственно произнес иностранец. — Смотри, — он поднял ногу, — подошва из резины. Упругая.

— Они же промокают, — не выдержал Альбус.

— А на что водоотталкивающее заклинание?

— А зимой согревающие чары? — обрадовался Альбус. Не каждый день встретишь в Годриковой лощине незнакомого мага. Да еще и ровесника.

— В точку! А как тебе цвет? Мне очень нравится.

Спорный момент. Костюм и пальто коричневых тонов, а обувь ослепительно белая. И сам по себе цвет неплох, и в сочетании с лучезарной улыбкой иностранца — великолепен, но вот с костюмом…

Наверное, такое сочетание — последний писк моды в Вене. Куда Альбус еще не скоро попадет.

— Да ерунда, могу поделиться воспоминаниями, — пообещал незнакомец, — если ты не против посмотреть на мир моими глазами.

Вот так просто Альбус и познакомился с Геллертом, в обычный июньский полдень девяносто девятого.


* * *
Альбус захлопнул крышку часов, и исчезла Годрикова лощина, исчез Геллерт в своем безукоризненном костюме и сверхновых ботинках, исчезло июньское полуденное солнце в золотом мареве, оставляя в кабинете лишь запах пионов да ирисов, что цвели полвека назад у церкви.

— Что это было? — растерянно поинтересовался представитель Скотланд-Ярда. Остальные джентльмены потрясенно молчали. — Яд?

— Да, — кивнул Альбус, — это яд, и очень опасный. Если вы не против, я заберу его с собой.

— А что мы скажем премьер-министру? — встрепенулся секретарь.

— Правду, конечно, — отозвался Альбус.

— Правду? Вы имеете в виду, этот нелепый разговор о кедах, что нам сейчас померещился? — изумился лорд Р.

— Мы скажем, что часы взорвались, — вмешался помощник премьера, и все с недоумением повернулись к нему. — А что? Разве не взорвались? Вы же видели это золотое сияние. Все остальное можно считать нашей контузией.

— Или отравлением ядом, — гнул свое лорд Р.

Они начали спорить — каждый привел в свою защиту убийственные аргументы — и не сразу обнаружили, что специалист исчез вместе с часами.

— Пошел травиться, — резюмировал лорд Р.

— Или сходить с ума, — добавил секретарь и осекся под взглядом помощника.

— Расходимся, джентльмены, может, еще успеем поспать несколько часов, — внес дельное предложение зевающий представитель Скотланд-Ярда.

Пятый джентльмен, все совещание просидевший молча, первым вышел из кабинета. Великобритания вне опасности, сегодня ночью они ее предотвратили. Альбус Дамблдор примет вызов, а что его вызывает на дуэль сам Геллерт Гриндельвальд — он, аврор, приставленный к маггловскому премьеру, знал теперь наверняка. Скоро будет знать и ожидающий отчета министр магии.


— 2 —
Часы жгли руку — почти полвека они принадлежали другому человеку, и Альбус помнил, как подарил их Геллерту, будто это случилось вчера.

Ярко-оранжевое небо простиралось над ними.

— Чары? — хмыкнул Геллерт, задирая голову. — Неплохая иллюзия. Но чего-то не хватает.

Альбус не заметил, как тот достал палочку, но заметил, как трава вспыхнула красным пламенем.

— Так лучше, но как-то пустовато, не находишь?

Формально они сидели в Годриковой Лощине на лугу в зеленой, вернее, уже алой траве и смотрели на скучные зеленые холмы, возвышавшиеся на горизонте.

— А если их приблизить и сделать побольше? — предложил Альбус.

Холмы тут же потемнели и поползли вверх, закрывая солнце.

— Снова чары иллюзии? На трансфигурацию сил не хватает? — Геллерт лениво махнул палочкой, и вершины накрыли снежные шапки.

Их баловство, отдых между многочасовым чтением скучных исторических монографий, все больше напоминало дуэль. И теперь ход был за Альбусом.

Тот прикусил губу, взмахнул палочкой — и на юге взошло второе солнце, в лучах которого засияли снежные горы.

— Мне нравится, хотя ты предсказуем…

— Обернись.

Геллерт повернулся, и на его лице появилось восторженное выражение. Листья на деревьях, росших вдоль дороги, засеребрились.

— А если устроить закат? — предложил он, и первое солнце поползло вниз, к земле. — Смотри! Смотри же!

Деревья горели — совершеннейшая иллюзия, куда там потолку в Большом зале Хогвартса.

— Мне нравится, какая у нас вышла гамма, — усмехнулся Альбус.

— Какая?

— Оранжевый и красный. Цвета Гриффиндора. Годрика Гриффиндора. А мы в его Лощине.

— Годрика Гриффиндора. Хорошо. Историческая преемственность.

— У тебя другая ассоциация?

— Ну… да. Феникс — символ бессмертия. Сгорая — рождается заново. Единственное существо, победившее непобедимое. Но ты молодец. У тебя хорошие и здоровые амбиции, тогда как я всего лишь дерзкий мечтатель. И колдуешь ты лучше всех. Ведь листья — это трансфигурация, да? Не чары?

— Трансфигурация, — подтвердил Альбус, не удержался и добавил: — Ты тоже очень талантливый, а ведь я и старше, и на год дольше учился, и экзамены сдал.

— Так то ж я, — пожал плечами Геллерт, — гений. А ты, правда, очень хорош.

Альбус не понял, шутил Геллерт или хвастался, но улыбался он так счастливо, так восхищенно озирался по сторонам, что слова ровным счетом ничего не значили.

Они провели вместе лишь неделю, отслеживая судьбу Старшей палочки, большей частью каждый в своей комнате, а казалось, будто знакомы целую вечность, будто уже не раз смотрели на горящий серебряный лес, на красную траву предгорий, на пылающие в свете двух солнц снежные горы и на ярко-оранжевое небо.

Но тут в иллюзию грубо ворвалась реальность, в лице младшего брата Альбуса:

— Вы мне своим выпендрежем всех коз распугали. И Ариана боится на улицу выходить. С ума посходили, совсем забыли о Статуте секретности?

Мигом все вернулось обратно: небо засинело, трава и листья зазеленели, холмы отодвинулись, снег растаял. Но у молодых чародеев кружило голову от эйфории.

— Аппарируем? — предложил Геллерт, протягивая руку.

Они мгновенно перенеслись на утес посреди морской глади, но не рассчитали силу и не удержались на ногах. У одного и другого из боковых карманов выпали часы. Похожие, как близнецы.

— Тоже сломаны? — Геллерт держал на ладони два золотых всполоха.

— И у тебя не идут?

— Не идут. Храню как память от отца.

— Мои тоже сломаны. И тоже отцовские.

— Как же мы их различим?

— Никак, положимся на волю случаю. Да и потом, мне будет приятно, если тебе достанутся мои часы.

— Почему?

— Мне порой кажется, что в них заключено что-то важное, какая-то часть моей души. Ерунда, конечно, это так называемая людская слабость — одушевлять вещи.

Геллерт перевернул их.

— А ты знаешь, они все-таки отличаются гравировкой.

Альбус снял очки, протер их.

— Гравировкой? Не помню…

— Смотри, здесь буквы. На одних «Д» — наверное, Дамблдор. А вот тут… «М»? Нет, две «ГГ». Не знал, что отец поставил мои инициалы, — Геллерт поднес их к уху, прислушиваясь. Нахмуренный и сосредоточенный посреди бескрайней водной глади — именно таким был Альбус до знакомства с ним: потерянным и одиноким. Он опережал сверстников в развитии и обычно скучал в компаниях. Переписка с состоявшимися магами — всего лишь костыль, замена настоящего общения.

— Странно… — пробормотал Геллерт, — я тоже чувствую, что они живые, что они что-то взяли от меня. И мне очень хочется… подарить их тебе.

— Ничего странного! Часы волшебные, а как все волшебные предметы…

— Они впитали эхо наших заклятий, нашей магии, — подхватил Геллерт, его лоб разгладился, глаза сверкали, а улыбка…

Она просто была.

Нет, Альбусу определенно повезло, что он нашел себе равного друга.

— Меняемся?

— Отлично! Я буду хранить часть твоей магии, а ты — моей. Символ нашей дружбы.

С этими словами Геллерт протянул свои часы.

Они давно уже не друзья, сорок пять лет как не друзья, но каждый хранил символичный подарок, пусть он уже ничего и не значил.

А теперь Геллерт вернул его.

— Альбус, что-то случилось?

Аберфорт на пороге «Кабаньей головы» вытирал руки о фартук. Надо же, Альбус сам не заметил, как аппарировал в Хогсмид из Лондона, как дошел до бара брата.

— Ничего не случилось. Я просто пропустил завтрак в школе. Да и правильно. Что может быть лучше свежего молока и свежеиспеченного хлеба с сыром? Разве что шоколад.

— Проходи, только предупреждаю сразу, шоколада у меня нет.

Альбус сел за столик, напротив единственного портрета, висевшего над каминной полкой.

— И все же что-то случилось, — накрывая на стол, проворчал Аберфорт, — ты снова что-то скрываешь, что-то важное. Я тебя знаю.

— Вот поэтому и не задавай лишних вопросов. Я все равно не смогу на них ответить.

В этом простом баре, перед Арианой, все тайные мечты, забытые сорок пять лет назад, все золотые воспоминания тускнели, именно здесь за грубо сколоченным деревянным столиком можно было набраться мужества, чтобы встретиться лицом к лицу со своим злейшим другом, со своим дорогим врагом.


* * *
Геллерт за сорок пять лет почти не изменился. Его имя гремело на всех континентах, его многие боялись, и не без оснований, магглы гибли на войнах, кровь лилась рекой, а он все так же счастливо улыбался, будто бы они расстались только вчера. Он ждал дуэли в своем неизменном пальто песочного оттенка, в своих кедах, на этот раз красных, в тон галстуку. Его синий маггловский костюм и темная в тон костюму рубашка резко контрастировали с пурпурной мантией Альбуса.

— Вам нужно время, чтобы обговорить детали? — спросил распорядитель дуэли, приглашенный из Южной Америки в качестве независимого рефери.

Здесь, в горах Швейцарии, собрался весь цвет волшебного сообщества, сплошь чародеи, исследователи и первооткрыватели новейших магических законов, свойств живого и неживого. Встреча старых друзей — врагов? — оборачивалась фарсом у всех на виду, но Альбус ничего не мог изменить: дуэль Геллерта Гриндельвальда — это событие, которое перекроит весь мир. Вне зависимости от того, кого признают победителем.

Об этом ему на прощание, в своей очаровательной манере, намекнул маггловский премьер, раскуривая сигару.

— Вы, друг мой, прекратите эту войну, — так премьер пытался приободрить Альбуса перед первым в его жизни перелетом — Дамблдора отправили в Швейцарию на маггловском самолете, в сопровождении эскадрильи королевских воздушных сил, — если, конечно, с божьей помощью целым и невредимым долетите до Альп.

Разумеется, Альбус решил обезопасить себя от божьей помощи и его величества случая, наложив на борт и на сопровождающие истребители, не желая их бессмысленной гибели, достаточно сложное переплетение из чар невидимости, ненаходимости, левитации и прочности, после чего расслабился и весь полет спокойно боролся с приступом мигрени.

В широком круглом зале, заполненном волшебниками, боль утихла.

— Да, мы поговорим, — ответил Геллерт за двоих, — без свидетелей.

Они стояли в центре, их палочки лежали рядом, на небольшом постаменте. Из огромных окон открывался круговой обзор на бесконечные пики и ущелья, на синее небо со столпами разряженного воздуха, на туман над долинами, где ютились игрушечные домики вокруг крошечных озер.

Для того чтобы поговорить, им не нужны были ни палочки, ни слова: только яркие образы и легилименция — они оба в ней давно стали асами.

Перед глазами Альбуса промелькнуло убийство эрцгерцога, карта Европы, где дробились большие империи, и бесконечная череда колдографий военной хроники. Новое стирание границ, новое оружие и новые способы убийства.

«Две мировых войны…»

Геллерт покачал головой: «Одна, одна с перерывом».

Отлично, полвека в войне.

Геллерт ответил своей хроникой, все равно, если бы просто заявил: «Посмотри на эту войну, Альбус. Я ничего не делаю, я извлекаю пользу из того, что делают они. Не жалей их. Это же магглы. Они бы все равно воевали. Ни одного мага я сюда не втянул».

Альбус поморщился: «Разве? А как же я?»

Хотя на самом деле ему хотелось сказать другое: «Ты убежал! Как всегда убегал, чуть только столкнулся с трудностями, бросая людей, которые тебя ждали и любили».


* * *
Батильда оставила их в покое только после ужина. И они продолжили разговор, с того самого места, где им помешали.

К сожалению, мешали им часто, и сосредоточиться порой было трудно. У Альбуса шумели брат с сестрой, у Геллерта скучала в одиночестве тетка. Только по ночам, когда Геллерт залезал в его окно и, сидя на подоконнике, генерировал идеи о поиске палочки, они могли нормально поговорить.

— Геллерт, — обычно Альбуса заносило в политику, — нам проще будет взять эту цивилизацию под контроль, только тогда они перестанут воевать за ресурсы. Пока магглы хищники, убийство у них в крови, да возьми политику моей страны! Столкнуть две континентальные империи, чтобы Британия продолжила править миром? А что, если внести поправку? Что, если маги будут править миром? Ради общего блага, понимаешь? Мы искореним варварские обычаи, мы откроем дорогу прогрессу. Каждый будет свободен, каждый, Геллерт.

Геллерт сидел спиной к комнате, болтая ногами в воздухе. Альбус подошел к нему и облокотился на подоконник.

— Маг. Каждый маг будет свободен. А как быть с магглами? Их ты записываешь в рабов?

— В учеников. Они весьма способные. Обходятся техникой и скоро сделают аналоги всем нашим заклятиям и предметам. Союз с ними ознаменует новую эру. Но они пока не готовы к полноценному союзу.

— И ты предлагаешь начать войну?

— Война будет, это же чувствуется, мир на грани больших перемен. Ты не слышишь ход истории? Будто бы вдали стучат барабаны, дрожь идет по поверхности земли. Историю не изменить, но из нее можно извлечь пользу. Магглы будут воевать, а мы воспользуемся этим.

— Мы? — рассеянно переспросил Геллерт. — Ты уверен, что не безумен? Барабаны… твоя бедная сестра.

— Моя сестра стала такой из-за невежественных магглов.

— Я не слышу барабанов, Альбус. Если я закрываю глаза, если я расслабляюсь, я могу почувствовать ветер, почувствовать, как вращается планета, с какой скоростью она облетает солнце. Мне порой кажется, что я чувствую и вращение галактик. И каждый раз, когда возникает это ощущение сопричастности к большим и малым формам вселенной, я вижу удивительные сны.

— А от моих барабанов только мигрень.

— И сейчас? — Геллерт повернулся, положил руку на лоб Альбусу. Смолкли барабаны, и боль стала отступать.

— Магам дан бесценный дар, — заговорил Альбус, наслаждаясь и прикосновением, и тишиной, — мы можем преобразовывать психическую энергию без генераторов и усилителей, помогая себе лишь волшебной палочкой, а магглы — нет, но когда-нибудь они построят нужные генераторы и усилители, техника у них развивается быстро, именно поэтому мы должны взять дальнейшую эволюцию в свои руки. Они — дикари, вооруженные отнюдь не дубинками. Они представляют угрозу.

Геллерт одернул руку.

— Но разделение на касты приведет к вырождению.

— А сейчас нет сегрегации между нашими мирами?

— Конечно, нет. Твоя мать магглорожденная.

— Тогда почему мы скрываем ото всех Ариану?

— Ее магия бесконтрольна.

— Нет. Потому что она может нарушить Статут секретности.

Здесь Геллерт не нашел возражений. Поэтому сменил тему:

— И как ты думаешь управлять магглами?

— Словами, Геллерт. Слова способны изменить умы людей, простые слова, в них заключена сила, главное найти нужные слова.

— И как это тебе поможет приблизиться к бессмертию?

— Представь себе мир, в котором все — чародеи. Наши изобретения в области магии переплетутся с их техническими достижениями — и наступит золотой век развития всех наук. Мы все узнаем, составим карту вселенной, будущего и прошлого. И, конечно, найдем секрет бессмертия. Ты же не веришь детской сказке, где сельские простачки повстречали саму Смерть?

— Я верю, что это миф о талантливых мастерах.

— Именно. Наш сегодняшний уровень развития не позволяет сделать существенного скачка. Но можно создать условия для него.

— А для этого понадобится Старшая палочка.

Власть…

Их несло, то было золотое время, когда мир не существовал, когда они, увлеченные планами, забывали про заглушающие чары и не обращали ни на кого внимания. Верили, что цель оправдывает всё.

И зря. Оба как-то позабыли, что в истинном золоте блеска нет.

А у стен есть уши.


— 3 —
— На счет три, — объявил распорядитель. — Раз.

Геллерт отсалютовал ему Старшей палочкой, будто бы хвастаясь: ну разве можно ее победить в честном поединке?

— Два.

Они играли в раз-два-три каждый день, в качестве тренировки. Учились аккуратно вторгаться в разум, считывать поверхностные эмоции, ворошить воспоминания. Альбус до сих пор помнил их первый раз: у Геллерта заклинание получилось лучше, не так прямолинейно, без напора и жесткости.

— Нет же, Альбус, — поморщился он от головной боли, — давай покажу, — и положил пальцы на виски Альбуса, прикасаясь своим лбом к его лбу: — Я пускаю тебя, добро пожаловать. Следуй за образами, просто плыви по течению.

Геллерт не шутил: бурный поток Рейна, вопреки всем законам географии, вынес Альбуса в Вену. Мельком пролетели дворцы и площади, памятники и мостовые. Пришел черед и альпийских деревушек. На склонах холмов паслись черно-белые коровы, а внизу блестело лазурью озеро.

Альбус видел небольшой домик в горах — один на всю округу, стога сена рядом. Но он также видел и глаза Геллерта — потемневшие с расширенными зрачками.

Эйфория заполняла каждую клеточку его тела. Растворение в чужих воспоминаниях, совместное переживание чувственного опыта — он не только разглядывал красивые колдографии, но и ощущал все то, что чувствовал когда-то Геллерт: и запах венской выпечки, и сухого сена, и коровьего навоза. Слышал звуки симфонического оркестра, звон колокольчиков, гудки поездов и стук колес.

А еще он мог разделить все, что пережил Геллерт: надежду, злость, скуку, вдохновение, душевный подъем, эйфорию, печаль, горечь.

Альбусу открылась целая вселенная, восхитительная и бескрайняя. И хотелось поделиться не меньшим.

— Дверь открыта, проходи, — предложил он.

Вот только показывать совсем нечего. Диагон-аллею, несколько маггловских улиц в Лондоне. И Хогвартс — конечно, Хогвартс.

Геллерт с удивлением озирался в Большом зале, глядя на стеклянные колбы с баллами. Посидел в кресле у камина в гостиной Гриффиндора. Прошелся по Запретному лесу.

— Завтра повторим! — пообещали они друг другу. — Надо же оттачивать мастерство.

Оттачивали мастерство они не только завтра, послезавтра, но и несколько последующих недель продолжали мысленно гулять по закоулкам воспоминаний.

Естественно, ничего они не оттачивали, им просто понравилось ощущать себя одним целым. Растворяясь в чужих воспоминаниях, стать другими, но быть вместе — волшебное единение: ближе, чем физическое слияние. Ничего сильнее они никогда не испытывали.

— Прекращайте! — однажды потребовал Аберфорт. — Всё это блажь. Да-да, все ваши сумасбродные идеи о переделе мира.

Геллерт заносчиво улыбнулся, не снисходя до ответа, и Аберфорт обратился к Альбусу:

— Ты проводишь все свободное время с ним, либо болтая о глупостях, либо занимаясь ерундой. А я скоро уеду, и Ариана останется совсем одна. Она больна, за ней нужен присмотр. Ты не можешь отправиться путешествовать или вербовать своих сторонников, взяв ее в качестве багажа, пряча в гостиницах и постоялых дворах.

— В том весь смысл, я не собираюсь ее больше прятать.

— Ты собираешься отправить ее в больницу святого Мунго?

— Нет, я просто перепишу историю, отменю Статут.

— Даже такой вундеркинд, как ты, не сможет изменить устоявшиеся порядки в одночасье.

— Ерунда! Так всегда говорят те, кто ни разу не пробовал что-то изменить, — вмешался Геллерт, — и те, кто стоят на пути у новаторов. Неужели тебе хочется, чтобы брат похоронил себя в этой деревне? Неужели не хочется сделать мир чуточку лучше?

— Так, как планируете вы — нет, не хочется.

Они стояли друг против друга, бросая презрительные взгляды, и Альбуса поразило, что Геллерт ровесник Аберфорта — они еще мальчишки, пятнадцатилетние мальчишки, тогда как он — единственный взрослый, который должен немедленно вмешаться и остановить их. Но он застыл вместе со временем, будто кто-то заколдовал его.

— А разве тебе не хочется сделать так, чтобы не было больше нужды прятать Ариану? — продолжал Геллерт. — Не думаю, что тебе нравится ее зависимость от тебя, ее унизительное положение. И брату ты вряд ли завидуешь, так? И ведь ты любишь сестру, а не власть над ней, как над одной из своих дрессированных козочек, я прав? Так почему тебе не нравится идея об отмене Статута?

— Потому что, потому что ты… педрила! А я никому не завидую! И Ариану люблю. Уж больше своего братца, которому тесно и скучно в деревне.

— Кто? — Геллерт нехорошо прищурился.

— Да вы на себя посмотрите! Жить не можете, не заглянув друг другу в глаза, педрилы и есть!

Палочка в руках Геллерта появилась молниеносно. А заклятие, ударившее Аберфорта, поразило и Альбуса, так как Геллерт произнес с чувством лишь одно слово:

— Круцио!

Время, только что замершее, хлынуло, как вода сквозь пальцы. Альбус не помнил, сколько мгновений потерял, прежде чем вмешаться.

— Фините Инкантатем, — рука дрожала, но заклятие вышло отменным.

Аберфорт, бледный, с испариной на лбу, лежал на полу и задыхался.

— Вот он какой, твой драгоценный друг! — сквозь судорожный выдох бросил он.

Альбус ничего не успел ответить: дом ощутимо тряхануло, и на Геллерта обрушилась мебель.

Они все трое забыли об Ариане, а она, ничего не понимая, кроме того, что Аберфорту причинили боль, испуганно забилась в угол. От нее исходила плотная волна стихийной магии, та самая, что убила маму, и с этим надо было срочно что-то делать. Как-то успокоить ее.

Геллерт подумал то же самое, но решение нашел радикальное — Ступефай. Альбус едва успел поставить щитовые чары, отвлекаясь от Аберфорта. Того мигом вздернуло на ноги, и секунды не прошло, как лучший друг и брат сцепились не на жизнь, а на смерть. Неуправляемые шкафы, дверцы, стулья, книги, вазы, горшки с цветами, атакующие свечки сильно мешали Альбусу прекратить дуэль.


* * *
Первый тур дуэли, где они скорее разминались, чем серьезно пытались достать друг друга, закончился ничьей.

— Виртуозно! Ты стал настоящим мастером трансфигурации, — одобрительно улыбнулся Геллерт, и Альбус нахмурился. Он ожидал либо объяснений, либо угроз, но явно не этого.

Первое время Альбус считал, что Геллерт исчез только затем, чтобы оградить его и Аберфорта от разбирательств с аврорами. Кто же виноват, как не беглец, которого, кстати, отчислили из школы за применение запретных заклятий? Но дни сменялись годами, и вера в лучшее иссякла, оставив голые факты, изначально понятные окружающим, трезво глядевшим на их отношения: Геллерт уехал, чтобы обезопасить себя; он не думал ни о тетке, души в нем не чаявшей, ни об Альбусе.

Он часто представлял их встречу и так часто уклонялся от нее, что ему действительно полегчало бы, скажи Геллерт все что угодно, кроме пустой похвалы.

— Ты же понимаешь, что не сможешь меня победить, пока я сражаюсь ею? — негромко, чтобы никто, кроме Альбуса, не разобрал слов, поинтересовался Геллерт.

— Но ты же ее как-то получил. И насколько я знаю историю, у нее ветреный характер.

— Альбус! Ты снова одушевляешь вещи, как те неработающие часы. Маги выбирают палочки, а не палочки магов.

Если бы Геллерт промолчал, то мог бы победить, но он по-прежнему перескакивал с темы на тему, что пришлось как раз кстати для Альбуса.

Он достал часы. И свои, и Геллерта.

— Даже если бы я забыл, ты бы напомнил.

И открыл их.

Золотой вихрь воспоминаний заволок обоих.

Три сотканные из искр фигуры сражались на дуэли: двое бросали заклятия, третий молниеносно блокировал их. Один из лучей рикошетом отклонился в сторону…

Двое мальчишек лежали на траве и смотрели вдаль на город под стеклянным куполом.

Барабаны вступили со своим странным ритмом на четыре четверти, но громче, чем обычно. И Альбус вспомнил, что они предвещают войну, гораздо страшнее нынешней, маггловской, с более совершенным оружием. На языке вертелось имя, и Альбус сделал все, чтобы не вспоминать: он мысленно начал перечислять имена всех своих студентов.

Альбус знал откуда-то, что если поддастся этому вихрю, то проиграет. Ему станут безразлична не только судьба Арианы и Аберфорта, но и судьба магического мира. Виртуозная ловушка: Геллерт, скорее всего, специально подкинул ему часы, чтобы он их открыл. Чтобы сам отказался от победы. Ведь как бы тот ни хвалил Старшую палочку, порой ее добывали и в битвах, а Альбус искуснее в трансфигурации, заклятиях и чарах, а значит и в поединках. Он может победить.

Надо только закрыть часы. Не время вспоминать всё.

Альбус так и произнес про себя: «Закрыть свои часы».

Одни часы захлопнулись, прыгнув ему в карман, и золотое марево потускнело, оставаясь плотным коконом вокруг Геллерта.

Геллерт стоял, опустив палочку, и удивленно разглядывал сотканные из золотых искр постоянно меняющиеся картины. А вместе с ними их разглядывали и все свидетели поединка.

В том числе и Альбус.

Нет, Геллерт не замышлял ловушку, он был слишком потрясен для этого. В таком состоянии он точно пойдет до конца. Куда же приведет его любопытство? Может он не прав, и стоило дойти до конца, может снова стоит открыть часы?

Вокруг Геллерта расцветали и гасли созвездия, появлялись и пропадали лица людей, порой причудливо одетых, порой похожих на животных в странных карнавальных костюмах. Воспоминания Геллерта — или, точнее, химеры из снов, ни на что не похожие, угнетали еще и тем, что показались Альбусу знакомыми — и немудрено после их двойной легилименции. Мигрень некстати напомнила о себе: по темечку снова выбивал барабанную дробь невидимый молот.

Он пропустил тот миг, когда пальцы Геллерта разжались, выпуская палочку, и она покатилась к ногам Альбуса. Зато лицо Геллерта, ошеломленное из-за поражения, пот на висках и испарина на лбу, уставшие, потухшие глаза и кислая улыбка — особенно врезались в память.

Самое странное Альбус обнаружил уже по дороге домой: на часах в кармане, которые он закрыл, предопределив победу, стояла гравировка Геллерта.

Неужели за те сорок пять лет, что он хранил их, он сочли его своим хозяином?

Неужели магические вещи могут выбирать своего хозяина?


Эпилог
Человек без имени полвека не выходил наружу, не запрокидывал голову вверх, не щурился от яркого солнца. В темной комнате, забытый всеми, доживал он последние дни. Ему никто не писал, и сам он тоже не брал перо в руки, не пачкал своими воспоминаниями чистые листы и даже не вел мысленных разговоров.

О нем забыли все, кроме чересчур серьезных джентльменов из аппарата премьер-министра и МИ-5. Пленник не знал, что там, за Ла-Маншем, сменился уже одиннадцатый премьер, и что дежурный из МИ-5 сутки напролет следит за ним с помощью записей видеонаблюдения и заполняет журнал. Журнал обычный, типовой. Туда вписывались дата и событие. Даты сменяли одна другую, а события редко отличались друг от друга: «Молчит», «Подавленно молчит» и «Спокойно молчит».

Если бы узник знал, что его безмолвие классифицируют, возможно, он не удержался и рассказал бы: как, желая лучшего, натворил столько бед, как из любопытства стал глух к бедам других и как в итоге потерял себя. А когда нашел…

Смерть стала бы спасением, но он, желая усмирить гордыню, выбрал забвение. Решил дожить положенный срок, чтобы отправиться дальше, в новое путешествие, налегке, без багажа, оставив муки совести в этой камере.

В последние годы ему все чаще удавалось чувствовать себя свободным, если бы не одно но — дуэль с Альбусом Дамблдором. Ему навсегда врезалось в память, как Альбус захлопнул свои часы, не желая ни вспоминать, ни ощущать боль утраты, в то время как он, Геллерт Гриндельвальд, пошел до конца. Так же он пошел до конца, реализуя их идеи, от которых отказался испугавшийся Альбус и которые, к несчастью, слишком удачно воплотил он. Как же первое время болело в груди, потому что слишком многое удалось. Сейчас болит так же, но уже из-за другого, из-за того, что Альбус не помнит своей сути и умрет, как обычный человек.

Узник часто вертел в руках часы — так молящиеся перебирают четки. Вот только не верил он в богов и спасение, зато по ночам в своих снах сам становился богом. Утром, когда его будил случайно заглянувший в узкое окно солнечный луч, он некоторое время считал, что какой-нибудь враг погрузил его сознание в иллюзорный мир либо управлял снами и заставил поверить, что он развязал две войны, что стал чудовищем. Но все происходило в реальности, никаких врагов, желающих объясниться, не возникало, и он забывал о своих сомнениях.

Так текли его дни, час за часом, год за годом.

В июне девяносто седьмого наблюдатели заметили сбой камер: под потолком появилась огненная птица, и пленник впервые за долгие годы с облегчением рассмеялся. Птица пропала тогда, когда хотели высылать ремонтную бригаду и из-за бюрократических проволочек задержались. Камеры не сбоили ровно год. В девяносто восьмом прямо перед пасхой в камере возникло задымление. Дым сложился в удивительную фигуру, напоминавшую живого мертвеца в карнавальном тряпье. Немудрено, что у пленника от страха остановилось сердце. Что с ним случилось на самом деле, никто не знает, видеозапись показала лишь, как он дернулся, еще раз счастливо рассмеявшись, и застыл теперь уже навсегда, а дым растворился — системы вентиляции в тюрьме работали великолепно. Тело забрать не успели — оно вспыхнуло золотым пламенем, самовозгорания случаются, так что ничего мистического, хотя и выглядело эффектно. Узник сгорел дотла вместе со всем верхним этажом, персонал едва успел спастись, а больше в этой тюрьме никого и не было.

Сотрудник МИ-5 закончил журнал наблюдений за узником номер двадцать два, тэта, сигма совсем не дежурной фразой: «Перебои с камерами видеонаблюдения — скверная история».
А когда в конце недели на вокзале Кинг-Кросс он же столкнулся с двумя молодыми людьми, болтавшими всякую чушь, то даже не подумал связать их со своей работой. Просто внимательно рассмотрел их и тут же забыл.


* * *
— Смокинг? Бабочка? Черные кеды? Геллерт, ты не меняешься!

— Надеюсь, что ты ошибаешься. Костюм? Смерть обязывает, дружище.

— Выглядишь молодо.

— Ты тоже.

— А ведь мы уже совсем не юнцы!

— Да, мы слишком много прожили, дольше, чем остальные. Но я не ощущаю себя стариком. А ты?

На юного Геллерта покосились прохожие, но его это ничуть не смутило.

— Я? — растерялся Альбус. — Ну… у меня больше нет обид на тебя, нет мигрени, нет боя барабанов, которые меня сводили с ума и звали творить историю. Я свободен. И определенно не считаю себя стариком.

Геллерт просиял:

— Я рад, что мне удалось сдержать слово и освободить тебя от мигрени. Я чувствую такую жажду… я снова любопытен. И готов к приключениям. Ты со мной?

— Почему бы и нет!

— Снова лучшие друзья, как в юности? Или заклятые враги, как всегда?

— Гораздо больше, чем друзья и враги! — с жаром отозвался Альбус. — Мне кажется, мы единственные в своем роде. Сомневаюсь, что кто-то лучше понимает меня, чем ты. И наоборот.

— Верно. Мы единственные.

— И поезда, конечно, не для нас?

— Разумеется, нет! Поезда для обычных пассажиров! Мы-то с тобой необычные! И нам нужно что-то особенное.

— Ты смотришь на синюю деревянную будку! Даже не думай, мы туда не поместимся.

Геллерт внимательно посмотрел на друга.

— Ты так и не открыл часы, Альбус?

— У меня не было времени.

— Интересно, как ты изменишься, когда все-таки откроешь их, когда вспомнишь себя.

— Я частично помню, с той нашей дуэли.

— Когда ты испугался и не пошел до конца?

— Когда я победил тебя.

— Это было не сложно, я отдал победу более достойному, чем я сам. Но ты струсил.

— Я чуть не сошел с ума от тех воспоминаний. Мне показалось, будто я стал Альбусом Дамблдором, чтобы понять тебя.

— А я хотел понять тебя, и у меня чертовски хорошо это получилось. Иногда я жалею, что я гений. Почему ты улыбаешься?

— Ты действительно не меняешься. По сути остаешься тем же.

— А тебя не смущает, что мы молодо выглядим?

— А должно? Мы умерли и находимся там, где все возможно. К тому же, ты молод, потому что я хочу тебя видеть таким. А я молод…

— Потому что того хочу я?— подхватил Геллерт. — Значит, ты считаешь, что это жизнь после смерти? Загробный мир? Забавно.

— А разве нет?

Геллерт не ответил на вопрос. Его занимало другое:

— Надо выбираться отсюда. Эта планета еще не скоро выдержит наше очередное противостояние..

— Планета?

— На нас уже косятся. Так. Если ты сейчас не готов пока становиться собой, то тебе придется довериться мне.

— Довериться тебе? Ты чуть не погубил мир.

— Мы, Альбус, мы вместе его чуть не погубили, но мы же его и спасли. Вперед?

— Вперед!

Геллерт толкнул дверь, и они вдвоем едва втиснулись в узкий проход. Дверь бесшумно захлопнулась за ними.

Никто и не заметил, как синяя будка исчезла, растворяясь в весеннем воздухе, никто не заметил, что стрелки вокзальных часов, сломавшихся несколько дней назад, двинулись и пошли, нагоняя время. Поезда прибывали и отбывали от платформ, вокзал заполонили новые пассажиры, не видевшие, как двое молодых людей вместе шагнули в синюю будку.

Будто и не было их вовсе.

Альбусу и Геллерту было наплевать на чьи-то мнения — их ждало новое приключение.

@темы: Harry Potter, фанфики, Doctor Who, джен

---

[Медичка Шани]

Название: Большая игра Бена Хорна
Автор: Медичка Шани
Бета: Китахара
Фэндомы: Твин Пикс, Лицо со шрамом
Персонажи: Бенджамин Хорн, Джерри Хорн, Одри Хорн, Бобби Бриггс, доктор Лоуренс Джакоби
Категория: джен
Жанр: юмор, AU с элементами ретеллинга
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: AU, в которой Бенджамина Хорна "переклинило" не на войне Севера и Юга

2 564 слова

День нулевой

– Мистер, – тонким голосом сказал мальчик в теплом коричневом пальто. Рыжей своей головой он едва доставал Хорну до пояса. – Это моя машина.
Бенджамин Хорн, продолжающий сосредоточенно возить по ладони колесиками игрушечного автомобиля, подобранного на полу в коридоре, непонимающе взглянул на мальчика, а потом присел рядом с ним на корточки.
– А ты знаешь, что это за модель?
– Это «порше 928», – важно ответил мальчик. – Мне папа купил. Правда, крутая? На крышу даже можно прикрепить пулемет! Только он отдельно продается.
– А вот у меня никогда не было такого «порше»...
– А ты попроси своего папу. Может, еще купит?
Бенджамин Хорн провел рукой по колесикам, чтобы те набрали инерцию, и катнул модельку по паркету.
– Папа не купит, – вздохнул он. – А жаль. Я бы поехал на ней туда, где тепло. Где растут большие пальмы, а по улицам ходят красивые тети в маленьких-маленьких бикини...
– Эй, – предупреждающе сказал мальчик. – Говорю же – мое!
Бенджамин Хорн внимательно поглядел на него сквозь очки. Потом вытащил из нагрудного кармана пиджака сигару и сжал ее в зубах.
– А ты знаешь, каково это – когда у тебя отбирают самое дорогое? – вкрадчиво осведомился он.
Губы ребенка задрожали.
Пора было сворачиваться – со стороны лестницы уже шла дорогая дочь, всем своим видом выражая тревогу о будущем отеля, хозяин которого отбирает игрушки у детей постояльцев.
– Держи, брат, – сказал Хорн, потрепав мальчика по тщательно причесанным волосам. Он бы не смог сказать, откуда взялся этот «брат», равно как и «пальмы». После того, как Кэтрин Мартелл отобрала у него Гоствуд, Хорн чувствовал себя все хуже и хуже. Внутри, где-то за грудиной, будто засела заноза, от которой саднило и которую хотелось любой ценой вытолкнуть, выдернуть из себя. – Попроси отца купить тебе пулемет.
– Папа! – Одри уже тянула его за рукав в сторону кабинета. – С чего это ты вздумал курить в коридоре, ты же никому не позволяешь. Ты распугаешь всех клиентов!
– Эй, мистер! – позвали сзади.
Бенджамин Хорн и Одри обернулись одновременно.
– Возьмите на первое время такое, – мальчик извлек из кармана еще одну машинку и, разогнав, запустил ее к ногам взрослых. – Она дешевле. Мне не жалко.
– Боже, какой жуткий цвет! – не сдержавшись, выпалила Одри, с интересом глядя на модель, которую Бенджамин торжественно поднял с пола. – Желтая! С тигровым салоном!
– Она прекрасна, – шепотом сказал Хорн.
Одри закатила глаза.
– Не хочу тебя обидеть, папа, но еще в Одноглазом Джеке я поняла, что со вкусом у тебя...
– Желтый «кадиллак», – восторженно перебил ее Бен Хорн. – Спасибо, брат. Ты прав – начинать надо с малого. Можно – с нуля.

День первый

– Пап, ты уже звонил дяде Джерри? Папа?..
Одри, обеими руками прижимая к себе папку с отчетами, замерла на пороге кабинета. Потом спустилась по ступенькам – легкими, крадущимися шагами.
– Что ты делаешь?
– Я формирую прикрытие, – шепотом ответил Бенджамин Хорн. – У нас встреча с поставщиками.
– С какими еще поставщиками? – Одри окинула взглядом отцовский кабинет.
Бенджамин Хорн лежал животом на ковре и с подозрением обозревал бело-розовые пластмассовые домики с наклеенными на них ярко-красными сердцами. Одри не сразу опознала в них собственные давно забытые игрушки.
В пластмассовых отсеках на пластмассовых стульчиках чинно сидели улыбающиеся куклы, и только в одной комнатке, на втором этаже, между столиком и кроваткой стояли крошечные автоматчики. Повсюду валялись распотрошенные коробки, с краев которых сиротливыми хвостами свешивался скотч. Равномерно рассаженные по паркету проволочные пальмы давали ясное представление о том, какие титанические усилия хозяин кабинета приложил к озеленению района.
На рабочем столе валялась распоротая подушка. Пух из нее все еще кружился в воздухе.
– С колумбийцами, – заговорщицки пояснил Бенджамин Хорн. И, изобразив рычание мотора, «припарковал» напротив домика с автоматчиками желтый «кадиллак». – Не люблю колумбийцев.
– Папа, у нас бизнес летит ко всем чертям, а ты играешь, – укоризненно сказала Одри, переступив каблуками. Наклонилась, отцепила чулок от игрушечной автомобильной дороги – точь-в-точь настоящей, со сложными развязками и разнесенными полосами.
– Одри, какие игры! Эти ребята должны нам кокаина на фантастическую сумму. Сделка не может сорваться. Это наш единственный шанс не торговать потом пылесосами в дешевой лавочке.
– Пап, у тебя плохие игры, – она отложила документы, предварительно отряхнув стол от пуха и перьев. – Полиция сажает за них в тюрьму.
– Дочь! – Бенджамин Хорн поднял палец. Очки его торжествующе блеснули. – Полиция не может сделать мне что-то такое, чего не сделал Фидель Кастро. Я скажу им, что не преступник. Я политический беженец.
– Па, – Одри положила ладони на плечи отца и внимательно посмотрела ему в глаза. – Где ты?
– Майами, штат Флорида, – гордо объявил Бенждамин Хорн. – Ах, черт! Смотри, что они делают! Тра-та-та-та!
Одри молча следила за «беготней» солдатиков по этажам. Кажется, кому-то из них сильно не поздоровилось.
– Не люблю колумбийцев, – с удовольствием повторил Бен Хорн, закапывая часть фигурок в цветочный горшок.
Одри на цыпочках вышла из кабинета.

День второй

– Парень, а ну иди-ка сюда, – Бенджамин Хорн улыбался покровительственно, но дружелюбно. – Что будешь пить?
– Я? – уточнил Бобби, высоко поднимая ноги, чтобы перешагнуть через уже полностью собранную автомагистраль. За магистралью, за пальмами, простирался лист бумаги, видимо, изображающий море. В море плавали оловянные военные крейсеры и маленькие пластмассовые акулы. Некоторые акулы ели нарисованных людей.
Бобби хмыкнул.
– Ты, ты, – босс покровительственно приобнял его за плечи. Бобби скосил глаза – на человеке, которому он завидовал и которым восхищался как самым предприимчивым сукиным сыном в Твин Пикс, была надета какая-то блестящая сиреневая рубашка с острым воротничком и белый костюм. Белый пиджак и белые же штаны. Узкие такие штаны.
Бен Хорн выглядел невообразимо счастливым и дымил сигарой, как паровоз.
– Вино? Шампанское? Виски?
– Утро же, – осторожно сказал Бобби.
– Шутник, – Бен Хорн похлопал его по плечу и плеснул в стакан виски. – Не только смелый, но и веселый. Мне нужны такие ребята! Смелые! Честные! Мне нужен партнер, которому я могу доверять.
– Партнер – это хорошо, – воспрянул Бобби. – А что надо делать?
– Скоро наклевывается одна важная сделка. Полетишь вертолетом в Кокобамбу, договоришься от моего имени о поставках кокаина.
– Я?! – занервничал Бобби. – Почему сразу я?! Я в жизни не имел дела с кокаином! Я осуждаю тех, кто им торгует!
– Правильно, сынок, – Бен Хорн кивнул со смертельно серьезным видом. – Я тоже осуждаю. Мы не преступники, мы политические беженцы! Но учти, если ты не будешь выполнять моих приказов, я скормлю тебя акулам в бухте Мариэль. Тебе все ясно?
– Абсолютно, – кивнул Бобби и пошел к выходу.
– Эй, куда ты? – крикнул Хорн ему вслед.
– Лечу в Кокобамбу, – огрызнулся Бобби и изобразил рукой пропеллер. – Тыр-тыр-тыр! Скоро не ждите!

– Это защитная реакция, – уверенно сказал доктор Джакоби, обмахивая полуобморочного Джерри Хорна бумажным веером. – Таким образом он спасает себя от тяжелой депрессии.
– Лучше бы он спасал свою империю от финансового краха!
– Потеря Гоствуда сильно его деморализовала. Шутки шутками, но, конструируя ситуацию так, чтобы дать возможность своему альтер-эго, нищему кубинскому эмигранту, добиться победы, он выводит себя из угнетенного состояния.
– А разве не это называется шизофренией, а, док?
Одри рассерженно шикнула на дядю.
– Нет, – твердо сказал доктор Джакоби. И, напевая себе под нос, протанцевал от стола до двери.
– О, я помню этот шлягер, он был в моде лет десять назад, – обрадовался Джерри, но тут же спохватился: – А почему его альтер эго не Наполеон, не Цезарь? Откуда вообще взялся этот кубинский уголовник?
– Я не уголовник, – подал голос Бен Хорн. Все это время он с энтузиазмом отыгрывал на ковре очередную мафиозную разборку, а теперь расслабленно растянулся на раскладушке, которую принес для него портье. Одри распорядилась пока не выпускать отца из кабинета, чтобы его не видели клиенты, да он и сам не особенно стремился выходить.
Держа в одной руке банановый дайкири, другой Бен поправил темные очки. Выглядел он донельзя довольным.
– Он не уголовник, – повторила Одри, устало посмотрев на дядю Джерри. – Он противник режима и идейный политический беженец.
– Эй, куколка! – немедленно указал на нее Бенджамин. – Да, ты. Послушай, тебе не жарко в пуловере? И ты, рядом который. На пляже обычно носят бикини...
– Мы тут придерживаемся политики не перечить ему и всячески подыгрывать, – шепнул доктор Джакоби. – Дежурной смене отеля очень понравилось изображать дискотеку. Сейчас Бен считает, что он отдыхает в Майами-Бич...
– Надеюсь, от меня не требуется надеть бикини? – едко поинтересовался Джерри. – Даже ради родного брата я на это не пойду. Тем более, я уже мерил однажды чье-то белье в общаге для девушек. Мне не пошло!
– Дядя Джерри, – преградила ему дорогу Одри. – Ты будешь делать все, чтобы к папе вернулся рассудок, или останешься без средств к существованию.
– Это не смешно, Одри.
– А еще я могу смешно распилить тебя бензопилой.
– Ладно, черт с вами, – Джерри Хорн нырнул головой в предложенную доктором Джакоби рубашку веселенькой синенькой расцветки.
– Аста манья-а-на! – хором пропели Джерри с доктором.
Бен Хорн отсалютовал им сигарой.

День третий

– Нет, я не понимаю, почему как кокаин, так сразу Бобби!
– Давай, малыш, теперь твоя очередь доказывать свою преданность делу Хорнов! – ехидно сказал Джерри, высовываясь из зелени расставленных по кабинету горшков с лимонниками. – А я на это полюбуюсь.
– Надеюсь, Хорны выпишут мне премиальные за ношение тяжестей, – фыркнув, Бобби подхватил протянутый ему кейс, пересек кабинет, насвистывая себе под нос, и грохнул кейс на стол перед Бенджамином Хорном:
– Ваш товар, сэр!
– Покажи!
Бобби с каменным лицом извлек два больших пакета со стиральным порошком.
– Отлично! – воскликнул Бен Хорн. – Товар чистейший! Сам-то пробовал?
– Не, – торопливо сказал Бобби. – Как можно!
– И правильно! – Бен энергично кивнул. – Запомни второе правило игры: не ширяйся собственным зельем!
– А первое?
Подкравшийся к ним доктор Джакоби стенографировал в блокнот.
– А первое я забыл.
– Моя маленькая сестричка, – проникновенно сказал Бенджамин и вывел в центр комнаты Одри в струящемся нежно-зеленом платье, готовом, казалось, упасть с плеч к ее ногам.
– А клево, – задумчиво сказал Бобби, подперев щеку свободной рукой (вторая была на перевязи: ее «зацепило бандитской пулей»). – А давайте опять устроим дискотеку! Чур, с этой кубинской дамой танцую я.
Одри показала ему язык, а Бен Хорн, на секунду застыв, выудил из-за ремня брюк деревянный пугач и нацелил его на Бобби.
– Ты не будешь липнуть к моей сестре, – веско сказал он.
– Бен становится буйным! – предрек Джерри из своих кустов. – Доктор?
Доктор Джакоби, возлежащий на раскладушке, поскреб за ухом длинным фазаньим пером.
– Не думаю, – возразил он. – А почему бы нам правда не устроить жаркую вечеринку в одном из дорогих клубов Майами? Тони?
– Что еще за «Тони»? – закрутил головой Джерри.
– «Тони» – это папа, – объяснила Одри и уселась на стол, положив ногу на ногу и помахивая туфелькой. Бобби бесстыже пялился ей в разрез. – То есть, простите, брат.
– С кем вечеринка, с персоналом «Большого Северного»? – буркнул Джерри.
Бенджамин резко обернулся к нему.
– Ты! – позвал он не терпящим возражения тоном. – Закажешь нам девочек для вечеринки.
– Да, дядя Джерри, закажи, – сладким голосом пропела Одри. – Я знаю, что ты знаешь где. Я даже могу дать тебе телефон.
– Нет, уж лучше с персоналом, – быстро сказал Джерри.
– Поручите мне, я справлюсь, – ухмыльнулся Бобби.
– У тебя есть чем заняться, – возразил ему Бен Хорн. – Иди и работай.
– Что, опять грузить коку?
Его «босс» на минуту задумался.
– Нет, будешь считать нашу выручку наличными, она уже ни в один флоридский банк не вмещается.
– Это я могу! Это давайте! – просиял Бобби.
Одри решительно перекрыла ему путь.
– Деньги будут понарошку, – ласково сказала она. – Возьми там, в углу, салфетки и считай!
– Так их же мало.
– А ты считай несколько раз.

День четвертый

– Сэр, мистера Хорна хочет видеть миссис Мартелл, – объявила испуганная горничная, заглядывая в кабинет.
– Ни в коем случае! – возопил Джерри.
– Думаю, особого вреда не будет, – подумав, сказал доктор Джакоби.
– Никто из чужих не должен видеть Бена! Особенно она!
– «Тони»? – обратился к хозяину кабинета Джакоби.
Тот выдохнул дым и протер стекла запотевших очков – значительным и властным движением.
– Я не боюсь этой женщины. Зови!

– Как вы думаете, о чем они разговаривают?
– Я бы спросил, куда Бен пытается сейчас спрятать ее труп. Под ковер?
– В цветочный горшок?
– Если только с применением пилы, – шепнул Бобби.
– Не смешно! – шикнула Одри.
– А по-моему, смешно! – вдруг развеселился Джерри.
«Кружок заговорщиков» томился на лестнице, ожидая, чем закончится «колумбийская встреча», как окрестил ее Бобби.
Когда Кэтрин Мартелл вышла, поправляя на ходу волосы, Джерри Хорн едва ли не вприпрыжку ворвался в кабинет.
– Однако! – восхитился Бобби.
На столе громоздились белые горы из вскрытых пакетов со стиральным порошком, на спинке кресла висел одинокий галстук, на полу, прямо посреди Мариэльской бухты, стояли два стакана и бутылка виски из бара Бенджамина Хорна.
Сам Бен расслабленно курил, лежа в ботинках на раскладушке, а на лбу его красовался темно-оранжевый отпечаток губ.
– Змеюка, – расстроился Джерри.
– Тигрица, – возразил ему брат.
– Она тебя не съела тут, папочка? А, «Тони»? – спросила Одри, наклоняясь к нему.
– Пф! – Бенджамин Хорн неловко погладил ее по руке. – Она без ума от меня.
– Это она тебе сказала?
– Ее глаза. Глаза никогда не врут.

День пятый

– Сандвичи? – Джерри поставил на стол пакет, к которому тут же потянулось несколько рук.
– Это хорошо! Есть две вещи, которые я уже не могу видеть: порошок и банановый дайкири, – чистосердечно признался Бобби.
– А вот я могу, – Одри ела осторожно, чтобы не испачкать очередной струящийся шелк.
– Еще бы, ты же «сестра босса», – фыркнул Бобби и получил острым локотком в живот.
– Скажите, док, а к чему это все должно прийти? – спросил Джерри Хорн.
Доктор, сидя верхом на чучеле оленя, изображавшем взорванный автомобиль конкурентов, отвлекся от рисования усатой рожицы и задумался.
– Ну, судя по скорости взлета нашего «кубинского беженца»… Я бы сказал, что впереди у него дезориентация, дезорганизация, наркомания, разочарование в семейных и финансовых ценностях, утрата близких и драматический, но полный символизма финал!
– М-м! – Одри возмущенно сверкнула глазами. Бобби застыл с поднесенной ко рту булкой. У Джерри Хорна эффектно отвисла челюсть.
– Все, я сражен, – выговорил он наконец. – Я потрясен. Спасибо, док, вы знаете, как ободрить безутешных родственников. Пойду, понюхаю немного стирального порошка от такой жизни…
– Сядьте, мистер Хорн, – схватил его за руку доктор Джакоби. – Это всего лишь наиболее предсказуемый результат. Но Бен поступает наперекор логике «делового человека». Он играет во взрослую игру, но делает это, как ребенок. Он меняет правила на ходу. Я уверен, все будет, как надо!

День шестой

– Тра-та-та-та!
– Паф! Паф!
– И-и-у-у, и-и-у-у-у!
Бенгальские огни трещали и разбрасывали искры. Поджигающий их Джерри Хорн двигался короткими перебежками, пригибаясь за горшками с лимонниками, на этот раз играющими роль буйного сада на вилле «Тони».
– Никто не смеет врываться ко мне в дом, покушаться на мою жизнь и вредить моим близким! – гремел Бенджамин Хорн, расстреливая бумажными шариками всех, кто попадал на линию огня.
– Падайте, – прошипел доктор Джакоби, и шесть горничных и два портье, вооруженные до зубов, послушно упали на пол и разлеглись в живописных позах.
– Джина, ты как, моя девочка? – крикнул Бен, оборачиваясь назад. – А как этот, как его…
– Мы в порядке! – крикнула Одри, сидевшая у стены в обнимку с чучелом песца. – И Бобби тоже! Бобби, убери руку, или я тебя стукну.
– Извини, я только хотел прикрыть тебя собой!
– А ты еще кто! – с этими словами Бенджамин Хорн эффектно стрельнул в подкрадывающегося к нему с пылесосом наперевес доктора Джакоби. Тот взмахнул руками и, выронив «оружие», очень натурально осел на ковер.
– Ву-у-уху! – прокричал Бобби и запустил на середину кабинета висящий на тросах транспарант с надписью «Мир у твоих ног».
– Я выиграл, – сказал Бенджамин Хорн, тяжело дыша. Обозрел свою пострадавшую виллу и, покачнувшись, обрушился со стола на пол.
– Папочка! – крикнула Одри, отшвырнув в Бобби чучело и бросаясь к отцу.

– У него кровь!
– Ерунда, просто бровь рассадил. Очки, правда, разбились…
– Бен! Очнись, Бен!
– Джерри, – пробормотал Бенджамин Хорн, рассеянно улыбаясь. – Мне снилось, что папа купил мне «кадиллак». Желтый, ты не поверишь – желтый! С тигровым салоном!
– Он меня узнает!
– Конечно, узнаю, – сказал Бен, медленно садясь и оглядываясь вокруг. Вышколенный персонал загодя покинул «виллу Монтана». – Я не узнаю только эту помойку. Кто, черт возьми, сделал это с моим кабинетом?!

Утро седьмого дня

– Уфф, ну наконец-то все закончилось! – Бобби отряхивал брюки от стирального порошка. – Но если вам еще будут нужны мои услуги, мистер Хорн, не стесняйтесь обращаться!
– Будь это все взаправду, Бену бы понадобился хороший адвокат! – хихикнул Джерри, примериваясь, в кого бы последний раз пальнуть из водяного пистолета. – Или могильщик!
– Ничего еще не закончилось! – поднял палец Бенджамин, яростно дымя сигарой. – Все только начинается. Ко мне, моя семья. И ты, Бобби, тоже! Мы будем восстанавливать настоящее дело Хорнов.
– А док? – кивнула Одри на доктора Джакоби, опять улегшегося на раскладушку.
– Не обращайте на меня внимания, я все равно застрелен, – улыбнулся доктор и отхлебнул коктейль.

@темы: Scarface, Twin Peaks, фанфики, джен

---

[troyachka]

Название: Выпотрошенный миф
Автор: troyachka, virago
Бета: Луче Чучхе
Фандом: Кости, "Разрушители мифов"
Размер: миди (4100 слов)
Пейринг/Персонажи: Сили Бут, Темперанс Бреннан, Джек Ходжинс, Винсент Найджел-Мюррей и другие, а также Джейми Хайнеман, Адам Сэвидж
Категория: джен
Жанр: кейс
Рейтинг: R
Краткое содержание: У побережья найден труп в скафандре. Как это связано с программой "Разрушители мифов"? И кто, собственно, погиб?
Предупреждение: убийство, детальное описание разложившегося тела и увечий

Шел седьмой час работы.

— Трави, трави, твою мать за ногу, разиня! — заорал Джош и сплюнул в воду: новичок нихера не умел и снова упустил нужный момент. Трос затрепыхался, как торчок на дискотеке, оборвался и плюхнулся неподалеку от того места, где погружался Ивен.

— Ну вот, все псу под хвост, опять начинать сначала! Доставай теперь его!

Новенький с незапоминающимся именем виновато втянул голову в плечи. Очень помогло это! Теперь опять маневрировать, опять пытаться подцепить херову затонувшую яхту, да так, чтобы ничерта не повредить при подъеме, иначе хозяин, важная шишка, расскандалится. Хуже, что может не заплатить и даже неустойку потребовать. А сил сколько на это потрачено? А топлива?

Ивен вынырнул неожиданно, стащил маску и стал хватать ртом воздух. Устал, что ли? Джош подал ему знак вылезать, но Ивен только замотал головой.

— Там скафандр! — заорал он, когда отдышался.

— На яхте? — удивился Джош. Откуда там мог взяться скафандр?

— Нет, рядом с ней. Кажись, течением принесло, зацепился за яхту, его илом и затянуло. Старый, с медным шлемом, — Ивен показал руками, какой здоровый этот самый шлем. — Слушай, Джош, темнеет, сегодня уже не поработаешь. Давай поднимем его, какую-никакую копейку за него да выручим. А?

— Да типа я против, — добродушно бросил Джош и обернулся к новичку. — А ты не стой столбом, дубина! Помогай давай!

Когда у борта забурлила вода и из воды показалась круглая медная блямба, Джош впервые заподозрил неладное. Слишком уж скафандр тяжелый — вон как трос натянулся. Но Ивен казался спокойным, значит, все в порядке… Тот как раз вынырнул и показал Джошу большой палец — мол, клево все получилось. Джош покачал головой и принялся осторожно опускать находку на палубу. С новичка станется уронить и разбить даже то, что биться, по идее, не должно.

Когда скафандр наконец оказался на палубе, Джош наклонился ближе, чтобы рассмотреть его.

— Тридцатых годов, кажется, — сказал Ивен, уже поднявшийся на борт. — И хорошо как сохранился, глянь! Даже ракушками почти не оброс.

То, что скафандр не оброс ракушками, вовсе Джоша не радовало. Видно, потеряли этот металлический гроб совсем недавно. И кто сейчас спустит такое железо под воду? Киношники? Джош насторожился. Зря он пошел на поводу у Ивена, зря. Своей башкой думать надо, задницей остальные подумают. Он внимательно рассматривал шлем… Нет, показалось. За стеклом не было никакого лица или черепа — только красноватая муть, просвечивавшая сквозь бурые потоки ила. Внутрь попали вода и моллюски?

Красноватая муть, заебись.

— Ракушками не оброс, — повторил Джош и медленно вытер переднюю часть шлема от ила.

Ивен наклонился и шумно задышал.

— Чего это там… Ой блядь!

Джош всматривался очень внимательно. Потом все-таки и сам резко отшатнулся. Тошнотворное зрелище.

— Ой блядь, — медленно повторил он и поднялся на ноги. — Вызывай полицию, чувак. Поработали, называется.

Через стекло, сквозь студенистую красноватую муть c багрово-коричневыми плотными прожилками виднелись зубы. Человеческие.

***

Скафандр поблескивал под яркими лучами софитов и, несмотря на отличную вентиляцию, отчетливо вонял. Винсент все никак не мог привыкнуть к этому запаху, хотя, казалось бы, давно должен был за время учебы. Хоть затыкай нос — но доктор Бреннан расценит это как некомпетентность, а ему нужно удержаться в лаборатории. Отличная, интересная работа, прекрасные люди, и… Винсент заволновался.

Он следил за доктором Бреннан, склонившейся над скафандром.

— Спартанские воины должны были соблюдать имущественное равенство. Чтобы избежать нежелательного обогащения, в Спарте вместо денег использовались длинные железные прутья, которые раскаленными окунали в уксус, — выпалил Винсент почти без пауз.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать, мистер Найджел-Мюррей, — невозмутимо ответила она. — Необходимо освободить тело из скафандра, не повредив кости, а Ходжинс пусть разберется, что за деформированная плоть находится в шлеме. Пока кости недоступны, я не могу определить ни время смерти, ни ее причину.

Бреннан с резким щелчком стянула перчатки и бросила их в урну. Значит, заниматься этим она не будет. Значит…

— Вы не поняли, что я сказала, мистер Найджел-Мюррей? Работайте. К вечеру кости этого человека должны быть в моем распоряжении, — с нажимом добавила доктор Бреннан и величественно удалилась.

Винсент растерянно оглянулся. Помощи просить было негде. Только Ходжинс ехидно посмеивался, сидя за своим компьютером, прямо здесь, на платформе. Здоровенный плечистый дядька Бут, американский народный вариант Ланцелота, ускакал за своей весьма ученой Гвиневерой. А Энджела не любила смотреть на трупы лишний раз и еще раньше поднялась наверх. И доктор Сэроен была в отпуске.

Ходжинс явно не рвется помогать, решил Винсент. Он никак не мог понять, в чем дело, что с ним не так? Он слышал, что его взяли на место сотрудника Бреннан, подававшего огромные надежды, но тот сошел с ума или что-то вроде того. Они что, охраняют от Винсента территорию погибшего товарища? Или присматриваются к нему подозрительно, вдруг и он спятит? Хотя от таких заданий можно рехнуться.

— Первой в истории фотографией считается так называемый «вид из окна», снимок, сделанный Ньепсом в 1826 году с помощью камеры-обскуры на оловянной пластинке, покрытой тонким слоем асфальта. Экспозиция длилась четырнадцать часов при ярком солнечном свете, — сообщил Винсент Ходжинсу.

— Хочешь сказать, парень, что собираешься торчать здесь четырнадцать часов, думая, как бы вынуть бедолагу из скафандра? — фыркнул тот. — Ну уж нет.

Ходжинс встал и вразвалочку подошел к столу, медленно, неспешно натянул перчатки.

— Судя по всему, скафандр находился в воде недолго, — сказал он и снисходительно улыбнулся. — И попал в нее не слишком далеко от того места, где его обнаружили. Все скелеты радиолярий в пробах ила с места поднятия скафандра такие же, как и на самой железке. А Halobacterium salinarum? Вот уж неожиданная находка! Они обитают только в соленой воде, а в том месте у Майами-бич, где обнаружили эту железяку, как раз встречаются впадины с повышенной соленостью воды.

Винсент напряженно ждал, что будет дальше. Ходжинс все-таки намерен помочь ему? Быть того не может. Ходжинс рассмеялся, будто услышав его мысли, и сверкнул слишком голубыми, как у кинозвезды, глазами.

— Ты думаешь, я за тебя буду это делать? Работай. А я пойду изучать грязь, мусор и ракушки. Как снимешь с этого тунца консервную банку — свистни! Хотя нет, не свисти, запах просигналит за тебя.

Винсент тяжело вздохнул, обошел еще раз вокруг стола — вдруг по дороге придет в голову какая-нибудь новая идея? Потом взял скальпель, примерился… Или все же нож для костей?

— В сельских районах Таджикистана сросшиеся брови считаются признаком женской красоты, и женщины специально закрашивают промежуток между бровями на переносице черной краской, — пробормотал Винсент, пытаясь потянуть время.

На самом деле снять с тела резиновый костюм, даже очень плотный, было несложно. Сложно было начать. Как будто преграда стояла между ним и столом, на котором лежали останки, упакованные в резину и медный шлем. Винсент зажмурился и помотал головой. Начать. Ерунда. Все равно что шланг резиновый разрезать, да и дело с концом!

Винсент шагнул вперед и с силой провел лезвием по костюму, открывая низ грудной клетки и живот, проталкиваясь внутрь. В нос ударило омерзительное зловоние, распадающаяся плоть полезла в разрез, как густой томатный соус из пакетика при надавливании. Винсент зажмурился снова, отворачиваясь, но мощный кондиционер и вытяжка над ним все же справлялись с первой волной трупной вони. Он решил не рисковать и вскрыть брюшную полость до того, как освободит тело от резины полностью. Никак не мог припомнить точно, как проходит в таких случаях разложение и не придется ли потом собирать вокруг стола ошметки развалившегося трупа.

Решено, брюшная полость, потом полностью снять костюм, а шлем в последнюю очередь. Винсент осторожно взялся за край разреза и потянул резиновую ткань на себя, одновременно проводя скальпелем по тому, что было животом… раньше.

— Доктор Ходжинс! — заорал Винсент. — Доктор Ходжинс!

Ему пришлось долго кричать, пока Ходжинс соизволил подойти.

— Ну что тебе? — неприязненно спросил он, дожевывая сэндвич. — Труп сбежал? Или, может, в скафандре скрывалось инопланетное чудовище?

— У него нет внутренностей, — дрожащим голосом пробормотал Винсент. — Совсем нет. Посмотрите.

Ходжинс скептически поднял бровь, но все-таки удосужился подойти ближе и взглянуть на тело.

— Действительно, нет, — протянул он странно довольным голосом, присматриваясь внимательнее, все больше оживляясь. — Ребра сломаны, это даже я вижу, но где же его кишки, печень и прочее? Не могли же его засунуть в скафандр уже потрошеным? Какое интересное было бы убийство!

Ходжинс склонился над самым телом, изучая края разреза.

— Потрясающе! Очаровательно. Винсент, а может быть, ты случайно проглядел зашитый разрез на теле? Понимаешь, о чем я? Разрезали, вынули, зашили, засунули в скафандр и затопили.

Он обернулся и, не разгибаясь, снизу вверх посмотрел на Винсента. Это было улыбающееся лицо жизнерадостного маньяка. Довольного жизнью маньяка. Предвкушающая улыбка. Винсент стоял рядом и чувствовал себя полным идиотом.

— При декомпрессии в старых водолазных костюмах, воздух в которые подается по трубке, давление воды может вдавить всего водолаза в медный шлем, — ляпнул Винсент первое, что пришло ему в голову. Факты всегда успокаивали его.

— Что?! Повтори, — улыбка Ходжинса погасла, теперь он выглядел очень деловым и требовательным.

— Давление воды может вдавить водолаза в шлем, — послушно повторил Винсент.

— Ха! Парень, ты гений! — Ходжинс просиял снова и сильно хлопнул его по плечу. — Как думаешь, где внутренности этого бедолаги? Ставлю десятку, что они здесь.

И он постучал пальцем по шлему.

Винсент изумленно перевел взгляд с Ходжинса на труп и обратно.

— Но я же не спорю, — пробормотал он, еще не полностью понимая, что произошло.

Ходжинс фыркнул.

— Неважно. Кажется, у нас есть вероятная причина смерти. Отличная работа, парень! И не забудь снять с него шлем, — добавил он, возвращаясь в лабораторию.

***

— И что тут у нас? — спросил Бут, не ожидая, впрочем, ничего радостного, хотя Ходжинс и Энджела у прозекторского стола просто сияли.

Рядом со столом, на котором лежал местами до белизны очищенный скелет, стоял с очень самодовольным видом новый интерн Бреннан. Интерн Буту не нравился. С другой стороны, кто из интернов Кости ему нравился? Даже Зак и то… А этот тип постоянно нес всякую заумную чушь, не относящуюся к делу, да еще и говорил с таким… королевским акцентом. И фамилия у него была с претензией.

— Повреждения очень необычные! — радостно воскликнул этот Найджел-Мюррей. — Внутренние трещины свода черепа и обоих височных костей, оторвана нижняя челюсть, даже ребра треснули так, будто их изнутри разламывали и еще снизу помогли. Судя по трещинам, сила, которая действовала на кости, увеличивалась не резко, а постепенно. Вероятная причина — декомпрессия. Но я еще не говорил об этом с доктором Бреннан…

Бут пожал плечами. Кости отправилась на встречу с отцом и обещала вернуться через час.

Вероятно, Бут выглядел недостаточно восторженным, потому что слово взял Ходжинс.

— Если говорить о плоти, то у этого парня проблемы были ого-го. Печень, кишечник, желудок и легкие под давлением переместились вверх, вырвали носовой хрящ, внутреннее и среднее ухо, а заодно и нижнюю челюсть. Если бы тут был Зак, я бы поставил эксперимент…

— А короче, Ходжинс?

— Короче? Ему кишки через нос выдавило.

Бут с трудом сглотнул. Отличные новости, что и сказать.

— Я не нашел никаких свидетельств того, что скафандр с трупом перемещали. Все микроорганизмы, которые были найдены внутри и снаружи скафандра, характерны для местности, где скафандр нашли. Воды в легких нет, значит, это не утопление. Скорее всего, вода попала внутрь скафандра уже после гибели жертвы, — добавил Ходжинс и тяжело вздохнул. Бут его прекрасно понял: Кэм уехала в отпуск и упорно не брала трубку, и часть ее работы досталась Ходжинсу. Что ж, ему не привыкать.

— Вы отослали снимок зубов в ФБР? — спросил Бут.

Не то чтобы он сомневался в них. Но агент ФБР здесь он, контролировать их совместную работу — его задача.

— Да, конечно, — тут же ответила Энджела и мило захлопала ресницами. — Но они пока молчат. И мы не знаем, кем был этот бедняжка. Но я уже занимаюсь реконструкцией его лица.

Бут заложил большие пальцы за ремень и качнулся с пятки на носок. Не очень радостная новость. Гораздо удобнее, когда у жертвы есть имя. Хотя безымянность могла объясняться очень просто — никто его не ищет, этого водолаза. Значит, пропал водолаз и старинный скафандр, а никто не ищет? Бут хищно ухмыльнулся. Потому что наверняка знают, что, где и зачем потеряли.

— Смерть могла наступить по естественным причинам? — для порядка спросил он. — Несчастный случай?

Мистер Найджел-Мюррей посмотрел на него изумленно и захлопал ресницами не хуже Энджелы.

— Мертвый парень решил поиграть в водолаза и потерял свой газовый баллон или что там у них, — монотонно завел Бут, изображая происходящее руками. — Кстати, у этих скафандров есть номера? А у шлемов? Кто их производил? А продавал? Или с аукционов? Как узнать, кто владелец этого…

Бут запнулся и щелкнул пальцами.

— Раритета? — встрял интерн. И они с Ходжинсом переглянулись.

— На заре авиации шелковые шарфы были частью униформы летчиков, чтобы тем не натирало шею о воротник, — невпопад затараторил Найджел-Мюррей. И тут же поспешно добавил под раздраженным взглядом Бута: — Нет. Если бы сила, которая переломала ему кости, была применена резко, то можно было бы говорить про несчастный случай. Но сила нарастала постепенно.

Буту это все еще больше не понравилось, и он рявкнул:

— Парень, уточни, над ним кто-то караулил на поверхности и перекрыл ему кислород?

— Приблизительно выражаясь, если не очень точно, если предположительно…

Ходжинс прыснул.

— Да, — выдавил наконец интерн и бросил на Бута осторожный взгляд.

Какой-то Бэмби. Черт. Все надежды провести уикэнд нормально пошли насмарку. В этот момент в кармане Бута дернулся телефон, а на платформе с видом королевы этого маленького царства трупов появилась Бреннан. Вовремя, как обычно.

Найджел-Мюррей тут же завертелся возле нее, как юла, затрещал, рассказывая, а Бут вытащил телефон.

— Бут слушает.

— По поводу вашего погибшего в скафандре: личность мы установить пока не можем, — сказали ему. — Но местная полиция сообщила, что пару дней назад в бухте работали телевизионщики, что-то снимали, и местные спасатели им помогали. Телевизионщики использовали старый водолазный скафандр! Передаю данные на них. Удачи.

Через секунду булькнула СМС: “M5 Industries Inc., Сизар Чавес, Сан-Франциско, CA 94107 ‎”.

Калифорния! Здорово. Если и ехать куда-нибудь на выходных по делу, то лучше туда.

— Мужчина, белый, лет сорок-сорок пять, в отличной физической форме, — надиктовывала тем временем отчет Бреннан, рассматривая скелет. — Мистер Найджел-Мюррей, ваша версия достаточно правдоподобна, я рассмотрю ее…

— Эй, Кости! — перебил ее Бут, пряча телефон. — Завтра отправляемся в Калифорнию. Есть зацепка!

***

Эти умники Буту не понравились с первого взгляда.

За время работы с командой антропологов из Джефферсона он каких только умников не встречал! И все они были настоящими психами. Страдающие паранойей, манией величия, навязчивыми идеями, зацикленные на самих себе и своих разработках, они, как заведенные, занимались совершенно непонятными для Бута вещами. Ну, почти совсем непонятными. На деле за несколько лет он уже кое-что изучил из их арсенала. Но вот эти двое были чем-то новеньким.

То, что они тоже умники, Бут чувствовал пятой точкой. И при деньгах: их дорогой лощеный адвокат возник из ниоткуда, не успели они с Бреннан даже зайти в мастерскую-склад. Но эти типы не обращали на своего адвоката внимания. Они, честно говоря, и на Бута с Кости не особенно реагировали. Потому что у них в разгаре был какой-то эксперимент и съемка. Кажется, они даже не сразу врубились, что к ним приехали из ФБР.

Первого звали Адам Сэвидж, и он был настоящей занозой в заднице. Если бы Ходжинсу вполовину добавить гиперактивности и не только убрать паранойю, но и обычного здравого смысла не додать, то из него мог бы получиться такой вот типчик — без тормозов. Этот Бута едва заметил и унесся дальше.

Второй, Джейми Хайнеман, Буту понравился больше. Но Бут привык, что разбирается в человеческих эмоциях, понимает, как люди думают, а Хайнеман был темной лошадкой. Его обросшее моржовыми усами лицо совершенно не менялось. Когда они с Кости представились ему, он невозмутимо кивнул, поздоровался и без перехода, не меняя выражения лица и тона голоса, отчитал кого-то из работников за не вовремя вынесенный мусор.

Бут смутно припоминал, что даже видел их шоу: то ли сам полчаса смотрел какой-то познавательный канал, то ли Паркер смотрел, когда был у него… а, ерунда.

— Ты глянь, Кости, настоящие умники, почти как вы, — Бут решил подколоть напарницу.

— Вовсе нет! — протестующе завопила она. И Бут, хоть и пытался сохранить серьезный вид, едва не расплылся в улыбке. — Это шоу-бизнес, а не наука, и наверняка результаты их работы получены не с помощью долгих и скрупулезных опытов, а благодаря случайным совпадениям. Все делается для эффектного зрелища, а не ради научного поиска! Нет, Бут, не сравнивай мою лабораторию с этой… фабрикой грез!

— О! Кости выучила новые слова! Ими пользуются обычные люди! — восторженно завел Бут, но сразу отвлекся.

Потому что Хайнеман, стоявший поблизости, натурально шевельнул усами.

— Вы, доктор Бреннан, не совсем правы, — веско сказал он. — Не все опыты, которые мы ставим, попадают в выпуски. Но ведь вы по делу? Мы всегда охотно сотрудничаем с органами правопорядка. Я вас слушаю.

Бут окинул Хайнемана взглядом. Не врет. Не волнуется. Не запирается. И вообще никак не показывает эмоций! Черт! Бут едва сдержался, чтобы не скрипнуть зубами. По лицу свидетеля практически ничего нельзя было понять, по голосу тоже.

Крепкий орешек.

— Неподалеку от места, где вы снимали сюжет про водолазный костюм, был найден труп неизвестного мужчины в таком же или очень похожем костюме, — сказал Бут.

— Смерть наступила, по нашей версии, в результате декомпрессии, — встряла Бреннан. — Хотя, конечно, непосредственной причиной смерти могло послужить кислородное голодание, или внутреннее кровотечение, или остановка сердца из-за… Тут есть спорные моменты. Состояние тела не позволяет точно сформулировать, есть несколько равновероятных вариантов.

В невозмутимых глазах Хайнемана мелькнуло что-то, подозрительно напоминающее растерянность. Недоумение. Нет, ничего не мелькнуло, показалось. Бут выругался про себя — будто головоломку разгадываешь или отмычки подбираешь, а замок не той конструкции.

— Водолаз? — Сэвидж, словно Гонзалес-скороход, возник из ниоткуда рядом с ними. — И его выдавило в шлем, все такое, кишки, кровища? По-настоящему?

Он расхохотался. Бут внимательно наблюдал за сменой выражений на его лице.

— Да вы нас разыгрываете, ребята. Вас Кэри подослала, признавайтесь!

— Это была бы крайне неразумная шутка, — сказала Кости.

Хайнеман покачал головой.

— Это не наш сюжет, а Тори и Гранта. Они вам смогут рассказать больше, — на этот раз его голос звучал мрачновато.

— Сальваторе Белеччи и Грант Имахара, — добавил Сэвидж и указал куда-то за спину. — Наша молодая поросль, надежда и опора и все такое. Вы точно не прикалываетесь над нами? Кто-то и правда погиб возле места наших съемок?

Он наткнулся на взгляд Бута, посерьезнел и перестал быть похожим на мальчишку с бородой:

— Если все это правда, мы постараемся помочь вам, чем только сможем. Полиция и ФБР — наши друзья.

Грант Имахара оказался самым типичным гиком, которого Бут видел, образцовым, показательным, буквально плакатом «Как опознать гика с первой попытки». Такие вечно промахиваются мимо мяча, теряют очки, им бьют морду по чистой случайности, зато учителя на таких не нарадуются. Он казался куда большим гиком, чем Зак. Нет, Зак был своим и на деле гиком не был. А этот — совсем чужой, Буту показалось, что Имахара моментально определил в нем противоположный типаж, спортсмена и любимца чирлидерш, и в его голосе зазвучали раздражение и обида. Вот к Кости он отнесся куда теплее, этим надо было пользоваться.

— Да, мы использовали скафандр с медным шлемом, — сказал Имахара. — Вот он, висит на стене как трофей, мы всегда так делаем. А вы та самая доктор Бреннан, знаменитый ученый и автор бестселлера про Кэти Райхс? Вот здорово! Я читал несколько ваших статей, когда мы готовили эксперимент по проверке прочности черепа!

Они с Кости тут же заговорили о чем-то малопонятном, и Бут подошел ближе к водолазному костюму со шлемом. Действительно, такой же. Только чистый, блестящий, и никаких ошметков раздавленной печени за стеклом.

— А вы используете для своих опытов настоящие черепа? — спросил Бут, не сводя глаз со скафандра.

— Ну… да, — ответил Имахара. — Хотя в большинстве случаев используем свиные головы, иногда подбираем материал, максимально похожий по свойствам на человеческие кости, например, для Бастера. Но черепа используем настоящие. Мы их покупаем здесь, — он быстро написал на клочке бумаги адрес и подал Буту. — Вот для этого опыта мы использовали пластиковый скелет.

— Мы бы хотели взять для проверки копию отснятого вами материала. И то, что пошло в брак, тоже.

— Конечно! — Имахара наклонился к видавшему виды ноутбуку. — Сейчас я запишу вам.

Бут тем временем осматривал рабочий стол, экран ноутбука, плакаты, какую-то нескончаемую свалку мелких деталей, вырезок, чертежей. При всем обилии материала, глазу совершенно не за что было зацепиться. В этом деле было слишком много лишних деталей, слишком много неясностей, слишком много гипотез, даже Кости не могла остановиться на чем-то одном, указывая причину смерти. Все составляющие убийства — и даже алиби, судя по всему, — словно выдали в двойном размере.

— И скафандр, — добавила Бреннан. Она подошла ближе, достала ультрафиолетовый фонарик и посветила на шлем. Бут с надеждой проследил за лучом и едва сдержал улыбку: за стеклом светились знакомые, предательские синие пятна.

Грант пожал плечами.

— Забирайте. Только мы его вычистили, конечно. Не знаю, будет ли от этого какая-то польза.

Кости глядела на Имахару даже слишком благосклонно. Бут готов был спорить — интернам за такой взгляд пришлось бы наизнанку вывернуться, если не больше.

— Что вы использовали в своем опыте для имитации плоти и внутренних органов? — спросила Бреннан.

— Плоть и использовали, — обрадовался Имахара. — Настоящую свинину с кожей, Тори обшил ею скелет. И внутренности свиные, и соленый раствор, по плотности похожий на кровь. Мы все старались сделать по-настоящему.

Светиться внутри могла и свиная кровь. Бут задумчиво рассматривал скафандр, что-то такое очевидное напрашивалось, прямо как в старых детективах. Убийца — дворецкий. Нет, это все для простачков. Никакой киношный или книжный детектив не смог бы работать в реальной жизни. Это сказка, миф. Никто не мог бы раскрыть дело сидя на месте, размышляя, просто сопоставляя известные факты. Агенты ФБР — не лабораторные умники, их ноги кормят, надо полагаться на интуицию, чутье, расспросы свидетелей.

— Скафандр был один? — спросил Бут наконец.

— Да, конечно, — Имахара, кажется, удивился. — Чуть не забыл. Для того, чтобы опыт сработал, нужно вывести из строя клапан обратной тяги. Нам пришлось переделывать его.

Бут переглянулся с Бреннан: про то, что клапан нужно вывести из строя, они знали и так. Именно это сделали с другим скафандром.

— Ладно, — сказал Бут. — Я от имени ФБР забираю ваш скафандр…

— Как улику? — вдруг оживился Имахара, то и дело поглядывая на экран мобильника.

Бут оглянулся. У дверей материализовался давешний адвокат, нанятый продюсерами шоу, и теперь от всей души давал клиенту подсказки, беззвучно шевеля губами, имитируя разговор по телефону и тыча пальцем в экран воображаемого коммуникатора.

— Улику? Нет, что вы, исключительно в подарок даме. Имахара, разве вы не желаете подарить доктору Бреннан свой трофей? Можете сделать дарственную надпись, поставить автограф…

Имахара впал в задумчивость — адвокат у дверей схватился за голову так, будто сверху на него сыпались кирпичи, а потом принялся строчить смс-ку. Бреннан призывно улыбнулась Имахаре. Вышло у нее страшновато, хищно так, Бут чуть не крякнул от удовольствия. В это время за спиной адвоката появился невозмутимый Хайнеман, благодушно оглядел их сборище и опять неведомым способом пошевелил усами. Наверное, они с Имахарой общались телепатически, потому что гик, которого все ужимки и электронные послания адвоката не убедили, все-таки оторвал взгляд от улыбки Бреннан и попытался сосредоточиться:

— Нет, — протянул он с сомнением, — лучше как улику.

— Настоящий шоу-бизнес, — восхищенно сказал Бут. — Если как улику, сразу добавьте список всех, кто участвовал в съемках шоу со скафандром, на всех этапах, просто присутствовал, их адреса, контактные данные, адрес поставщика или продавца скафандра, чеки на покупку…

— Притормозите, агент, — прогудел Хайнеман, — вы получите все необходимое.

Бут пригляделся к кадрам, мелькавшим на экране ноутбука Имахары. Это были технические материалы, не вошедшие в передачу, камера в руках оператора ходила ходуном.

— Вы этот чертов скафандр все перемеряли, что ли? — спросил он изумленно.

— Так интересно же, — хохотнул Имахара. — Только не всем по размеру подошел. Но если вы про ДНК, то мы вам сильно прибавили работы, там внутри целый клондайк, широкий выбор.

Бреннан заинтересовалась и встала у Бута за спиной. На экране мелькали чьи-то ноги и руки без головы, широкие, развитые грудные мышцы, мышцы спортсмена, это Бут мог оценить. На секунду камера выхватила снимаемый с шеи медальон, внутри мелькнули два одинаковых детских лица, снова палуба, ноги, скафандр, Имахара…

***

— Зачем ты утащила скафандр? — спросил Бут у Бреннан уже в машине.

— Где же твое знаменитое чутье, Бут? Что ты скажешь об этих людях? — развеселилась Бреннан. — Разве ты не хочешь проверить, свиная кровь внутри или нет? Ходжинс, например, сможет определить, погружали ли недавно этот костюм и шлем в ту же воду, что и наш. Это интересно же!

Святые угодники! Бреннан передразнивала Имахару.

— Нисколько, — серьезно ответил Бут. — Этот скафандр поломан так же, как и наш. Тело нашли в нашем скафандре. Если внутри этого скафандра тоже человеческая кровь, значит, мне придется искать второй труп. Ты намерена безнадежно испортить мне выходные, Кости?

Теперь до нее дошло.

— Ты все усложняешь. Чтобы повредить скафандр, достаточно понимать в общих чертах, как внутрь подается воздух. Кроме того, на съемочной площадке умников и инженеров-любителей было в пять раз больше, чем водолазов. И даже уборщица или такой простой агент ФБР, как я, могли подслушать суть эксперимента, если об этом десять дублей подряд говорили на камеру.

— Ну давай, Бут, колись. Тебя что-то тревожит. Кого ты подозреваешь? Объясни мне эти полицейские штучки-дрючки. Ты же любишь хвастать ими.

— Ты веришь в совпадения? Что примерно в одно время два одинаковых старинных скафандра…

— Это маловероятно, Бут, ты прав.

— Тогда кто, кроме убийцы, был заинтересован в том, чтобы на стене у этих звезд мифоразрушительного шоу-бизнеса висел скафандр-алиби? И заметь, по базе пропавших никого не нашли подходящего. Никто погибшего не ищет. А водолазы — более редкая профессия, чем таксисты. Почему пропажу такого специалиста не заметили?

— Я понимаю, к чему ты клонишь.

— Точно, Кости? Я сам не очень понимаю, у меня в голове только вертится дорогущая яхта, за которую тело зацепилось. Сколько у нее сестер, как думаешь?

— Сестер?

— Сколько было выпущено таких же яхт? Точных копий, клонов. Корабли-сестры, поняла?

— Бут! Ты гений!

— Я гений?

— Да! Звони Ходжинсу. Ты выпотрошил это дело за десять минут, не вставая с места. Надо узнать, когда будет готов анализ ДНК.

— Как Шерлок Холмс, здорово! Я — гениальный детектив. Надо купить трубку.

— Не отвлекай меня. Но я почти поняла, про кого ты говоришь. Набери Ходжинса. Знаешь, почему его никто не ищет, Бут? Потому что он не пропадал. Все думают, что он на месте. Они близнецы!

@темы: Mythbusters, фанфики, джен, Bones

---

[Танка Морева]

Название: Секрет на двоих
Автор: Танка Морева
Бета: WTF Hermione 2014
Размер: миди, 4359 слов
Пейринг/Персонажи: Гермиона Грейнджер, Шерлок
Категория: джен
Жанр: general
Рейтинг: G
Краткое содержание: Однажды Гермиона Грейнджер помогла Шерлоку, а Шерлок помог ей.
Примечание: Подробный метод расшифровки сообщения можно посмотреть в файле примечаний.
Предупреждения: Кроссовер с Шерлоком BBC (серия «Скандал в Белгравии»). Желательно знать оба канона.
Размещение: Запрещено без разрешения автора
Дисклеймер: Гриффиндорцы денег не берут



Сначала пришло письмо. Сложенные пополам листы бумаги, распечатанные на обычном принтере, просунули под входную дверь. Бессмысленные колонки с пятибуквенным нечитаемым текстом полетели в корзину.

о р б у ф
в т ъ в б
у ж у ф т
в х ф ж г
б д у ж с
и так далее

Гермиона могла бы применить нумерологические чары и посмотреть, содержит ли послание структуру, характерную для естественных языков. Но она вернулась с заседания комитета и разгадывать шарады не хотела совсем, зато очень хотела передать отправителю много теплых слов. Но шутник, к сожалению, не подписался.

Через час ее телефон, нужный только для связи с родителями, громко заревел драконом — звук стоял на смску, чтобы не пропустить, — и издох: она снова забыла его зарядить.

Гермиона прокляла Мерлина и его потомков до десятого колена, пока искала зарядник — и для чего? Чтобы прочитать глупую шутку: «Письмо расшифровано?».

Гермионе не нравилось общаться смсками. Пока наберешь текст по буквам, пока справишься с упрямыми автозаменами, потеряешь уйму времени. Проще послать патронус: одно движение палочки, и прозрачная выдра улетает в магазин ультрафокусов. С одной стороны, Рону после вопиллеров Молли не привыкать, с другой, Гермиона на самом деле была зла. И готовилась прочитать ему целую лекцию о юморе и такте.

Рон промолчал в ответ - ни патронусов, ни сообщений. Ожидаемо, решила Гермиона. Но через добрых полчаса в дверь постучали.

— Надо же, в кои-то веки не обиделся, — заметила она, распахивая дверь. Но на пороге стоял не Рон. Совсем не Рон. Незнакомый человек - худой, с пронзительными серыми глазами. Старше ее года на три-четыре.

На нем отлично сидело шерстяное твидовое пальто, очень недешевое. Шарф и перчатки выглядели просто, но были слишком хорошего качества для масс-маркета, а значит, либо дизайнерские, либо их делали на заказ. На ногах явно дорогие ботинки. Что ж, человек опасности не представлял, хотя по одежде безоговорочно судить не стоило. Лет десять-пятнадцать назад Люциус Малфой и его чистокровные приятели тоже, наверное, одевались недешево. И скольких людей обманул их внешний вид?

Правда, она не беззащитный маггл, а перед ней не пожиратель смерти. Она ведьма, а он явно не колдун. Если что, она с ним разберется в два счета. Хотя вряд ли потребуется - скорее всего, человек просто ошибся.

Произнести дежурные слова сочувствия Гермиона не успела. Он ее опередил:

— Вы меня не знаете, я вас тоже, будем считать, знакомы.

И без дальнейших церемоний прошел внутрь.

Гермиона сдержалась и не рванула следом. Волшебная палочка, как назло, осталась лежать на диване, заложенная между страницами справочника. Замечательно. Если бы только непрошенный гость не стоял на пути к дивану. Ничего, можно обойти диван сзади. Главное, чтобы он ничего не заподозрил.

На всякий случай она оставила дверь открытой.

Гость тем временем осматривал комнату так, будто пытался что-то вынюхать. У него даже раздувались ноздри, довольно забавно, будто у пса, взявшего след.

Гермиона остановилась прямо перед справочником. Правда, взять его как бы невзначай она не могла: для этого пришлось бы хорошенько перегнуться через спинку дивана.

— Очень интересно! Кто вы такой?

Гость неохотно оторвался от ее книжной полки, где помимо «Трансфигурации сегодня» и «Магического законодательства» стояли рамки с колдографиями. Он уставился на Гермиону тяжелым взглядом и лишь после этого заговорил:

— Скажу вам одно слово… — он взял драматичную паузу, и пока ее держал, Гермиона наклонилась и потянулась за палочкой. Ее рукоятка была привычно теплой.

— Баланга! — воскликнул незнакомец.

Гермиона выпрямилась, сжав палочку и одновременно приготовившись к атаке — быстрее, чем когда-то против Нагини. Справочник тяжело шлепнулся на ботинок гостя. Тот его рассеянно поднял и машинально пролистнул. Брови удивленно взметнулись вверх:

— Чернокнижники?

— А почему нет?

— Гм. Ваша мантия и эта указка — кстати, вы собираетесь меня ею проткнуть? — подсказывают очевидный вывод, что вы преподаватель. Но меня смущает, что вы держитесь, скорее, как спикер палаты общин. Ваша реакция, стойка — вы занимаетесь фехтованием? Да и мантия довольно дорогая, сшитая на заказ. Скорее спикер, чем учитель.

— Допустим, вы правы. И что с того?

— Состав палаты общин ни для кого не секрет, так что я неправ.

— Значит, ошибаетесь?

— Я никогда не ошибаюсь.

Сомнительная самоуверенность. Гермиона опустила палочку:

— Что значит «Баланга»?

— Как? Вы не знаете?

Гость удивился так, будто Гермиона сказала ему, что они находятся на Луне. Ну или что магия существует. Чрезмерно. И почему она должна непременно знать про эту Балангу? Кроме очевидных мелочей…

— Город, где-то в Азии. На Филиппинах? Не уверена, надо посмотреть в Британнике.

Вертикальная морщина пересекла его лоб.

— Хотите сказать, что не знакомы с Ирэн Адлер?

— Нет. А должна?

— Разумеется. Вам стоит взглянуть на письмо, которое вы так непредусмотрительно выбросили. Его я нашел в телефоне в папке с вашим именем. Кроме этого, нашел ваш номер телефона, а еще записку со словом «Баланга».

Все страньше и страньше. Допустим, Ирен Адлер откуда-то знала Гермиону, но как из этого следует обратный вывод? Более того, как можно отвечать за чужие ассоциации?

Гермиона задумчиво постучала палочкой по ладони. Может быть, он сумасшедший? И ему требуется помощь? Как назло, ни одно диагностирующее заклятие не вспоминается…

— Если это шутка, то не очень смешная. Будете чай?

Если он согласится, то Гермиона оставит его в гостиной и на кухне отправит патронус Гарри. На всякий случай. Она бы обошлась - вырубила бы гостя, никого не беспокоя, но потом же замучаешься писать объяснительные о причинах нарушения Статута о секретности. А этому магглу сотрут память. Замечательная реклама для закона об ограничении Обливиатуса, который она продвигает в Визенгамоте.

— Благодарю, но не стоит, — отказался гость, словно догадавшись, что от него хотят избавиться. — Сейчас жизненно важно расшифровать это письмо.

И достал из корзины дурацкие листы.

— Здесь используется шифр Цезаря, смещение всего на два символа. Письмо легко читается.

— Шифр Цезаря? — заинтересовалась Гермиона, сама не желая того. — Почему тогда текст записан по пять букв в каждой строчке?

Гость пожал плечами.

— Старый метод шифрования, когда передавали информацию телеграммами. Классика, и Ирен Адлер удачно ее сымитировала.

Отдохнуть, видимо не получится. Остается только смириться. Как жаль, что он маггл. Как жаль, что нельзя ускорить работу чарами.

— Вы принесли письмо в удобоваримом виде? Или придется тратить время на перестановку букв?

— Нет, не принес. Смысл? На любом компьютере вы можете открыть онлайн-сервис кода Цезаря и расшифровать это письмо.

— У меня нет компьютера.

На вытянутое лицо собеседника любо-дорого было поглядеть. Да, остались еще ископаемые, которым не нужен компьютер. Да и зачем он ей? Только ломался бы, причем так же часто, как сотовый телефон. Гермиона могла бы наложить чары нормализации и дешифровать код Цезаря, а еще с десяток других простейших кодов, но ей мешал Статут. Лучше убрать палочку от греха подальше (но не очень далеко), чтобы во время работы с текстом машинально не выдать себя — вот так увлечешься и нечаянно зачаруешь что-нибудь.

— Можно открыть онлайн-сервис на телефоне… — гость сглотнул и застыл, пристально разглядывая ее новую прическу: Гермиона скрутила волосы в жгут и заколола их волшебной палочкой. На манер Луны Лавгуд. И прическа в порядке, и палочка рядом. Удобно.

— Невероятно! — гость подошел к ней ближе. — Тот же подбородок — острый… Скулы, разрез глаз, волосы. Цвет глаз, пожалуй, не тот. И кожа… у вас не такая ухоженная, но вам на работе и не нужна привлекательность. Скорее, она вам даже мешает. Удивительное сходство!

Он казался одержимым, глаза лихорадочно блестели, тембр голоса стал ниже. Каждое слово он произносил с такой страстью, что Гермиона невольно отшатнулась.

— С кем сходство?

— С Ирен Адлер же!

Он точно одержим этой женщиной. Гермиона цокнула языком.

— Вы специально не пытаетесь казаться нормальным, да?

Гость провел рукой по губам и глубоко вдохнул. Лихорадочный блеск в его глазах пропал.

— Я вас испугал? Неужели вы ничего не слыхали о ней?

— Актриса? Я плохо разбираюсь в медиа-персонажах, — Гермиона пожала плечами.

Имя ей ни о чем не говорило.

Гость фыркнул, закатил глаза — излишне театрально, потом жестом фокусника выудил из воздуха телефон, пролистнул несколько фотографий и повернул экран к Гермионе.

На пару лет моложе, с уложенными волосами, с сияющей кожей, какая бывает только пару часов после посещения всех возможных процедур в салоне «Сияние единорогов», явно после применения закручивающих чар на ресницах на Гермиону с экрана смотрела ее улучшенная копия.

— Позвольте вам представить Ирен Адлер.

Странное сходство просто кричало о близком родстве, но Гермиона была единственным ребенком. И двоюродных братьев-сестер у нее не имелось.

А если это сводная сестра? Вдруг ее родители не так безупречны, вдруг у них не такой счастливый брак и у кого-то из них есть семья на стороне? Хотя нет. Вряд ли. У девушки с телефона были отцовские глаза, его же тонкие губы, а вот подбородок, лоб и волосы были мамины...

Двойник никак не мог быть реальным. А значит…

— Многосущное зелье? Метаморф? Трансфигурация?

Гость ответил ей озадаченным взглядом, и Гермиона взорвалась:

— Кто вы?!

Стихийных выплесков магии у нее не случалось давно, лет с двенадцати. Но сейчас магия текла с пальцев - осязаемая, теплая. В ответ хлопнула, закрываясь, входная дверь, задрожали стекла. Пискнув, ее телефон отключился, и скорее всего, насовсем.

— Я ее друг, — очень мягко проговорил гость. — Это главное, что вам нужно знать, если вы не читаете блоги.

— Не ведите себя так, будто я душевнобольная.

— Не пугайте меня. Зачем уничтожать свой телефон? И как? Ну конечно! — он хлопнул себя по лбу. — Понял! В вашей указке, которую вы так искусно спрятали в волосы, радиосигнал, но уничтожение при одном нажатии мгновенное, при другом — отложенное? Я прав? Поразительно, какое сходство. Я все больше убеждаюсь, что в письме Ирен вам не лгала.

***

Чай они все-таки выпили, крепкий черный с молоком, пока гость искал онлайн-ресурс на своем телефоне.

Текст после преобразования читался, хотя и не без труда. Правда, приходилось угадывать слова, разорванные переносом букв на короткие строки.

— Я бы посоветовал вам его переписать. Очень странное письмо. Полагаю, Ирен Адлер зашифровала его кодом Цезаря, чтобы никто не пытался его анализировать дальше.

— Дайте прочитать сначала.

Чем она будет писать при нем? Пером? Надо завести дома хотя бы карандаш.

«Моя старшая сестра», начиналось письмо. И Гермиона не поперхнулась чаем только потому, что гость уже озвучил ее сходство с Ирен Адлер.

Но чем дальше она читала, тем сильнее все смахивало на розыгрыш:

моя старшая сестра
у тебя все получилось
ты все таки самая талантливая ведьма
так считает мистер люпин но я с ним согласна
только ты смогла придумать скрыть имя в заклятии доверия
хранителем стал скептично настроенный мистер люпин и он не ожидал что фиделиус сработает таким образом что обо мне забудут и родители и родные и друзья
мне жаль что и ты обо мне не вспомнишь пока мистер люпин не назовет тебе мое настоящее имя
я не хотела уезжать в австралию и я благодарю тебя за этот выход чудную возможность прожить эту жизнь так как я хочу не боясь не оправдать чаяний родителей не зависеть ни от кого не скучать в библиотеках переехать в лондон что важно раз колдовать и жить в твоем мире я не могу да и не хочу
мне жаль терять только тебя но будем правдивы ты давно ушла к ним ты ведьма а я маггла картина явно ерундовая сто раз описанная в книгах жили две сестры и их все принимали за одну маму любили и отца их преданность друг другу казалось вечной
помнишь как с посторонними нам было скучно мы ни с кем не дружили играли только вдвоем
ну а потом прилетела сова в твой день рождения
провал мой и пр
пьеса нелепая сыграна занавес
я радовалась за тебя ждала писем читала за тебя хотелось нам одолжить много времени но твои каникулы утекали быстрее воды из рук когда ты вспоминала о доме и отрывалась от своих друзей
у меня все ок
лев алый спит раненый в доме чудеса и приключенья
тебе пришлось нелегко знаю ты едва не погибла
да еще
никакая я не аферистка но не в чужих глазах
страх и хороший гнев не дают опустить руки и я поборюсь вот назло и они мебиусом пусть выворачиваются но я не сдамся никогда я не прошу помощи
всерьез помочь мне
он тебя надеялся расколдовать рассказать но не успел в вашей войне иначе бы давно появились в моей жизни если я не путаю мистер люпин мертв храню и могу посоветовать найти записку помещенную в эп
таким йорком ощущаю себя будто мы снова играем за белую и алую розы
секретничаем
не говори родителям если я не вернусь

— Это явно код. И вы должны знать ключ к нему. Именно вы.

— Почему вы считаете, что здесь что-то зашифровано?

— Вы всерьез спрашиваете? Фиделиус. Маггла. Совы. Колдовство. Это либо шифр, либо какой-то ваш внутренний сленг. Допустим, это сленг. Но за этим сленгом прячется другой текст. Видимо, вы когда-то уже общались таким образом, не исключаю, что в детстве. Ирен Адлер умна, а вы ее сестра — интеллект передается от родителей. Удивительно то, что вы ничего не помните.

Гермиона отодвинула телефон.

— Скажите честно, это вас Рон подговорил составить мне компанию?

Конечно, как она сразу не догадалась! В магазине учет, и общительный Рон решил, что ей будет скучно одной. Другие приходят домой раньше или дарят цветы, а Рон устраивает розыгрыши.

— Простите, кто подговорил что сделать?

— Ну, разыграть меня.

— Странный вывод. С чего вы решили, будто у меня есть время и желание заниматься пустяками?

— Я знаю Рона. А что в вашем понимании не пустяки?

— Разгадывать загадки. Если возможно — спасать людей. И существует небольшая вероятность, что между человеческой жизнью и смертью стоят лишь ваше упрямство и скепсис.

Туше. Интуитивно он воззвал к ее внутреннему Гриффиндору. Гермиона еще раз просмотрела текст письма.

— Допустим, сленг мне понятен. В чем вы заметили еще один слой?

— Посмотрите внимательно. Кое-где мысль выражается свободно, а где-то излишне нарочито, иногда фраза построена неправильно, и не из-за стиля респондента, а по единственной разумной причине: чтобы она вписалась в шифровальную таблицу. Например, «лев алый спит раненый в доме чудеса и приключенья». Или «таким йорком ощущаю себя», «читала за тебя» и так далее. Трудно найти ключ, потому что зашифрован небольшой фрагмент, остальное — белый шум, мусор.

Странный мусор. Откуда этот ее двойник знал Люпина, слышал про Фиделиус? А что если это никакой не розыгрыш? Что если у нее есть сестра? Бред.

— Баланга. Думайте, это должно вам подсказать. У Ирен Адлер нет избыточной информации. Все четко и по делу.

— У меня нет никаких идей.

— Метод свободных ассоциаций. Присядем на ваш диван. Как вас зовут, кстати?

— Гермиона. И вы сами не захотели представляться.

— Я думал, обо мне всем известно. Я Шерлок.

— Детектив?

— Все-таки слышали что-то обо мне?

— Нет. Разве так трудно сообразить? Особенно, знаете, после ваших слов о загадках и спасениях людей.

— Согласен, совсем не трудно. Правда, и такие простые догадки мало кого осеняют. Мой друг ведет блог о наших расследованиях. Так, ничего важного по делу, но весьма занимательно. Это привлекло внимание, поэтому…

— Понимаю. Весьма неприятно, когда ты у всех на виду.

— Вы тоже популярны?

— В своих кругах…

Они перешли из кухни в гостиную.

— Садитесь удобнее. Закройте глаза. И не думайте.

Не думать в этот момент было сложнее всего. Теперь она поняла Гарри, когда тот никак не мог очистить свой разум перед уроком окклюменции со Снейпом. Мысли словно ждали этой команды, тут же взлетев роем озлобленных ос.

Может, это аферист? Она закроет глаза, а он ее стукнет по голове? Фиделиус на имя? Такое возможно? Но ведь возможно патронус использовать вместо совы. Неужели она изменила память не только родителям, но и себе? И почему Шерлок говорил о человеческой жизни? Ирен Адлер, то есть ее сестре, что-то грозит?

— Баланга!

Гермиона откликнулась охотно.

— Филиппины.

— Дальше.

— Азия.

— Еще.

— Отпуск. Лет в сорок. Кругосветное путешествие длиною в год. Другой конец земли. Люди вниз головой. Не пролечу ли я всю землю насквозь?

Гермиона открыла глаза.

— Кажется, Баланга ассоциируется у меня с «Алисой в стране чудес».

— Вот как, но почему?

— Такое же смешное слово, как Бармаглот. Так мне казалось в детстве.

— Любимая книга?

— Не то слово. В детстве мне многое казалось абсурдным, а книга показала, что я не одна - Алиса такая же.
— Любимая цитата из Кэрролла.

Гермиона ответила сходу:

— Эта глупышка очень любила притворяться двумя разными девочками сразу.

Они внимательно посмотрели друг на друга.

— Очень, я бы сказал, подходит к нашему случаю.

— Вы думаете, это ключевая фраза? Ирен Адлер знала мою любимую цитату?

— И про путешествие, когда вам исполнится сорок лет, и что длиться оно будет год, то есть двенадцать месяцев. Ключей должно быть два, из этой фразы вы легко их сделаете, если разобьете ее на двенадцать символов. Оригинальное сообщение мы получим в двух таблицах шесть на шесть. Семьдесят два символа, спрятанные в одной тысяче шестистах! Эта женщина!..

— А полное сообщение размещено в таблице сорок на сорок?

— Именно. Что у нас осталось? Таблица замены цифр буквами? Никогда ничего подобного не составляли?

— Давным-давно пыталась придумать свой язык, заменив буквы цифрами, но отец рассказал мне о настоящих шифрах, и я бросила эту затею.

— Осталась у вас та попытка? Может, лежит в детской книжке? Возможно, в том же Кэрролле?

Они снова переглянулись. Гермиона встала первой, Шерлок скинул пальто. Через несколько мгновений она уже перетряхивала свою дохогвартскую коробку с бумагами, а он чертил таблицы на почтовой бумаге — дома нашлась только такая. Пергамент доставать Гермиона не стала. Чернил вполне достаточно для любителя загадок.

Пожелтевший листок выпал из тетрадки наблюдений за погодой. На нем ровным, но детским, еще округлым почерком было выведено:

А Б В Г Д Е Ж З И К
19 31 21 18 16 37 35 24 28 22
Л М Н О П Р С Т У Ф
32 33 17 26 20 14 15 38 34 29
Х Ц Ч Ш Щ Ы Э Ю Я
27 13 23 28 36 11 25 30 12

— Не уверена, что подойдет, но лучше у меня ничего нет.

— Подойдет, — Шерлок даже не повернул головы.

Феноменальная вера в Ирен Адлер. Ну-ну.

Некоторое время работа шла молча. Шерлок аккуратно переписывал в большую таблицу письмо, пока Гермиона составляла ключ.

Писали они перьями, и, к счастью, от комментариев он воздержался.

Гермиона записала:

Этаглупышкаоченьлюбилапритворятьсядвумяразнымидевочкамисразу

Затем:

Этаглупышкоч/енюбирвясдмз
25 38 19 18 32 34 20 11 28 22 26 23/ 37 17 30 31 28 14 21 12 15 16 33 24

Далее они расчертили две таблицы шесть на шесть. И аккуратно выписали из большой таблицы буквы.

л о г и н т
в о й п и т
о м е ц п а
р о л ь н е
л ю б и м о
е з а н я т
по первому ключу и

и е в х о г
в а р т с е
я щ и к н а
й а х о п е
р в ы й ч е
р н о в и к
по второму.

— Логин твой питомец, пароль — нелюбимое занятие в Хогвартсе, ящик на йахо, первый черновик, — прочитал Шерлок. — Хогвартсе?

— Школа-пансион, где я училась.

— Известная в ваших кругах?

— Вроде того. Ну что? Открывайте йахо, вы лучше меня разбираетесь в этом.

***

В почтовом ящике [email protected] их ждала отсканированная записка, написанная каллиграфическим почерком Люпина. С именем ее сестры.

— Не произносите вслух, — только и успела выдавить Гермиона, хватаясь за виски.

Ощущения от вернувшейся памяти приятными не назвал бы даже мазохист.

— Мигрень? Дома есть лекарства?

В ванной комнате, в шкафу над раковиной. Флакон из зеленого стекла.

Но она не смогла издать и звука. Воспоминания всплывали сами по себе, будто опытный легилимент перетряхивал ее жизнь в ускоренном темпе. Две девочки, одна чуть поменьше другой, чертят мелом на асфальте классики. Читают «Алису». Сосед строго говорит Гермионе: «Я же тебе говорил, нечего здесь играть». А потом: «Так вас двое?» и «Вы близняшки»? «Нет, мы Элис и Лэси, я из зеркала», — хохочет Маккензи. Живоглот устроил себе спальное место на банном халате Маккензи, и та требует убрать чудовище. Они катаются на лыжах, когда Гермиона решает вернуться в Лондон, на Гриммо, к Рону и Гарри. Она не замечает огорчение сестры и родителей. А потом Гермиона и вовсе перестает бывать дома на каникулах. Несколько недель летом не считаются.

Гермиона зажмурилась, выдернула палочку из волос, сосредоточилась. «Акцио укрепляющее зелье», — позвала она мысленно. Зеленый флакон слетел с полки ванной комнаты, со звонким стуком толкнулся в дверь и влетел ей в руку. Плевать на Статут, плевать на команду обливиаторов, на Шерлока, на законы.

Горькое зелье притупило боль восприятия.

И только тогда Шерлок заговорил:

— Вы должны мне объяснение.

Сил на ложь или жонглирование словами у нее не оставалось. Поэтому она сказала прямо:

— Так получилось, что я ведьма. А моя сестра — нет.

— Ведьма? Это не гипербола?

— Увы.

— А Хогвартс?

— Школа чародейства и волшебства. Где сестренка не могла учиться, к сожалению. Мы ждали, когда сова принесет ей приглашение в школу. Но так и не дождались.

— Сова? Весьма своеобразный почтальон.

— Что еще? «Лев алый» — футболка с волшебным изображением. Со львом. Алый — почти цвет моего факультета. Спит он, когда в доме мало магии и чудес с приключениями недостаточно. Он будто начинает болеть. Раненый. «Йорком ощущаю себя» — действительно, добавлено только потому, что другое не подходило. «Читала за тебя» — она читала за двоих неволшебные книги, научные и художественные. Причем читала то, что понравилось бы и мне тоже. На каникулах пересказывала. «Фиделиус» — чары, позволяют сокрыть важную информацию в сердце живого человека. Обычно скрывают дома, имя человека — уникальный эксперимент, никто его раньше не делал, во всяком случае я не читала об этом. Он привел к тому, что о сестре помнил только хранитель. Как будто стерли человека из жизни.

— А почему вы сейчас вспомнили?

— Хранитель рассказал свой секрет. Раскрыть секрет можно только добровольно. Либо письменно, либо устно. Но поскольку он умер… теперь хранителями стали мы с вами. И мне кажется, прежде чем кому-то там говорить ее имя, сначала стоит уточнить у нее, хочет ли она раскрытия секрета. Покажите ее еще раз, пожалуйста.

Шерлок протянул ей телефон с фотографией Ирен Адлер.

— Совсем взрослая, — улыбнулась Гермиона. — У меня в голове не укладывается. Казалось, ей всегда будет пятнадцать лет.

— Есть такое суеверие: пока никто не знает твоего истинного имени, тебя хранит сама удача и врагам тебя не достать. У него есть основания?

— Как ни странно, есть. Побочный эффект от заклинания.

Шерлок потер лоб, а потом рассмеялся:

— А вы меня не разыгрываете? Неужели у вас там спрятан целый мир? Со своими законами, историей? Хорошо, что Майкрофт не в курсе. Он бы точно лишился сна.

— Майкрофт?

— Мой брат. Мы в детстве тоже скучали со сверстниками. Они были слишком примитивными, простыми и предсказуемыми.

— Вам бы понравилось в магическом мире. Да, существует Статут о секретности, который я нарушила. Обычно свидетелям проявлений магии стирают память. Так что у меня с вами один и тот же интерес — никому не рассказывать о случившемся.

— Вы можете на меня положиться. А можно ли что-то сделать с именем Ирен Адлер? Скрыть и его этим вашим Фиделиусом? Чтобы она начала все заново, с чистого листа? У нее много врагов, и ей бы не помешало, чтобы они все забыли. Чтобы никто не искал: ни преступники, ни спецслужбы. Хранителем могу стать я. Это возможно?

Гермиона кивнула.

— Вы же смогли стать хранителем, прочтя записку. Но лучше проверить. Проведем такой опыт: вы скажете ее имя одному моему знакомому, который ее когда-то знал, потому что я рассказывала о ней, и если он вспомнит… для чистоты эксперимента я буду в другой комнате.

— Согласен. Звоните ему.

— Мы не пользуемся телефонами.

— Почему?

— Техника и магия несовместимы. Можно переделать какое-нибудь устройство, но нужно очень постараться, заменить большую часть узлов, микросхем чарами и волшебными веществами. От магии техника быстро портится. Собственно, мой телефон отрубился вовсе не из-за радиосигнала.

— И как вы связываетесь друг с другом? Каминами?

— Каминами.

— Серьезно? Я пошутил…

— Совами. Патронусом. Сейчас я покажу…

Гермиона замялась, кого ей звать, Гарри или Рона. Рон может не так понять и снова начать ревновать.

Гарри, которого она вызвала, охотно решился на странный опыт, не потребовав от нее объяснений — видимо, в ее голосе было что-то особенное... А еще он согласился на всякий случай взять укрепляющее зелье.

Гермиона осталась на кухне и начала складывать исписанные листы. Что ж, если у Шерлока не получится, то заклятие доверия наложит Гарри, а хранителем станет она. Если Маккензи согласится скрыть Ирен Адлер.

В прошлом, перед поисками хоркруксов, Гермиона попросила стать хранителем Люпина, чтобы забыть, чтобы не опасаться ни легилимента, ни палача. Сейчас время мирное. Сейчас никакой угрозы нет.

Захочет ли Маккензи общеаться с ней? Чем таким она занималась, что привлекла внимание детектива? Смогут они снова стать сестрами?

Вопросы, вопросы без ответов, которые не решить без Маккензи. А значит, сейчас главное — найти ее.

Шерлок и Гарри вернулись. Первый сиял и снова выглядел самодовольным нарциссом, а второй был растерян. Все получилось. Шерлок может стать хранителем.

— Надо же, Гермиона, — медленно произнес Гарри. — После модификации памяти родителям можно уже ничему не удивляться и ожидать от тебя всего... Но я удивлен. Я же видел ее несколько раз, на вокзале и на Косой аллее. Ты мне рассказывала о ней. Так странно забыть и вспомнить сейчас о Мак…

— Силенцио! Не произноси ее имя!

Гарри отменил заклятие невербальным Фините Инкантатем.

— Здесь только мы трое. Тайну можно раскрыть только тому, кто не в курсе.

— Лучше вообще не произносить его, иначе невольно проговоришься.

— Рон знает?

— Пока нет, и я не решила, говорить ли ему, — Гермиона обхватила себя руками. — Все будет зависеть…

Все будет зависеть от того, вернется ли Маккензи. Наладится ли с нею связь.

— Лучше скажи. Он заметит, что тебя что-то снедает, и Мерлин знает, что ему надумается. А так хоть поддержит.

— Рассказывать ли Рону — вопрос сейчас не самый важный. Шерлок считает, что ей грозит опасность. У тебя же есть ресурсы, ты можешь воспользоваться своим служебным положением. Найди ее, пожалуйста. Для меня.

В глазах предательски защипало, поэтому она отвернулась. О чем она просит Гарри? Нарушить устав? Пойти против своих же правил?

— Гермиона, — Гарри взял ее за руку. — Ты всегда была рядом и всегда поддерживала меня. Ты мне как сестра. Я все сделаю, чтобы помочь. Все.

— Все это очень трогательно, но в подвигах нужды нет, — Шерлок демонстративно зевнул, и Гарри тут же отпустил ее ладонь. — Ее телефон находится в Пакистане, я отследил по GPS. Я уже заказал билеты, вылетаю сегодня.

Гермиона и Гарри переглянулись.

— Не только вы можете показывать фокусы, — Шерлок улыбнулся, довольный произведенным эффектом. — Мы тоже кое-что умеем. И уж точно не используем перьев и чернил. — Он красноречиво махнул руками. Пальцы и ногти покрывали чернильные пятна. Уже подсохшие.

Гермиона виновато убрала их еле заметным движением палочки.

— В Пакистане опасно, — сказала она как можно участливей.

Шерлок пожал плечами:

— Я очень хорош в маскировке.

— Но вы не откажетесь от наших фокусов?

— Смотря каких.

— Хочешь дать ему порт-ключ? — спросил Гарри, поправляя очки.

— Если ты достанешь его. И очень желательно, чтобы он реагировал не на время, а на слово. Двусторонний.

Такие делали только для аврората и министра магии.

— Полчаса терпит?

— Терпит, — кивнул Шерлок. — Самолет у меня вечером.

— Если Гарри достанет порт-ключ, то самолет не потребуется и вы почти мгновенно перенесетесь в Пакистан.

Не забыть нанести на него чары дезиллюминации. Чтобы усилить маскировку.

Пока они не знают, что решит Маккензи о скрытии Ирэн Адлер, можно инсценировать ее смерть и наложить отвлекающие чары на всех, кто мог бы попытаться это перепроверить.

Успеет ли она за полчаса приготовить все необходимое? Да, если очень поторопится.

— Порт-ключ вернет меня сюда? — спросил Шерлок.

— Нет, вы попадете в мой дом, — ответил Гарри. — По какому слову будете активировать его? И куда именно в Пакистан вам нужно?

Шерлок отряхнул невидимые пылинки с рубашки.

— Баланга и Карачи.

@темы: Harry Potter, фанфики, джен, Sherlocl BBC

---

[Медичка Шани]

Название: Вдоль реки
Фэндом: Твин Пикс, Сонная Лощина
Автор: Медичка Шани
Бета: Китахара, Irgana, Анунах, Дже
Персонажи: Дэйл Купер, Гарри Трумэн, Одри Хорн, Бен Хорн, Сара Палмер, Лиланд Палмер, Мэдди Фергюсон, Энди Бреннан, Хоук, Люси Моран, Дама с Поленом, доктор Вильям Хэйворд и многие другие
Категория: джен, гет
Жанр: драма, экшен, мистика, детектив, AU - ретеллинг "Сонной лощины"
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: "А знаете, что самое плохое? У нас тут людей убивают!"
Примечание: в тексте использована настоящая индейская сказка, а сикоморы бывают не только чахлыми, как в каноне, но и такими эпическими

15 352 слова

Там, куда она ходила, мох был белым, а пригорки – красными от брусники, будто от крови. Когда она ложилась на мох, солнце светило ей сквозь веки, и свет тоже казался красным. Она протягивала руки вперед и вверх – и ей казалось, что она обнимает адское пламя.
Красное было везде – наверху и внизу, и сок от раздавленных ягод пачкал пышные юбки, а по внутренней стороне бедра текла кровь.
Когда она умерла, ее опустили в реку, и вода омыла тело, точно отпуская ей все грехи.


«Диана, сегодня, 28 августа 1798 года, я проснулся, чувствуя себя необыкновенно бодрым. Могу с уверенностью сказать, что выздоровел. Также причиной этой бодрости может являться сон, который я видел под утро: птица с розовой грудкой опустилась на подоконник и смотрела на меня через стекло. Когда я встал, чтобы открыть окно, птица не улетела, а перепрыгнула мне на запястье.
Диана, я помню, что во сне рука моя была крепко сжата, и когда я перевернул кисть и разжал пальцы, то увидел, что на ладони у меня лежит кофейное зерно.
Сэр Гордон Коул считает, что мне пора как следует встряхнуться и вернуться к работе. Мой врач, напротив, говорит, что мне необходим отдых, желательно – как можно дальше от грязи большого города. Чтобы найти золотую середину, я решил поступить следующим образом: я отправляюсь на северо-запад, в городок, находящийся у подножия Каскадных гор, окруженный девственными лесами – край лесоторговцев, рыбаков, охотников за пушниной, бурых медведей и индейских духов. Мне предстоит путешествие в почтовой карете, верхом и по воде. Я так рад, ты даже представить себе не можешь, Диана.
Возможно, там я смогу найти ответы на мучающие меня вопросы.
P.S. Письма я буду складывать в обычное место – в саквояж.
P.S.S. Диана, я временно испытываю трудности с сухой бумагой. Путешествие выдалось даже более удачным, чем предполагалось, и теперь я могу ответственно заявить, что умение разжигать костер в абсолютно сыром лесу значит для человека гораздо больше, чем все произведения мировых философов вместе взятые – если, конечно, они не написаны на сухой бумаге. Каких только деревьев я не повидал за последние две недели: лес здесь везде, лиственный и хвойный, он окаймляет озера, будто заключая их в ладони, растет по склонам гор и заполняет долины, поднимается к самым снегам и опускается к океану.
Не обращай внимания на эту неуместную поэтичность, на меня странно повлиял мой индейский проводник – или же то, что он периодически подмешивает нам в бурду, гордо именуемую тут «кофе».
Диана, мне так не хватает хорошего, крепкого кофе!»


– Чем могу помочь? – спросила молодая востроносая особа, не прерывая своего основного занятия – интенсивного взбивания яичных желтков в железной миске. Желтые кудряшки, выбившиеся из-под чепца, прыгали по плечам девушки, словно живые.
– Скажите, любезная, где поблизости можно достать бумагу и чернила? – вежливо спросил он.
На лице девушки отразились мучительные раздумья.
– Видите этот лес, уважаемый? – наконец, понизив голос, сказала она.
– Конечно.
– Ступайте туда, выберите любое понравившееся вам дерево, и будьте уверены, однажды, когда его спилят, из опилок выйдет прекрасная бумага, – закончила она задумчиво и даже чуточку вдохновенно.
– То есть, нигде, – сделал безошибочное заключение приезжий. – Неужели все так плохо?
– Ужасно! – с восторгом подтвердила девушка, взбивая яйца с утроенным рвением. – У нас тут со всем плохо, кроме опилок, звериных шкур и дуралеев вроде Энди Бреннана. А знаете, что самое плохое? – девушка понизила голос до шепота и, быстро оглядевшись по сторонам, наклонилась через подоконник. – У нас тут людей убивают!
Констебль Дэйл Купер, только что прибывший в Твин Пикс, дружелюбно улыбнулся.
– А я знаю, – так же шепотом ответил он и огляделся.
Дорога, по которой он приехал, плавно переходила в главную – и единственную – улицу городка, по обе стороны которой были беспорядочно разбросаны деревянные домики. В конце улицы стояла церковь, а прямо перед ее оградой в большой луже лежала свинья.
Позади домов и примыкающих к ним крошечных огородов простиралась небольшая полоса вырубленных деревьев, а за вырубкой и ограждавшими ее сигнальными вышками начинался лес. К западу и к востоку от города высились две схожие между собой горы, вершины которых терялись в облаках.
– Обычно мы не выпускаем скотину со двора. Свиньи забредают в лес, и потом их днем с огнем не сыщешь, – пояснила девушка, поймав взгляд констебля. – Но это Лана, свинья мэра Милфорда. Ей, как и мэру, все нипочем.
– Где я могу найти самого мэра?
– Ступайте к дому ван Хорнов, не ошибетесь. В этот час мэр всегда пьет там. Точнее, ужинает, – девушка перелила яичную болтанку в форму для выпечки и отошла от окна.
Констебль Дэйл Купер поднял саквояж.
– Уважаемый! – крикнула девушка уже ему в спину. – Пока будете ждать, что «ваше» дерево спилят и пустят на бумагу, можете выстроить тут дом и жениться. Но если вам некогда, попросите бумаги у ван Хорнов. У них все есть! А потом приходите, у меня скоро пирог будет готов.
– Благодарю вас, – констебль отвесил ей поклон и зашагал к самому высокому дому.


– Выглядит, как священник, – прошептал Энди, наклоняясь к уху Гарри Трумэна. – Или гробовщик!
Гарри только поморщился: они договаривались сперва незаметно понаблюдать за чужаком, но с Энди Бреннаном делать что-либо незаметно было решительно невозможно.
Незнакомец был молод и одет во все черное, и глаза у него были внимательные и черные, как у птицы.
Когда Энди зашептал (ужасно громко), незнакомец, стоявший со своим большим саквояжем посреди общей трапезной дома ван Хорнов, только покосился на говорившего. Когда Энди наклонился, изобразив своей долговязой фигурой что-то похожее на вопросительный знак, незнакомец повернул голову в его сторону.
Когда Энди, попытавшись притвориться, что сметает крошки, сбил на пол пустую кружку, и она покатилась к самым ногам незнакомца, Гарри уставился на свои сапоги, а приезжий поднял кружку, пересек гостиную, лавируя между подавальщицами, и со стуком поставил посудину на стол.
– Это не наше, – растерявшись, брякнул Энди.
– Но и не мое, – улыбнулся чужак.
– Возьмите себе на память, – буркнул Гарри.
Ответить приезжий не успел, ведь вместо этого прозвучало громкое:
– Попался!


«Диана, не знаю, как объяснить тебе, но я в ту же минуту почувствовал – да, попался.
У нее были пышные темные волосы, молочно-белая кожа, лукаво изогнутые губы и повязка, закрывающая глаза. И еще платье – темно-красное, тяжелое, шелковое, опасно шуршащее, совершенно не подходившее такой юной девушке – да и всему этому суровому, хмурому краю тоже.
– Попался! – повторила она, крепко держа меня за руки. – Чтобы освободиться, ты должен получить поцелуй ведьмы.
С этими словами она привстала на цыпочки и прижалась губами к моим губам.
На нас смотрел весь трактир, все эти неприветливые местные парни – судя по виду, охотники, трапперы, лесорубы. Надо было что-то сказать, и я сказал:
– Похоже, вы недавно пили кофе.
Тогда она стащила свой платок и удивленно уставилась на меня.
Глаза у нее были светло-серые».


– Это Одри ван Хорн, – неловко произнес Энди, которого никто не спрашивал. Взмахнул руками от избытка чувств и уронил кувшин. – Она нечаянно.
Одри ван Хорн смерила оцепеневшего «гробовщика» долгим взглядом и присела на пол у его ног – собирать черепки.
– Мое имя Купер, – сказал чужак, обращаясь почему-то к Одри. – Мне сказали, что в доме вашего отца я смогу найти мэра Милфорда. Я не хотел…
– Это игры у нас такие, у молодежи, – перебил его Гарри Трумэн с таким видом, точно вся ответственность за случившееся лежала на нем. – В ведьм и индейцев.
– Как будто и тех, и других здесь не хватает… – проскрипел из своего угла морщинистый старик. Кружева на его рубашке были не первой свежести. – Я мэр. Что вам здесь нужно?
– Я прибыл из Сиэтла, чтобы найти убийцу.
Мэр крякнул и, вытерев лоб платком, глянул в сторону.
– Экий вы шустрый. Пойдемте-ка в кабинет хозяина. Здесь много лишних ушей, а дело деликатное...
– Мы и так знаем, кто их убил! – пронзительно крикнул кто-то из угла.
Купер, последовавший было за мэром вверх по деревянной лестнице, обернулся.
– И кто же? – вежливо спросил он.
Ответом ему было всеобщее молчание. В наступившей тишине было слышно, как звякают черепки в руках Одри ван Хорн.


– «Двадцать второго июня сего года честными жителями Твин Пикс в реке было найдено тело Терезы Бэнкс, служанки господ ван Хорн. Означенная девица исчезла за два дня до этого, чему в городе не придали значения, ибо была она особой нескромной и нечистой на руку и давно уже побуждала в своих хозяевах желание выгнать ее на улицу. Тело ее всплыло двумя милями ниже водопада, завернутое в холстину и обмотанное бечевкой. Когда же холстину сняли, то из груди всех собравшихся вырвался вздох: плоть была содрана с костей, а в волосы воткнуты совиные перья...»
– Хотелось бы мне знать, кто написал в Сиэтл эту кляузу, этот донос! – гневно произнес мэр, и от раздражения его рука с зажатым в ней листком бумаги затряслась сильнее, чем раньше. Дэйл Купер потянулся вперед и осторожно придержал мэра за запястье, прежде чем письмо или кружева на отвороте попали бы в пламя стоявшей на столе свечи.
– Думаю, не стоит так опрометчиво бросаться словами. Донос подразумевает под собой обвинение некоего лица, а в этом письме всего лишь привлекается внимание к свершившимся преступлениям.
– Судья направляет своего человека расследовать каждое преступление, случившееся за тридевять земель? – желчно спросил ван Хорн, протянув руки к камину. – Ему не хватает их в большом городе?
– В этих краях убийства не редкость. Пьяные лесорубы, завистливые охотники, паршивые индейцы...
– Неправда, – кашлянув, сказал доктор Хэйворд. – Все не совсем так. Да, лесорубы пьют, в вашем же трактире, господин ван Хорн. Да, буянят. Да, ревнивые мужья тишком бьют своих жен. Что касается индейцев, по сравнению с другими местами они ведут себя тихо, и ни одно из соседних племен давно не выкапывало топор войны... И уж никак нельзя считать обычным, что погибли две девушки, едва достигшие семнадцати лет...
– Так-так, Хэйворд, и на чьей же вы стороне! – проскрипел мэр.
– Доктор на стороне всех отцов, чьи дочери сейчас заперты дома, под охраной своих семей, – раздался тихий голос Лиланда Палмера, сидевшего в кресле у подоконника. – Всех отцов, чьих дочери еще живы...
– Лиланд, друг мой!
– Может, прервемся? – с надеждой предложил мэр.
– Нет-нет, читайте. Чем скорее мы позволим господину констеблю разобраться с этим делом, тем лучше.
– «Двадцать второго августа, на рассвете, в той же реке одним рыбаком была найдена Лора, дочь Палмеров, добрая и приветливая девица. Тело в холстине лежало на берегу, выброшенное рекой, и снова было изувечено, в то время как мать и отец мирно спали в своей постели, не подозревая, что дочери их уже нет в живых...»
Мэр умолк.
– Так оно все и было, констебль. Двух юных девушек нам пришлось похоронить, и нет такого наказания, которого заслуживают убийцы.
– Убийцы? – переспросил Дэйл Купер, всматриваясь в лица своих собеседников. – Знаете ли вы, кто они, раз так уверенно говорите, что их было несколько?
– Ну конечно, конечно же! – глядевший в камин господин ван Хорн резко обернулся. – Конечно, их было несколько, они всегда действуют целой бандой!
– Кто?
– Да индейцы же, – ван Хорн пожал плечами. Его породистое лицо выглядело раздраженным и усталым. – Кто же еще способен на такую дикость. Эти перья... Это точно индейцы. И не смотрите на меня так! У меня, между прочим, тоже есть дочь. Вы зря приехали в одиночку, констебль. Нам бы не помешала целая армия – выкурить краснокожих ублюдков из Гоствуда.
– Вы тоже так думаете? – обратился констебль к доктору.
От окна послышался тонкий скулеж.
Прикрыв голову руками, Лиланд Палмер безутешно рыдал, раскачиваясь в кресле.
– Ах, моя Лора... Ах, моя девочка...


«Диана, когда я, простившись с отцами города, спускался по винтовой лестнице, мне снова довелось столкнуться с юной дочерью землевладельца ван Хорна. Она несла поднос с нарезанным хлебом.
Не произнеся ни слова, она быстро пожала мою руку и пошла дальше, а я, почувствовав у себя в кулаке клочок бумаги, вышел во двор, чтобы рассмотреть его.
Диана, как ты, наверное, могла уже догадаться, на клочке было округлым детским почерком выведено послание. Оно гласило: «Спросите у них про третью!»


– Предупреждаю, что я довольно хорошо дерусь, а стреляю еще лучше, – сказал констебль, обращаясь к сентябрьской мгле.
– Поберегите заряды для настоящего врага, – проворчал в ответ Гарри Трумэн.
Он отлепился от бревенчатой стены, откуда наблюдал за констеблем.
– Я Гарри, – он протянул руку. – Местный охотник. Точнее, траппер – ставлю силки и капканы в здешних лесах.
– Следопыт? – с любопытством спросил Купер, пожимая его ладонь.
– Не то чтобы. Следопыт у нас Хоук, – Гарри кивнул за спину констеблю. Купер кивнул:
– Я знал, что тут есть еще двое.
– Я не враг моему брату, – сказал, выступая из темноты, высокий индеец с красивым, открытым лицом. – И мой брат Долгая Голова – тоже.
– Долгая... Что?
– Это у них так принято, – слова Энди Бреннана прозвучали как извинение. – Награждать всех разными прозвищами. Вы правда констебль? Мы хотели поговорить с вами об убийствах...
– Энди!
– Стой, Долгая Голова!
За страшным визгом и вторившим ему слабым вскриком Энди последовали грохот и треск, словно что-то огромное вслепую рвануло прочь через кусты.
Купер оказался возле Энди первым и помог ему подняться.
– Меня что-то сбило с ног, – пробормотал Энди. – Кажется, это был лось.
– Не думаю, – серьезно сказал Купер. – Кажется, это была свинья мэра Милфорда.


Свеча, стоявшая на середине стола, сердито потрескивала.
Вокруг пламени вились белые ночные бабочки, проскользнувшие между неплотно прикрытыми оконными ставнями.
По стенам плясали тени. За окном блеяли овцы.
– Думаю, сейчас самое время рассказать мне о третьей убитой девушке, – предложил констебль.
– Откуда вы знаете? – воскликнул Энди и пораженно умолк.
– Вот это настоящий служитель закона! – подал голос мужчина, которого все звали Большой Эд.
– Да, – кашлянув, сказал Гарри. – Была еще одна. Не то чтобы совсем девушка... Ее звали Джози, и она была вдовой старого Пэккарда. Хорошенькая и маленькая, точно статуэтка из слоновой кости...
– «Китайская язычница», – вставил Энди. – Говорили, что их с Эндрю Пэккардом дом ломится от богатств, а Джози купается в роскоши...
– Сам ты язычник, – тень от кудрявой головы Гарри Трумэна раздраженно качнулась. – Паккард привез ее из жарких стран совсем девчонкой. В нашей церкви она приняла крещение, здесь же и вышла за него. Он не слишком-то ее баловал лаской, все пропадал на своей лесопилке... А она сидела в его доме, как птичка в клетке.
– И ты, Гарри, был в нее влюблен, – сказал констебль.
– Я любил ее, – согласился Трумэн. – А потом она умерла.
– Ее тело тоже нашли в реке?
– Нет, – заговорил вместо Гарри Большой Эд. – Ее нашли на лесопилке. Было это два дня назад...
Констебль заметил, что Энди Бреннан начал всхлипывать.
– Истерзанную? В холстине? – спросил у Большого Эда констебль, делая вид, что не замечает ни странного поведения Энди, ни явно подавленного состояния Трумэна.
– Нет, – покачал головой Большой Эд. – На теле не было ни одной раны. Ни капли крови на земле. Доктор Хейворд сказал, что у женщины было слабое сердце, но мы считаем по-другому. Хоук был там и видел перья, втоптанные в опилки.
Индеец, сидевший на полу, молчал, глядя строго перед собой. Выражения его глаз было не разобрать.
– Хоук, ты думаешь, что ее убили?
– Я видел ее лицо, – медленно произнес индеец. – Ее убил страх.


«Диана, я должен сообщить тебе, что почти вся ночь прошла в разговорах с этими молодыми людьми, называющими себя «парнями из овчарни».
Это очень странная, но теплая компания. Они выразили сомнения в том, что с помощью мэра и его друзей мне удастся когда-нибудь найти убийцу. Знаешь, Диана, я с ними согласен.
Самым ценным из сведений, полученных мною от этих молодых людей, стала легенда о двух вигвамах, созданных Маниту, и о зле, выходящем из леса.
Сперва я решил, что Хоук под влиянием рассказов моравских братьев и прочих миссионеров вольно трактует мне Библию, и потому о месте, вобравшем в себя все самое светлое и чистое, слушал вполуха – до тех пор, пока он не перешел к истории о Черном Вигваме.
«Духи, которые там живут, – сказал Хоук, – отвергают Маниту. У них крепкие клювы, широкие лапы и острые когти. Живьем содрать мясо с костей для них обычное дело. Если ты слышишь ночью шуршание перьев, не оглядывайся, и тогда, возможно, мимо пролетит обычная сова».
Эта часть рассказа заставила меня насторожиться, но я все еще считал, что таким образом индеец описывает мне свое видение Ада. И только когда Большой Эд сделал мне знак быть внимательней, я услышал то, что взволновало меня сильнее всего:
«До тех пор, пока алчное сердце будет биться, из Темного Места будет выходить зло, чтобы насытиться плотью и впитать в себя боль и печаль», – сказал Хоук. Диана, клянусь, невозмутимый прежде индеец выглядел встревоженным.
Когда я это услышал, у меня вдруг затряслись руки. Даже сейчас, когда я об этом думаю, мне трудно сосредоточиться.
Не в первый раз мне случается сталкиваться с таким: за слухами о темных силах может прятаться обычный человек. И, клянусь тебе, Диана, я найду его.
Светает. Я заканчиваю с письмом. Осталось запечатать его и убрать в саквояж. До завтра.
P.S. Доброе утро, Диана.
Я должен вкратце рассказать тебе, что, едва отложив перо, я заснул, будто ухнул в темную яму. Почти не могу вспомнить, что мне снилось, помню только, что шел во мраке куда-то вперед, а к лицу моему то и дело прикасались шершавые птичьи перья.
Потом я вроде бы увидел в конце моего пути свет, и этот свет соткался в фигуру юной светловолосой девушки – хохочущей, круглолицей, – а потом девушка умолкла и, подобрав шуршащий подол красного платья, превратилась в Одри ван Хорн. Крадущейся походкой она двинулась ко мне.
Диана, откуда этот дразнящий запах кофе?..»


– Это какое-то волшебство, – пробормотал констебль и сделал еще один крошечный глоток. На лице у него было написано блаженство. – Откуда в этих лесах...
– Нравится? – перебила Одри ван Хорн, искоса глядя на Купера.
Она стояла, заложив руки за спину, как примерная девочка, и водила по дощатым половицам носком черного башмака.
В этот раз на Одри было ярко-розовое платье, более скромного покроя, чем то, алое, но все равно очень дорогое.
С улицы доносились крики мальчишек. В большой трактирной зале с утра было прибрано и пустынно. Пахло сосновой стружкой, которой посыпали пол.
– В жизни своей не пил такого хорошего кофе! – чистосердечно признался Купер. – Я чувствую себя просто заново родившимся.
– Мой отец привез его из Сиэтла, – объяснила Одри и, понизив голос, произнесла: – Мой отец вообще знает толк в удовольствиях. Понимаете?
– Не очень, – медленно сказал констебль, внимательно глядя на Одри.
– Он покупает в наш дом только лучшие вещи, – запрокинув голову и глядя в деревянный потолок, заявила она. – У него лучшие лошади, посуда и женщины. Понимаете?
– Женщины? – повторил констебль, отставив чашку. – Одри, ты говоришь о какой-то конкретной женщине?
– И это платье тоже он мне подарил, – невпопад ответила Одри, погладив себя по атласному лифу. – Правда, красивое?
– Очень, – терпеливо кивнул Купер. – Одри, я должен поблагодарить тебя за записку...
– А скажите, когда вы найдете убийцу, вы сразу же уедете обратно, в свой большой город?
– Должно быть, так, – согласился Купер.
– А я ни разу нигде не была, – грустно сказала девушка, поднимая на него светлые глаза. – Отец никогда не брал меня с собой. Ни на охоту, ни на свою лесопилку. А других девушек брал.
– Понимаю, – помедлив, сказал констебль. – Подожди, ты сейчас сказала «лесопилка»? Разве лесопилка не принадлежала Джози Пэккард?
– У нас тут одна лесопилка, – ответила Одри, дернув плечом. – И теперь, когда Джози умерла, она принадлежит моему отцу, как и все здесь. Кстати, сегодня Джози зароют в землю. Разве вам не интересно посмотреть на похороны?
– Черт! – Купер вскочил на ноги, едва не пролив на себя остывший кофе. – Почему ни одна живая душа не сказала мне, что вдова Пэккард еще не погребена!
– Я говорю, – хихикнула Одри, прикрыв рот. – Констебль Купер, а констебль Купер? Разве вы не знаете, что черти приходят за теми, кто поминает их вслух? Втыкают им перья в волосы, а потом утаскивают в ад!
– У вас тут весьма нетипичные черти, как я успел заметить.


– Не знаю, что вы хотите обнаружить, тело уже обмыто и готово к погребению, но если вы считаете, что я не прав, дело ваше... – доктор Хэйворд развел руками. – Заканчивайте быстрее. Мэр будет очень недоволен.
Констебль, разглядывающий руки покойницы, немедленно выпрямился и поклонился.
– Доктор Хэйворд, – торжественно сказал он. – Я встречал мало по-настоящему разумных людей, понимающих, что служение закону требует переступать через мракобесие и предрассудки. Спасибо, что позволили осмотреть тело. Я нисколько не сомневаюсь, что вы правы, и смерть вдовы наступила в результате сильного сердечного испуга...
– Да Бог с вами, – отмахнулся старый врач. – Я ведь уже сказал: все дело в том, что у меня три дочки. Я хочу, чтобы они могли без страха покидать дом, пока не выйдут замуж и не уедут отсюда. Найдите того, кто убил несчастных. На Лиланда Палмера и его жену страшно смотреть…
– Очень странно, – перебил его Купер, доставая из кармана жилета большую лупу. – Впервые такое вижу. Посмотрите-ка сюда. Что это, признак какой-то болезни?
Доктор протиснулся к нему между стеной и столом, на котором лежало хрупкое, желтое, будто восковое тело китаянки.
– Узкий темный ободок у основания мизинца, – удивился он. – Грязь?
Констебль поскреб темный след и покачал головой.
– Издалека мне показалось, что похоже на кольцо, – заметил он.
– От колец остаются светлые полосы, – возразил доктор Хэйворд. – Но не припомню, чтобы такой симптом оставляла какая-нибудь болезнь.
– Очень странно, – повторил констебль и посмотрел на свои руки. – Но, раз так, не будем дальше удерживать Джози в земной юдоли. К тому же, мэр, кажется, сейчас сломает трость о дверь вашего дома.


– Господин констебль!
Купер обернулся.
К нему, неуверенно улыбаясь, приближалась девушка, которую он видел на похоронах вдовы Пэккард.
Сами похороны были столь торопливы, а людей было так мало, что это не дало констеблю никакой пищи для размышлений. Он лишь пересчитал по головам присутствующих да насладился вытянувшимися лицами горожан, когда на кладбище вдруг явилась Одри ван Хорн, в своем розовом атласном платье смотревшаяся на фоне могил как украденный из корзины цветочницы пион.
Впрочем, Одри была тут же уведена своим отцом. Констебль остался молиться вместе со всеми, и после того, как над могилой вырос аккуратный столбик земли, к нему и подошла эта девушка. Бледность ее милого круглого лица только подчеркивалась траурным платьем. Девушка щурила глаза, как это делают только близорукие люди, и то и дело принималась теребить свою одежду.
– Простите, что я сама с вами заговорила, – робко начала она, остановившись в двух шагах от Купера. – Я Мэдди, Мэдди Фергюсон. Лора была моей кузиной. Вы ведь приехали, чтобы найти того, кто ее убил?
Купер осторожно кивнул.
– Я... Я верю, что вы его найдете. Лора... Она была самой лучшей. Она так хотела быть счастливой! А теперь...
– Мэдди!
– Это дядя и тетя, – пробормотала девушка, вращая кольцо на пальце. – Они совсем сломлены. Просто не знаю, как им помочь. Найдите его скорее, констебль Купер.
– Мэдди, ты уже уходишь? – Сара Палмер, высокая, сухощавая и, видимо, красивая в прошлом женщина, смотрела на племянницу запавшими глазами. – Разве ты не останешься, чтобы прибраться на могиле Лоры?
– Лора! – встрепенулся ее супруг, все это время с отрешенным видом топтавшийся рядом. – Моя девочка! Лора всегда была такой аккуратной. Она останется недовольна, если не прибрать опавшие листья.
Мэдди ощутимо вздрогнула.
– Доктор Хэйводрд сказал, это потом пройдет, – одними губами сказала она Куперу, а вслух громко добавила: – Извини, тетя, но я очень устала и, пожалуй, пойду домой.
– Как знаешь, моя хорошая, – мать Лоры перевела взгляд на констебля. – Вы... Это ведь вы ищете того, кто... – она замолчала, но тут же справилась с волнением. – Пожалуйста, приглядите, чтобы с ней все было хорошо.
Купер отвесил ей поклон.


– Мэдди, вы близко общались с Лорой?
– Трудно сказать, – девушка покачала головой и жестом пригласила констебля зайти в дом. – Хоть мы и не родные сестры, но мы были очень похожи лицом и мыслили тоже похоже, поэтому нам было легко друг с другом, – Мэдди засмеялась. – Хотя у Лоры с самого детства водились секреты... Но все равно она была милой и доброй. Все так ее любили, что порой мне становилось завидно...
– У нее были враги?
– Враги? – Мэдди посмотрела недоуменно. – Нет, откуда бы?
– А друзья? Жених? Возлюбленный?
– Здесь, в Твин Пикс? – Мэдди рассмеялась. – Лора нравилась многим, но, мне кажется, никто еще не просил ее руки. Мне она, по крайней мере, не писала об этом... – Мэдди пожала плечами.
– Вы переписывались с ней?
– Да, когда я жила в Сиэтле... – девушка вздохнула.
– Мэдди, – констебль произнес это с такой страстью, что девушка вздрогнула. – Дорогая Мэдди Фергюсон, я только что понял, что вы одна можете мне помочь.


– Вот! – Мэдди торжествующе протянула констеблю стопку бумаги. – Вся, какая нашлась у Лоры. И ее чернильница – думаю, дядя Лиланд не обидится, что я отдала ее вам. Лоре она все равно больше не понадобится... – Мэдди вздохнула.
Прижимая бумажные листы к груди, Купер внимательно оглядел маленькую угловую комнату под самой крышей. Застеленная постель с брошенными на нее платьями, таз и кувшин на столе, подушка с вышитым котом, капор, висящий на стене...
– Это комната Лоры?
– Да. Дядя Лиланд хочет, чтобы я теперь спала здесь – мне кажется, ему нравится думать, что он всегда может зайти перекрестить Лору на ночь, как раньше... Но тетя велела ничего не трогать, оставить все, как было при Лоре, и я этому рада, – Мэдди помедлила. – Мне почти каждую ночь в Твин Пикс снятся кошмары, – тихо добавила она. – Ой, что вы делаете?
– Мэдди, – Купер провер пальцем по распоротому шву одного из разложенных на кровати платьев. – Почему, если в комнате нельзя ничего менять, кто-то взялся перешивать платья Лоры?
– Ну, Лоре они не нужны, а в хозяйстве все пригодится, – предположила Мэдди. – Думаю, тетя Сара рано или поздно это поймет. Но я не видела, чтобы она занималась этими вещами. Я думаю, это сама Лора надставляла свои платья. Наверное, пополнела, – бесхитростно добавила она.
– Пополнела, да, – задумчиво сказал констебль. – Мэдди, мне пора идти, я и так нахожусь здесь уже неприлично долго. Последний вопрос, – он пытливо посмотрел на девушку. – Где в Твин Пикс Лора могла приобрести такую бумагу?


– Гарри, – торжественно провозгласил констебль Купер, стоящий на краю обрыва. Лес внизу уже расцветился яркими красками осени. – Клянусь, здешний воздух можно резать ножом, как пирог, и употреблять в пищу!
– И запивать еловыми иголками, – невесело улыбнулся Гарри Трумэн, вставая с пня. – Пойдем, Дэйл, не то хозяйка отправится по своим делам или обернется куропаткой и улетит...
– Гарри, ты веришь в колдовство?
– Я – нет. Но ты бы знал, какие только слухи не ходят у нас про эту старуху и про зелья, которые она варит в полнолуние из нетопырей и поганок. Может быть, только благодаря этим слухам Маргарет Лантерман живет одна уже бог знает сколько лет – и ее скальп все еще при ней. Индейцы то ли боятся, то ли уважают ее. Ну вот, мы пришли, в этой пещере она и обитает.
– Гарри Трумэн, – наставительно сказала опрятная старушка, появляясь в проеме укрытой древесными корнями пещеры. – У тебя такой длинный язык, что не удивляюсь, почему ты добываешь себе пропитание капканами. Ни одна белка не позволила бы себя подстрелить, заслышав тебя издалека.
В руках она держала, покачивая, берестяную люльку, вроде тех, в которых индейцы обычно носят детей.
В люльке лежало полено.
– Мое почтение, леди, – сказал Купер, поклонившись.
– Доброго дня, констебль, – церемонно откликнулась старуха. – Я ждала кого-то вроде вас с тех пор, как отправила в Сиэтл письмо.


– Скажите, Маргарет, откуда у вас такая приметная бумага? – спросил констебль, отхлебывая душистый травяной напиток. – Гарри, не хочешь попробовать «нетопыриного зелья»?
– Смейся-смейся, – хмуро сказал охотник.
– Эти листы, – обстоятельно сообщила пожилая женщина, баюкая люльку, – принадлежали моему покойному мужу. Это очень хорошая бумага. Здесь такой не найдешь.
– Я вам ее верну.
– Не вздумайте, – дама строго погрозила Куперу пальцем, не прекращая качать полено. – Я дарю ее вам. А я делаю подарки только тем, кто их действительно заслуживает.
– И Лоре?
Старушка вздохнула и, выловив из миски соленый гриб, отправила его в рот.
– Маргарет, почему вы написали письмо сэру Гордону Коулу?
– Потому что из леса выходит зло! – значительно прошептала дама. – И пока его не остановят, оно будет убивать.
Гарри шумно вздохнул.
– Маргарет, – тихо спросил Купер. – Вы знаете больше, чем говорите. Почему мне приходится добывать правду так, словно я промываю золото на прииске?
– Я знаю только то, что видело мое полено, – сказала дама, поджав губы. – Вернее, то, что оно захотело мне рассказать. Слушайте, – женщина взмахнула бревном, едва не угодив констеблю по уху. – Слушайте, что оно говорит: «Я видело, как девушка со светлыми волосами ходила в лес! Я видело, кого она ждала на лесной опушке! Наклонитесь поближе – и я вам все расскажу!»


– Что скажешь, Гарри?
– Купер, – Гарри строгал ножом палочку. – Ты спрашиваешь меня о том, что я думаю о старухе, или о том, что сказало полено?
Констебль, бродящий в зарослях папоротников, издал неопределенный звук.
– Так вот, – Трумэн размахнулся и метнул нож в ствол пихты. – Я верю бабке. Можешь смеяться надо мной, если тебе угодно, я знаю одно: Маргарет Лантерман никогда не врет. Так говорил мой отец, и мой дед тоже так говорил. Она, конечно, странная, а муж ее был и того хуже, но, если посмотреть на наш городок, кто тут не без этого? Бывший майор Бриггс ходит на запруду и разговаривает с бобрами, причем Хоук, который проследил за ним однажды, клянется, что бобры ему отвечают. Пит Мартелл однажды при мне достал из своего кофейника рыбу. Одри ван Хорн может остановиться посреди улицы и начать кружиться в танце...
– Одри... – констебль уже совсем скрылся в кустах, оттуда доносился только его голос. – Одри говорила о «других женщинах», с которыми ее отец часто проводил время. А дама и ее полено видели, как Лора Палмер встречалась здесь с ван Хорном. При этом их встреча была очень скрытной и очень теплой... Гарри, я кое-что нашел, – позвал констебль, и Трумэн устремился в кусты. – Смотри, какая хорошенькая цепочка с сердечком. Надо спросить у кого-нибудь, была ли такая у Лоры...
– Вряд ли она тут выросла сама по себе!
– Вряд ли, тем более что точно такую же я вчера видел на шее у Одри ван Хорн, и, вероятно, они были куплены в одном месте одним человеком...
– Куп, я сейчас подумал... С Лорой он мог встречаться в этом лесу, Тереза была его служанкой, а моя Джози... С Джози он был связан лесопилкой.
– Все так, как ты говоришь, Гарри. Но прежде чем мы пойдем к Бенджамину ван Хорну, нам придется провернуть еще одно дело.
– Я сделаю все, что потребуется.
– От тебя и от всех, кто может помочь, потребуется копать.


«Диана, у меня очень скверное настроение, его не скрашивает даже то, что сегодня я в первый раз в жизни изучал поднятый из могилы труп – между прочим, под защитой двух ружей, Гарри и Большого Эда, а также длинноствольного карабина Хоука и лопаты Энди.
Если бы не эти господа, боюсь, местные меня бы растерзали.
Останки Лоры Палмер и Терезы Бэнкс выглядят устрашающе. Диана, у меня опять тряслась рука.
Зато теперь есть неопровержимые доказательства, что милая Лора, которую все любили и которая любила гулять в лесу, носила во чреве ребенка. Мысль об этом появилась у меня, еще когда я осматривал ее перешитые платья, а потом беседовал с дамой с поленом.
«Мой отец знает толк в удовольствиях», – сказала Одри ван Хорн. Диана, теперь об этом сложно судить, но, видимо, при жизни Лора Палмер была сладким плодом, который сорвала чья-то искушенная рука.
Мы идем к ван Хорну.
P.S. Диана, очень странно. Когда я осматривал тело Лоры, мне показалось, что у меня déjà vu: я обнаружил и на ее левой руке след от отсутствующего кольца.
P.S.S. Диана, теперь у меня столько бумаги, что до самого моего возвращения в Сиэтл я могу писать тебе несколько писем в день, не экономя!»


– Что вы себе позволяете! – оглядев собравшихся, очень тихо, очень зло заговорил ван Хорн. Он привстал из кресла и навис над своим столом. – Вы что, думаете, это я их убил?!
Мэр предупреждающе кашлянул в своем углу. В кабинете на втором этаже Большого Дома собралась пестрая компания: по правую руку расположившегося в кресле мэра заняли места доктор Хэйворд и священник, по левую – опирающийся на карабин Гарри Трумэн, невозмутимый Хоук и взволнованный, поминутно вытирающий пот со лба Энди Бреннан.
И, конечно, Бенджамин ван Хорн и констебль.
Горящие свечи и камин наполняли помещение удушливым жаром.
Купер ослабил шейный платок.
– Я этого не говорил, – терпеливо сказал констебль. – Я сказал, что у нас есть свидетель вашей близости с Лорой Палмер, и спросил, знали ли вы, что она носила ребенка.
– Слушайте, Милфорд, куда вы смотрите, – сквозь зубы сказал ван Хорн, обращаясь к мэру. – И вы, преподобный! Этот тип шляется тут, выспрашивает, вынюхивает, водится с краснокожими обезьянами, сумасшедшими ведьмами, оскверняет могилы – вы дождетесь, что они прямо при вас проведут черную мессу!
– Он представитель закона, – подал голос доктор Хэйворд. – И пока не сделал ничего, что бы ему противоречило.
– Господин ван Хорн, вы отрицаете, что регулярно встречались в лесу с Лорой и дарили ей подарки, в том числе, такую же цепочку с сердечком, как носит ваша дочь?
– Папа, как ты мог!
Констебль обернулся.
Стоя в дверях, Одри ван Хорн смотрела на отца с неподдельной детской обидой.
– Выйди, здесь разговаривают мужчины! – приказал ван Хорн. Одри стремительно развернулась и исчезла – только мелькнул в дверном проеме длинный красно-черный шлейф. Купер моргнул – сегодня Одри превзошла саму себя по части нарядов.
– Это мое личное дело, – сквозь зубы сказал ван Хорн. – Я вдовец, и я мужчина. Если вы к моим годам заработаете такое же состояние, констебль, то поймете, что его нужно тратить в свое удовольствие, иначе загнешься на куче денег от переизбытка желчи.
– Деньги можно тратить на богоугодные цели! – вставил священник.
Ван Хорн посмотрел на него с отвращением:
– Вы-то уж успокойтесь, я вам церковь построил. Кстати, преподобный...
В кабинете стало тихо. Бенджамин ван Хорн улыбался, как счастливый вампир.
– Почему бы вам не рассказать констеблю и о ваших шашнях с милой Лорой?
– Это ложь! – побледнев, возопил священник. Обернулся к не менее бледному мэру. – Наглая ложь!
– Ложь – утверждать, что ничего не было. Ну а вы, мэр? Не забыли, как рассказали мне о «маленькой златовласой распутнице»? Или я перепутал, и вы тогда говорили о своей свинье?
– Вы – чудовище, – проскрипел мэр и испуганно глянул на констебля.
– Так что, понимаете ли, – глава семейства ван Хорн развел руками, – сложно сказать, кто был отцом ее ублюдка. Вряд ли в городе есть хоть один состоятельный человек, который не побывал в сетях этой чертовки. Посмотрите на них, констебль. Думаю, рано или поздно она бы заставила одного из них жениться на себе – но не меня. На мой век хватит горячих женщин, даже в этих лесах.
– Не надо обобщать, – с достоинством сказал доктор Хэйворд. – Я ничего об этом не знал, а если бы знал... Бедный Лиланд, бедный, несчастный отец. Хорошо, что здесь его нет.
– Вот же грязь, – довольно громко произнес Гарри Трумэн. – А что насчет Джо...
Купер сделал ему знак помолчать.
– Джози? – Бенджамин расхохотался. – Джози Пэккард сюда приплели? Решили повесить на меня всех собак? Кого еще? Терезу, девку, мывшую полы? Убирайтесь из-под моей крыши, констебль. Ночуйте где хотите, хоть на сеннике.
– Достаточно, – сказал Купер. – Бенджамин ван Хорн, и вы, почтенные господа. Давайте внесем ясность в наше дело. Независимо от того, была ли Лора Палмер грешницей или праведницей, я буду искать ее убийцу – и найду. Теперь я более чем уверен, что искать надо не среди «индейцев» или «пьяных лесорубов», а среди тех, кто был близок с убитыми – с Лорой, Терезой и китаянкой. Не вздумайте мне мешать, или вам не поздоровится. Идем, Гарри. Идем, Энди.
– Да, господа, – он обернулся в дверях. Обвел взглядом угрюмых «отцов города». – Кто-нибудь из вас помнит, не носили ли Лора или вдова Пэккард какое-нибудь приметное кольцо?


Из-под двери его спальни пробивалась слабая полоса света.
Купер помедлил, оглядел пустынный коридор и вытащил из-за пояса револьвер. Толкнул дверь и осторожно заглянул в комнату.
За столом, спиной к нему, сидела Одри и читала исписанные листы. Когда заскрипела дверь, она даже не повернула головы.
– Одри, – позвал констебль, убрав оружие. – Ты огорчаешь меня.
– Что это такое? – спросила девушка, поднимая на него глаза – слегка покрасневшие, но без капли раскаяния. – Это ваши письма? Кто она, эта Диана? Ваша сестра? Жена? Невеста?
Купер прошел мимо нее, забрал письмо, аккуратно сложил его и убрал в саквояж. Запер замок, сел на кровать и пытливо посмотрел на девушку.
– О чем ты сейчас читала?
Одри потупилась, заправила за ухо прядь волос и тут же стрельнула глазами в констебля.
– Про Мэдди Фергюсон, – призналась она. – Вы правда находите ее «милой»? Она же такая, ну... скучная. И вы не ответили мне про Диану.
– Я не буду тебе ничего рассказывать, пока ты не извинишься за свой поступок, – серьезно сказал Купер.
– Констебль, – Одри вздохнула, встала со стула, приблизилась, шурша платьем, и присела на кровать рядом с ним. – Вообще-то я пришла пожаловаться вам на отца. Сейчас вы огорчитесь еще и из-за того, что я подслушивала за дверью ваш разговор, но я всегда так делала, здесь иначе с ума сойти можно: в этом городе все лгут. Когда он сказал про цепочку, мне стало так больно! Так больно, вы понимаете? – она заглянула констеблю в глаза. Одри сидела близко, очень близко, и ее пышные юбки соприкасались с голенищем правого сапога Купера. – А тут саквояж. Закрыт на ключ, а ключ в замочке, – Одри пожала плечами. – Простите меня, констебль Купер, но, если бы я еще раз так к вам пришла, я бы открыла его снова.
– Ясно, – смертельно серьезно кивнул Купер. – Я прощаю тебя, Одри. Но больше тебе не доведется в него залезть: твой отец изгоняет меня из Большого Дома, и я его вполне понимаю.
– Но вы не можете уйти! – Одри стиснула кисть Купера. – Там вам будет угрожать опасность! А здесь – нет!
– Одри, – констебль мягко освободился и указал на дверь. – Выйди, мне надо переодеться.
– Я думала, что каждое утро буду варить вам кофе, – пробормотала Одри, упрямо глядя на него. – Я же вам помогла, с запиской... А вы в это время думали о Диане.
– Одри!
Дверь за девушкой захлопнулась.


«Диана, что я пропустил?»


– Входите, констебль! – Энди втащил саквояж Купера в свой покосившийся домишко. – Вот тут я и живу. Это, конечно, не то что в доме ван Хорнов столоваться, но...
– Энди, что это? – устало спросил констебль, вертя в руках небольшую духовую трубу, лежавшую на столе. – Труба? Здесь?
– Ну да, – застенчиво сказал Энди. – Была у меня раньше такая мечта... Я думал, что если меня возьмут в гарнизон трубачом и выдадут мундир, Люси будет ко мне более благосклонна.
– И что же, ты выучился?
– Ага, – Энди кивнул. – Но с Люси это как-то не помогло. К тому же оказалось, что там, в гарнизоне, еще и воевать надо. Так что я так туда и не пошел.
– И что ты теперь с ней делаешь? – спросил констебль, подпирая щеку рукой. – Не с Люси, с трубой.
– Как что? Играю!
С этими словами Энди надул щеки и извлек из трубы пронзительный и печальный звук.
По всему городу обеспокоенно завыли собаки.


«После этого, Диана, я передумал спрашивать, почему у него на стене прибита рыба.
Диана, мне не нравится атмосфера, царящая в городе. Он пропитан страхом и желанием, как сладкое пирожное – ромом. Ветер разыгрался не на шутку.
Деревья в лесу, должно быть, пригибаются к самой земле.
Гарри и Хоук остались наблюдать за домом ван Хорна. Энди должен разбудить меня в три, чтобы я сменил их.
Спокойной ночи, Диана».


– Купер, – Гарри потряс констебля за плечо. – Просыпайся. Энди забыл тебя разбудить, так что все самое интересное ты пропустил.
Купер сел на кровати, непонимающе взглянул сперва на Трумэна, а потом в окно, на солнце, уже высоко поднявшееся над верхушками деревьев.
– Где Энди?
– Спрятался, боится, что ты его обругаешь. Купер, – охотник протянул констеблю его жилет. – Сейчас тебе будет не до смеха. Мы видели, как из дома ван Хорнов ночью выехал всадник и скрылся в лесу. И это несмотря на бурю, которая началась после полуночи.
– Ван Хорн уехал? – воскликнул констебль. – И вы даже не попытались его остановить?
– Кто тебе сказал, что это был ван Хорн? Судя по свету в его окне, он всю ночь сидел у себя в кабинете. Это была его сумасшедшая дочка.


– Думаешь, ван Хорн куда-то услал свою дочь? – спросил Гарри, когда они с Энди и констеблем шли по главной улице к Большому Дому.
Город выглядел чистым, умытым дождем. Над каждым домом курился дымок, и в воздухе висел запах жженых сосновых веток. В лужах отражалось не по-осеннему веселое солнце; грязная, раскисшая дорога была присыпана красными листьями канадских кленов.
– Надеюсь, что так, потому что иначе мне совершенно непонятно, зачем Одри выехала из дома ночью, в ненастье... Гарри! Да вот же она!
Одри ван Хорн в теплом сером плаще с капюшоном шла им навстречу пешком, ведя коня в поводу. Ее юбки выглядели грязными и мокрыми, а сама она – осунувшейся и обессиленной.
– Мисс ван Хорн!
– Одри, твой отец знает, что ты отлучалась из дома? – спросил констебль.
– Я вам ни словечка не скажу, – устало ответила Одри. – Пустите меня, мистер Трумэн.
– Где ты была?
– Я гуляла, – это прозвучало довольно нагло. Одри повернулась к констеблю спиной и зашагала дальше.
– О Господи, – странным голосом сказал Гарри Трумэн, придерживая констебля за локоть и не давая ему пуститься следом за Одри. – Купер, ты посмотри на них...
Констебль обернулся.
По главной улице, не разбирая дороги, медленно шла Сара Палмер. Ее рыжие кудри не были убраны под чепец и в беспорядке рассыпались по худым плечам. Она шарила взглядом по ставням домов, мимо которых проходила, и ступала прямо в лужи.
Рядом с ней чинно вышагивал ее муж, поддерживая супругу под локоть. При этом он не прекращал рассеянно улыбаться.
– Не нравится мне все это, – пробормотал Гарри.
– Гарри, меня обманывают глаза, или Лиланд Палмер действительно стал совсем седой?
– Не нравится мне все это... – повторил Гарри и крикнул: – Что случилось, Сара?
– Мэдди исчезла, – прошептала она, поравнявшись с неподвижно стоявшим констеблем, и повалилась в обморок.
Прежде, чем броситься ей на помощь, Купер успел оглянуть и проверить, все ли в порядке с Одри ван Хорн.
Одри стояла, прижавшись головой к морде своей белой лошади, и равнодушно взирала на разыгравшуюся сцену.


Бурые пятна были везде: на соломе, на балке, поддерживающей свод, и даже на перегородке, отделяющей сенник от конюшни.
Констебль еще раз осмотрел сарай, повертел в руках обрывок веревки и вышел на улицу.
Горожане, полукругом столпившиеся вокруг дома Палмеров, угрюмо молчали.
– Ты думаешь, это кровь Мэдди? – шепотом спросил Гарри.
Вместо ответа Купер шагнул к сидящей на колуне Саре Палмер.
– Мэм, когда вы последний раз видели свою племянницу?
– Вечером, – тихо ответила женщина, подняв на констебля покрасневшие, припухшие глаза. – Я перекрестила ее и ушла спать. Буря была ужасная, ветер так и выл в трубах... Утром я к ней не заходила, а потом пошла в сарай – посмотреть, не снесла ли черная курица яйца в соломе. А там... А Мэдди...
– Хоук попробует поискать, когда люди разойдутся, – снова зашептал Гарри. – Правда, ночью был дождь, да еще и эти здесь натоптали, но все равно...
– Не трудись, Гарри, – сказал констебль, вглядываясь вдаль.
Со стороны реки к толпе горожан, двигаясь бок о бок, медленно приближались дама с поленом и немолодой лысоватый мужчина в потертом красном мундире. Вид у обоих был значительный и строгий. Дама покачивала свою люльку.
– Майор Бриггс, – вздохнул Гарри Трумэн. – Все плохо.
– Идите за мной, констебль, – сказала дама, останавливаясь в нескольких метрах от Купера. – Я отведу вас к месту, которое указало мое полено.
По толпе пронесся вздох, а Сара Палмер беззвучно зарыдала.


«Диана, мне нет прощения: все эти дни я был слеп, глух и глуп, и в результате моего бездействия погибла еще одна молодая девушка.
Тело Мэдди Фергюсон, раздетое донага и завернутое в холстину, так и не побывало в реке: убийца бросил его на прибрежных камнях, то ли спугнутый кем-то, то ли испугавшийся непогоды, то ли просто не посчитавший нужным довести свой «ритуал» до конца. Но когда я развернул грубую ткань, стало видно, что в спутанные волосы Мэдди воткнуты полосатые совиные перья, а руки, ноги и грудь покрыты глубокими царапинами – не считая множественных смертельных ран.
Осматривая Мэдди, я все время ловил себя на том, что не смею заглянуть ей в лицо: в мертвых ее чертах мне все время чудились укор и обида.
Как стыдно, Диана.
Но кое-что я, тем не менее, обнаружил. Знакомый мне след на мизинце.
Диана, а ведь я его видел, это кольцо».

– Я ведь уже говорил: не помню, носила ли Джози какое-нибудь особенное кольцо на мизинце, – признался Гарри. – У нее было очень много драгоценностей, я не вел им счет. Еще чего не хватало...
– Очень плохо, – сказал констебль и задумчиво подудел в трубу. – Очень плохо, Гарри.


– Не знаю, было ли у Мэдди какое-то кольцо, – Сара Палмер обнимала себя за плечи, раскачиваясь вперед-назад. – Если и было, то ничего драгоценного, я бы наверняка обратила на это внимание. Молодой девушке неприлично носить драгоценности, я считаю. У моей Лоры вот, например, ничего такого не было.
– Понятно, – констебль вздохнул и почесал за ухом кончиком гусиного пера. – Скажите, Сара, где ваш супруг?
– Лиланд на кладбище, – женщина поджала губы и отвернулась. – Он проводит там все свободное время. Украшает могилы, плетет венки из кленовых листьев, окапывает крокусы... Как будто это поможет!
В голосе Сары зазвенели слезы, однако она справилась с собой.
– Этот дом все больше и больше походит на склеп, – пожаловалась она констеблю, – а Лиланд – на привидение. Он совсем не занимается делами. Бенджамин ван Хорн предложил нам погостить в Большом Доме. Думаю, мы примем его предложение... Так будет проще приглядывать за Лиландом, если вы понимаете, о чем я, – она понизила голос. – Он ведет себя странно.
– Мэм, – решился спросить констебль. – Вы знали о том, что Лора ждала ребенка? И что отцом его мог быть Бенджамин ван Хорн?
Сара Палмер долго молчала, уткнувшись лбом в сложенные руки.
– Не говорите Лиланду, – попросила она наконец. – Этого уже не изменить, а его бедное сердце будет совсем разбито.


– Что вы ко мне привязались с этим кольцом, констебль, – Бенджамин ван Хорн сидел на ступенях лестницы, ведущей на жилой этаж, и раздраженно ссыпал на ладонь содержимое табакерки. Выглядел самый богатый человек города нехорошо: он был небрит, под глазами появились мешки, на жилете виднелись жирные пятна.
У его ног играл пятнистый щенок.
– У меня из-за этой бури авария на лесопилке; рабочие суетятся, как муравьи, а дело стоит... Было, не было... Было! У меня глаз наметан на такие вещи. Кольцо появилось у Лоры дня за два до смерти, и я, конечно, подумал, что это подарок старого Дуги Милфорда или его братца Дуэйна, рассвирепел и попытался отобрать у нее свой последний подарок, серебряную цепочку с половинкой сердца – да где там! Мы начали бороться, цепочка улетела в папоротники, а златовласка взяла и огорошила меня новостью о своем положении... Знаете, констебль, если бы не это кольцо, если бы я был уверен, что это мой ребенок, я бы с ней обвенчался. Я всю жизнь страстно мечтал о сыне. А у меня только дочь, которая делает что хочет и в конце концов улетит из дому следом за каким-нибудь молодчиком. Может быть, после, если бы я удостоверился, что дитя мое, я бы признал его.
Хозяин Большого Дома наклонился и потрепал щенка по спине.
– Господин ван Хорн, это грозило бы вам скандалом.
– Вся моя жизнь – сплошной скандал, – угрюмо сказал землевладелец. – Одри! Готов там мой кофе? – крикнул он. Перевел взгляд на Купера и неожиданно с гордостью улыбнулся: – Никто не готовит здесь кофе так, как моя дочь. Иногда мне кажется, что это какое-то колдовство.


Тропа, покрытая плотным ковром потемневших от дождей, кирпично-коричневых иголок вилась под ногами, как сброшенная шкурка змеи. В воздухе дрожали усыпанные росой паутинки. Где-то в ветвях раздраженно протрещала сорока – и бросила на шляпу констебля шишку.
Купер приложил палец к губам.
Идти за Одри ван Хорн оказалось не так тяжело, как он представлял себе: девушка ехала шагом, часто пригибаясь в седле, чтобы уберечься от нависающих над тропой веток, дважды спешивалась. Правда, задумавшись, констебль чуть было не потерял ее из виду, да к тому же пришлось разуться из-за того, что путь преградил ручей.
Когда же тропа закончилась, то, раздвинув кустарник, Купер понял, что вышел к озеру.
Берега густо поросли осокой и камышом. Одри нигде не было видно, и констебль зашагал быстрее. Заросли кончились неожиданно – начался песок, простирающийся до самой воды, и на этом песке был разложен костер, а у костра на коленях стояла Одри ван Хорн в юбке из мягкой оленьей кожи, украшенной бахромой, и ее темные волосы были заплетены в две толстые косы. Глаза Одри были закрыты, а губы беззвучно шевелились – и под этот шепот она ощупью доставала из расшитого мешочка пучки трав и кусочки меха и бросала их в огонь. Рядом лежали связанные перья и высохшие птичьи лапки.
Над песком, над водой стелился едко пахнущий дым. Белая лошадь Одри, привязанная неподалеку, неодобрительно фыркала.
– Одри, – укоризненно сказал констебль, присаживаясь на ствол поваленной березы, уходящий прямо в воду. – С тобой может случиться несчастье.


Они сидели бок о бок на комле и молчали.
Одри вытирала испачканные в угле пальцы о мягкий замшевый сапожок.
– Как давно ты этим занимаешься?
– С самого детства, – сказала Одри. – Мама все время болела, никто не брался меня выхаживать, и отец оставил приглядывать за мной индианку. Ее звали Вапециса, и она умела колдовать.
– Откуда у тебя это платье?
– Отец подарил, – Одри потеребила нити теплого шерстяного платка, наброшенного на плечи. – Я же вам говорила, в нарядах он мне не отказывает.
– И за это ты хочешь его погубить?
– Да вы что! – Одри выпрямилась. – Да как вы...
– С самого начала ты выставляла своего отца передо мной не в лучшем свете. От тебя я узнал о его женщинах, о Джози, заподозрил его в связи со всеми покойными, и немудрено: в случае смерти Джози лесопилка переходит к твоему отцу, а его единственной наследницей являешься ты. Ты поэтому могла захотеть уничтожить и Лору, чтобы ее ребенок никогда не родился. Зная магию, ты легко могла вызвать духа...
– Констебль, – прервала его Одри. – Замолчите, или я вас ударю. Вы такой дурак, господин констебль.
Одри быстро шагнула к своему мешку и вытряхнула содержимое на песок.
– Смотрите внимательней, констебль. Это – собранные мной летом травы, это – смола, это – шишки и перья. Неужели вы думаете, что этим можно призвать чудовище из леса?
– Ты хочешь сказать, что ты просто играешь?
– Я всегда играю, – сердито ответила Одри, упирая руки в бока – как никогда похожая сейчас на Бенджамина ван Хорна. – Мне здесь очень, очень одиноко. Но с тех пор, как вы появились... Я все время хожу сюда и прошу духов Вапецисы дать вам какую-нибудь разгадку. Или просто уберечь вас.
– Одри, – констебль выставил руки перед собой. – Я прошу тебя об одном. Больше никогда не ходи сюда. Я уеду из города, как только смерти прекратятся, и никогда...
– Господи! – с неподдельным отчаянием воскликнула Одри и положила ему на плечи перепачканные углем ладони. – Да ведь я же люблю вас, констебль. Полюбила сразу, как только увидела. Разве вы ничего не поняли?
Купер молчал.
– Мне так жаль, что мы с тобой не индейцы, – горько сказала Одри, сминая отвороты его плаща. – Я хожу здесь и представляю, как ты бы охотился и заготавливал вяленое мясо, чинил бы свои стрелы и копья. Я бы собирала желуди и дикий рис и шила бы из шкур. Мы построили бы типи подальше отсюда и никогда, никогда бы не видели ни этого города, ни зла, приходящего в него...
– Одри, что ты такое придумываешь, – осторожно сказал Купер, не отпуская ее маленькие пальцы.
– Или же забери меня в большой город. Я буду ходить в белом переднике и варить тебе кофе и, клянусь, никогда не доставлю беспокойства.
– Одри, нам пора идти. Тебя уже, наверно, заждались в Большом Доме.
– Поцелуйте меня, констебль, – жалобно сказала Одри и закрыла глаза.
– Я не имею права, – глядя на дым, стелющийся над водой, ответил Купер.
Одри шагнула назад, заглянула ему в лицо, закусив губу, вспрыгнула на ствол березы и рванула через голову платье. Сбросила оба сапога и кинула их в Купера. Поколебалась – и спустила украшенные бахромой штаны. Выпрямилась во весь рост, изумив угрюмый берег белизной нетронутой загаром кожи.
И прыгнула в озеро, выставив перед собой руки, скользнула в холодную желто-зеленую глубину и поплыла – как рыбка.
А Купер остался задумчиво сидеть на бревне, прижимая к себе ее правый сапог.


– Вот что мне интересно, – сказала Одри, стуча зубами. Она была закутана в плащ констебля и, нахохлившись, сидела на бревне. Купер заново разжигал костер. – Как вы будете описывать этот день? «Диана, Одри ван Хорн повела себя возмутительно, но я был стоек, и ничего ужасного не произошло»? Или о таких досадных происшествиях вы Диане не пишете?
– Ты очень ловко пародируешь мой стиль изложения, – вздохнул Купер, присевший перед огнем на корточки. – Дианы не существует, Одри, и никогда не существовало.
– Но...
– Существовала другая женщина, по имени Кэролайн. Она была замужем за моим другом и наставником, мы с ним тогда расследовали жестокие убийства в Сиэтле. Часто видясь с Кэролайн, я очень привязался к ней, и это оказалось взаимно. У меня не хватило твердости скрыть мои чувства, и в результате мы с Кэролайн сблизились. Знаешь, что случилось потом?
– Нет, – тихо сказала Одри.
– Ее муж все знал с самого начала. Он играл с нами, как кошка с мышью, а когда ему это надоело – убил нас, – констебль пошевелил веткой костер. – Вернее, убил Кэролайн, а меня тяжело ранил. Она умерла у меня на руках, а я так и не смог разглядеть лицо убийцы.
– И что? – прошептала Одри.
– Потом я долго болел. Со мной случилась странная вещь: я почему-то начал забывать последние полгода моей жизни, будто бы они выпали из памяти и проваливались в какую-то яму, а по ночам Кэролайн возвращалась ко мне в кошмарах, снова и снова. Тогда я придумал вот что, – Купер принялся рисовать концом ветки на песке. – Я стал записывать все мои сны и идеи, а потом, изучив эти записи, собрал все факты и предоставил судье Гордону Коулу доказательства, что убийца Кэролайн и всех остальных – ее муж.
– Его повесили?
– Нет, к тому времени он окончательно спятил. Его содержат в приюте. А я так привык записывать свои наблюдения, сны и домыслы, что уже не смог отказаться от этой привычки. Однако изводить просто так горы бумаги показалось мне странным, и я представил, что это письма, и стал обращаться к моему собеседнику – «Диана».
– Ах, констебль-констебль, – сквозь слезы улыбнулась Одри. – Ну конечно же, это ничуть не более странно!


«Диана, когда я рассказывал Одри ван Хорн свою историю, со мной случилось очередное необыкновенное происшествие. Как ты помнишь, костер я развел поверх углей, над которыми Одри жгла – прости – всякую гадость. И вот, когда я сидел, вглядываясь в огонь, перед моим взором возникла картина, которая никак не могла быть простой игрой пламени.
Я увидел красную комнату. Шторы медленно колыхались, а в кресле, обитом черной кожей, сидел я сам, попивая кофе. За креслом стояла Лора Палмер в бархатном платье, тоже черном. Сперва я решил, что она в трауре, но потом заметил, что ее плечи и спина оголены. Картинки принялись сменять друг друга довольно быстро: я увидел Кэролайн, отступающую за шторы, красное пятно на полу и красные ягоды на пригорке, сову, повернувшую ко мне свою крупную ушастую голову, каменный круг и реку, Одри ван Хорн, подобравшую пышные юбки, чтобы бежать ко мне. И в конце я совершенно отчетливо увидел стол, а на столе документ – и подписывающих его людей: Бенджамина ван Хорна, Лиланда Палмера и незнакомого мне пожилого мужчину.
«Что с вами, констебль?» – спросила меня Одри. И когда я, вздрогнув, перечислил ей свои видения, лицо ее стало счастливым и лукавым. «Ну, теперь я спокойна, – сказала Одри. – Духи Вапецисы вам все-таки помогли».
Диана, и тут, пока я смотрел на нее, дурак дураком, на поваленный ствол березы опустилась птица – знакомая мне маленькая птица с розовой грудкой.
Диана, я не знаю, должен ли я...»


– Черт! – Купер взъерошил идеально причесанные волосы, поставил кляксу на бумагу, пару секунд вчитывался в написанное, после чего отложил перо, смял лист и выкинул под стол. – Не могу писать.
Трумэн по очереди подмигнул Энди и Хоуку.
– Купер, – начал он. – Хоук считает, что тебе пора отправляться за своим медведем.
Констебль поднял голову и уставился на улыбающихся друзей.
– Когда мужчина из моего народа хочет понравиться женщине, – заговорил Хоук, и его бронзовое лицо было ужасно серьезным (Энди, напротив, давил в себе смех), – он идет в горы и берет с собой только нож. Там он встречает медведя и дерется с ним один на один. Великая смелость и сила нужны, чтобы сразить мичи-мокве с одного удара. После чего охотник снимает с медведя шкуру и оставляет ее ночью у типи своей любимой...
– Мы представили, как удивится Бенджамин ван Хорн, когда утром найдет у себя на пороге шкуру медведя, – пояснил Энди и не выдержал – расплылся в улыбке.
– Извини, но после того, как ты пробыл где-то полдня вместе с Одри ван Хорн, ты сам не свой, – развел руками Трумэн. – Говорят, ты приехал с ней на одной лошади?
– Гарри, – перебил его констебль. – Видел ли ты когда-нибудь в окружении ван Хорна человека его возраста, крупного, седовласого, с надменными манерами и выразительными чертами лица? С тростью в виде головы индийского слона?
– Купер, – изумленно сказал Гарри Трумэн. – Будь я проклят, если ты описываешь не старого Эндрю Пэккарда.
– Мужа Джози и хозяина лесопилки?
– Ну.
– Гарри, я повторяю свой старый вопрос: кто еще владеет этой чертовой лесопилкой?

– Купер, ты что такое придумал? – спросил Гарри, стараясь успеть за быстро идущим констеблем. Слева от него легко и неслышно шагал Хоук, сзади семенил Энди.
– Я чего только не думал, Гарри. Я обвинял и Одри, и ее отца, руководствуясь старым принципом «кому выгодно». Помнишь легенду, которую рассказывал Хоук? «Пока будет биться алчное сердце, зло будет выходить из леса, чтобы убивать». Что тут самое ценное, в этом суровом краю, за счет чего богатеет Бенджамин ван Хорн и процветал старый Пэккард? За счет леса и его обработки. Умер Пэккард – его доля перешла к Джози, умерла Джози – все перешло к ван Хорнам и... к кому еще? К Лиланду Палмеру?
– Но Лора, Купер. И Мэдлин Фергюсон. И Тереза Бэнкс.
– С Мэдди и Терезой мне не все еще до конца понятно, а вот Лора ждала ребенка от Бенджамина ван Хорна. Предположим, что ее отец знал об этом, предположим, он не хотел, чтобы ребенок родился и стал наследником доли ван Хорна, ведь сам собирался в одночасье завладеть всей лесопилкой...
– Но ведь Бенджамин ван Хорн жив, Куп. И у него есть Одри. О каком наследовании их доли может идти речь?
– А кто тебе сказал, что они бы прожили долго?
– Вот черт!

Продолжение в комментариях

@темы: Twin Peaks, фанфики, гет, джен, Sleepy Hollow

---

[troyachka]

Название: Кристина и Майкл против здравого смысла
Автор: troyachka
Бета: virago, Луче Чучхе
Размер: миди, 4 043 слова
Персонажи: Кристина Бут, Майкл Ходжинс, Энджела Монтенегро, Джонни Мнемоник
Категория: джен
Жанр: социальная драма, киберпанк
Рейтинг: R
Фандом: Кости, Уильям Гибсон "Джонни-мнемоник", малозаметный намек на "Доктор Кто"
Краткое содержание: 2036 год, Всеамериканские Штаты, время победившего киберпанка. Третья мировая отгремела и закончилась, воцарились мир и порядок, люди наконец обрели стабильность.
А может, все совсем не так?
Примечание: по заявке ~Ниакрис~: "Напишите, пожалуйста, мини или миди про Кристину и Майкла, глубокий постканон (т.е детки уже подростки или взрослые), можно пейринг. Просто интересно, какими они вырастут (при таких-то родителях))))."

— Знала, что ты придешь сюда, брат.

Майкл медленно, осторожно обернулся. Смертельный пол — безумная паутина Прим Техов, город над городом, и еще над одним городом, — качнулся и тихонько запел под его ногами. Кристина сидела на самом краю крыши, свесив ноги в темную пустоту, и смотрела на него зеркальными линзами экстремально модных в этом сезоне очков. В них отражались огни Ночного города, грязным лоскутным одеялом раскинувшегося далеко внизу.

— Прим Техи тебе позволяют тут шастать? — бросила она грубовато, как всегда, и сквозь зубы сплюнула вниз. — Ну-ну, ты везунчик. Меня они вечно гонят куда подальше. Это их вотчина, а я пока что не горю желанием отращивать себе чертову собачью пасть. Социально-профессиональная замкнутая общность, блядь.

Майкл шаг за шагом пробирался к Кристине, стараясь не поскользнуться. Смертельный пол был слишком опасен для обычных прогулок. Идеальная конструкция, гениальное в своей простоте решение и при всем этом — прекраснейшее произведение искусства. Никакой страховки, поручней или чего-то еще — лишь тросы, фанера, доски, брошенные будто наугад, небрежно прилепленные к стенам, уходящие в темноту. Майкл шумно выдохнул, сделав последний шаг по шаткому канату, приклеенному к стене эпоксидкой, и перепрыгнул на крышу. Сердце грозилось выскочить из груди, но в голове уже обрастал подробностями, отрисовывался новый чертеж… Нет, целая серия! Это будет серия домов, необыкновенно воздушных и легких и при этом удобных для жизни.

— Прим Техам тоже нужны деньги, — ответил Майкл. — И не называй меня “брат”, у тебя и без того их два.

— Два, — согласилась Кристина и одним движением, оттолкнувшись от едва заметного выступа, вскочила на ноги. Сильно.

Она покачнулась, ловя равновесие, на самом краю, и Майкл с трудом подавил желание поймать ее за руку и оттащить подальше. Знал, что в лучшем случае получит в нос. Кристина расхохоталась, глядя на него, и снова покачнулась, балансируя на одной ноге.

— Братья. Один мертв, второй — мудак.

— Конченая, — беззлобно резюмировал Майкл. — Чего тебе на этот раз? Денег? Снова кому-то задолжала?

Он провел пальцем по биоконтурному браслету, вызывая терминал клиент-банка, но Кристина громко фыркнула, и Майкл поднял глаза. Она смотрела на него с высоты своего недюжинного роста, не скрывая презрения.

— Нет, не задолжала, хотя у тебя, папенькиного сынка, я бы чуток позаимствовала… безвозмездно, — огрызнулась она. — Мне не карманные деньги нужны. Идем со мной, покажу кой-чего. Там и поговорим.

Это был долгий путь вниз: ржавые лестницы, липкие, влажные перила, покачивающаяся перед лицом широкая спина Кристины, обтянутая темно-синей кожаной курткой с перфорацией — даже неожиданно — в форме бабочек. На одном из нижних уровней Кристина вдруг резко свернула влево и дернула Майкла за собой.

— Тс-с-с! — зашипела она и высунула из-за угла кончик пальца буквально на мгновение. — А… Нет, показалось.

И они побежали дальше, вниз по лестнице, теперь еще более ржавой и прогнившей. Майкл уже перестал запоминать дорогу — он никогда еще не спускался так глубоко в Ночной город. Кристина снова переехала? Сюда? Впервые Майкл согласился с ее родителями: она действительно покатилась по наклонной, и продолжает. Когда они остановились перед обшарпанной металлической дверью на одном из самых нижних уровней, Майкл окончательно убедился, что Бреннан была, как всегда, права. Ниже падать уже некуда, буквально.

Кристина заглянула в глазок, дверь считала отпечаток сетчатки и открылась, едва слышно щелкнув.

— Заходи.

Она заперла за ним дверь, небрежно швырнула куртку на вешалку и прошагала в другую комнату. Майкл пошел за ней, озираясь.

— Кристина, ты… — начал он и заметил удобное мягкое кресло с фантошлемом, подключенное к негромко гудящему микросерверу. — Ты здесь работаешь?!

— Я не Кристина, я Кэб, К-Э-Б, дурилка, не зови меня больше этим тупорылым именем, — бросила она через плечо и похлопала по подлокотнику кресла. — Иди, залезай, я обещала тебе кое-что показать.

И она вызвала терминал. Майкл замешкался, недоуменно разглядывая неожиданное в этой дыре супер-современное оборудование. Он знал, что Кристина (как бы она ни называла себя) назло родителям бросила Принстон и стала кибер-гейшей. Он помнил, что в Принстон ее взяли за спортивные достижения, а вовсе не за академическую успеваемость, и не особенно жалели о потере такой студентки. Но почему-то он представлял ее работу иначе — удобные кабинеты, шифоновые занавески на высоких стрельчатых окнах, элегантные кровати с фанто-разъемами. Этакий будуар современной куртизанки, а вовсе не подземный бункер, как у заправского мнемоника.

— Не тупи, чуня! — рявкнула Кристина.

Майкл пожал плечами, сел в кресло, тут же жадно охватившее его со всех сторон, и надел шлем. Он немедленно вспомнил воображаемый будуар, потому что очутился именно в таком. Только стены оказались чисто-белыми, черный ковер под ногами, а прямо перед ним…

Майкл сдернул шлем с головы и открыл рот, не находя слов. Потому что он увидел Кристину, облитую с ног до головы алым сверкающим латексом, обрисовывавшим каждую линию, каждый изгиб, малейшую черточку тела, она казалась более обнаженной, чем стала бы, раздевшись на самом деле.

— Чего? — удивилась Кристина. — А! Извини, брат, сейчас перемотаю. Ну и покраснел же ты…

Она рассмеялась и быстро набрала что-то на виртуальной клавиатуре.

— Это воспоминание? — спросил Майкл. Шлем он держал в руках, не спеша надевать его.

— Угу. Ты смотри, смотри, я уже все перемотала.

— Как тебе удалось его заполучить? Не у каждой лаборатории есть программы для считывания памяти.

Кристина фыркнула и повела рукой, скорчив загадочную рожицу. Майкл все понял с полуслова: еще ни разу ей не удавалось скрыть от него что-нибудь. В отличие от Кристины, у него был достаточно высокий айкью, и он умел сопоставлять факты, хотя часто ленился это делать. Но сейчас его взяло любопытство.

— Кинан, — утвердительно произнес Майкл.

Кристина сделала глупое лицо. Ну точно, Кинан.

— Посмотри, что там, вопросы потом.

И Майкл снова надел шлем.

Он стоял у гроба, покрытого звездно-полосатым флагом. Не прямо рядом — обзор загораживали широкие спины в консервативных черных пиджаках и коротко, почти под ноль стриженые седые затылки. Майкл мог видеть только угол гроба, темное полированное дерево, выглядывающее из-под яркого сине-бело-красного шелка. Странное чувство, будто тебя заперло в чужом теле — ни пальцем пошевелить, ни головы повернуть не удавалось, пока Майкл не сдвинулся на шаг в сторону, подчиняясь незнакомцу, чье воспоминание он просматривал. Теперь стало видно изголовье — гроб был открыт, умерший лежал, безучастно усмехаясь, а священник читал над ним псалом, с фальшивой печалью вглядываясь в молитвенник. Что-то в лице покойника показалось смутно знакомым — то ли сардоническая усмешка, то ли острые брови, Майкл пытался рассмотреть его, пока хозяин воспоминаний не завертел головой, озираясь. Наверняка это память охранника. Но тут донеслись слова священника: “Покойся с миром, Гордон Саксон”, и Майкл вспомнил.

Перед ним в гробу лежал последний и единственный президент Объединенной Америки. Гордон Саксон, победивший в Большой войне.

— Так зачем тебе нужны деньги? — спросил Майкл после того, как стащил шлем и отдышался наконец. — Господи боже, старикашка Гордон Гордон мертв. Быть не может.

— Мне нужен мнемоник, — ответила Кристина и затянулась электронной сигаретой. — Деньги — чтобы оплатить его услуги. Что, твой курчавый папаша тоже называет нашего ныне покойного президента Гордон Гордон? Ладно бы еще Гарольдом, как все, ну ты понимаешь.

Она рассмеялась, и Майкл вдруг понял, что Кристина нервничает. И боится.

— Знаешь, это, наверное, какая-нибудь дурацкая игра, — сказал он и потянулся к сигарете. — Фантопликация. Парень решил пофантазировать, заказал такую экзотику… Дай-ка тягу.

Кристина протянула руку, вложила сигарету ему в пальцы.

— Не, — коротко ответила она. — Воспоминание старое. Видел флаг? На нем всего пятьдесят звезд, дед сказал, это старый флаг, до всеамериканского союза. Фантушники не соблюдают деталей, флаг был бы современный. Президент умер еще во время войны. Понимаешь?

— Кого мы тогда выбрали на четвертый срок? — спросил Майкл. До него пока не дошло, что все это правда. Казалось, что это какая-то фигня, фантастика, в их спокойном, упорядоченном мире не бывает таких вещей, как в дешевых подростковых боевичках с вау-эффектами.

— Вот именно, кого?

Кристина встала, потянулась, хрустнув суставами.

— Я хочу оплатить мнемоника и независимую ячейку памяти, — повторила она. — Я хочу, чтобы люди узнали правду. Брехни в этом мире и так слишком много. Ты мне поможешь?

***

Майкл раньше не бывал в Дроме, а вот Кристина здесь казалась совершенно своей. Она небрежно махнула рукой стриженному под Сони Мао бармену, опустилась на высокий стул — а Майклу пришлось вскарабкиваться на него, и он привычно подавил раздражение — Кристина всегда была выше него, еще с пяти лет.

Здесь будто и не ночь была. Люди в баре толпились, как муравьи, многие демонстрировали модные в этом сезоне гиператлетичные мышцы. Майкл, натурал до мозга костей, поежился — он ни разу не видел так много Техов, как здесь. Бармен толкнул Кристине высокий запотевший бокал с чем-то неоновым и многослойным, и та легко опрокинула все разноцветные, радужные, как носки ее отца, слои себе в рот.

— Уф. Теперь можно и познакомиться кое с кем. Не подходи близко, просто будь рядом.

— Тебе чего? — недружелюбно бросил Майклу бармен.

— То же самое, что и девушке.

Шот оказался горячим, как расплавленная магма. Майкл набрал в рот воздуха, но Кристина уже соскочила со стула, побрела, покачивая широкими, вот уже десять лет старомодными плечами, к дальнему столику, спрятавшемуся в полутьме. Майкл поспешно провел над кассой левой рукой, чтобы расплатиться, и спрыгнул со стула. А Кристина уже сидела за столиком, громко смеялась и хлопала по плечу бледного и тоже совершенно немодного типа — короткая стрижка, острые черты лица. Тут же они встали и двинулись к двери, и Кристина обняла парня за плечи и что-то втирала ему на ухо, хихикая.

Она хитрая, отлично умеет притворяться, пусть и не семи пядей во лбу, не то что ее младший братец. Майкл пошел за ними, стараясь не отставать, но и не висеть на хвосте совсем очевидно. Странно, что ему в голову пришла именно эта фразочка из детективов. Из старых, плоских фильмов в стиле нуар: герой в мягкой шляпе идет ночью по темным городским улицам, следует за прекрасной напарницей. Майкл улыбнулся. Это был красивый образ.

Пока Кристина и мнемоник брели по улице, временами останавливаясь, чтобы поцеловаться, Майкл никак не мог избавиться от воспоминания о воспоминании. Он смотрел, как Кристина технично прихватывала мнемоника зубами за нижнюю губу, а потом за мочку уха, и ее губы шевелились, а в глазах горел тусклый, злой огонек. Она прекрасно притворялась, Майкл не мог не склониться перед талантом. Эта обведет кого угодно вокруг пальца и даже слежку с толку собьет, если за ними следят. О, наверняка следят — Майкл подавил желание обернуться, проверить, не идет ли кто за ним. Мнемоник вдруг бросил на него подозрительный взгляд: наверняка именно в этот момент Кристина рассказала ему, в чем дело.

Они свернули в переулок, Майкл замедлил шаг, он как раз приблизился к темному провалу между домов и остановился будто бы взглянуть на часы — и в этот момент чья-то рука дернула его за воротник.

— Фиговый из тебя шпион, — сказала Кристина. — Веди, Джонни.

И снова были лестницы, на этот раз наверх. Ноги болели немилосердно, Майкл едва сдерживался, чтобы не застонать в голос, но оказалось, они уже пришли. Этот Джонни отпер дверь, отступил в сторону, пропуская их вперед, а Майкл затормозил на пороге, какое-то мгновение борясь с привычной паранойей. Внутри играло радио, это была знакомая, навязшая в зубах песня, принесшая ему миллионы — гиперреальный постдаб. Отец сказал о ней очень давно: “Что вижу, то и пою, да, сынок?” Майкл написал ее и сплавил совсем малоизвестной группе, а уже через неделю она гремела во всех американских чартах…

— Все в порядке, — сказал Джонни. — Кто платит?

— Он, — ткнула пальцем Кристина.

Песня все играла, она была длинной, целая история, Майкл никогда не задумывал ее как коммерческий проект. Он запретил делать радио-эдишны, сокращенные версии, и часто жалел об этом — песня его души, его внутренней гармонии теперь омерзительно раздражала, тянулась, как презерватив, портила настроение, как все старое, несовершенное в творчестве… Кристина назвала сумму, и Майкл, не торгуясь, включил терминал и перевел задаток на счет в оффшорном банке. Наверняка деньги пойдут еще дальше, но его их благополучие не волновало.

То закодированное воспоминание Кристина спрятала в своем модифицированном пальце — высококлассной работе Чибы, почти незаметной, не то что груды мышц у качков из Дрома. Подключение интерфейса, пара минут — и у Джонни в голове плескалась бомба, свидетельство гениальной лжи и порочности правительства. Или просто глупая, ничего не стоящая подделка.

Майкл подошел к двери, но его остановила Кристина.

— Ты куда? Мы здесь трахаемся, не забывайте, — сказала она. — И заплати Джонни остаток, брат, не жидись. Посидим еще полчасика. У меня есть с собой пару грамм кой-чего бодрящего, хочешь?

Майкл покачал головой, но Джонни радостно улыбнулся и кивнул, конечно же.

***

— Теперь мне нужен хакер, — заявила Кристина, когда они поднялись наверх, в цивилизованный город. Майкл потер лицо: хотелось спать, хотя он и считал себя совой, но Кристина могла его переплюнуть по всем статьям. После “порошка” она дьявольски похорошела — глаза блестели, щеки горели румянцем. Действительно, как после секса, и Майкл пожалел, что отказался от дозы. Он казался себе еще ниже, еще более уставшим и бестолковым, особенно на фоне Кристины. Выпуклый хром кофейного автомата отразил его бледное, нездоровое лицо — будто Майкл составлял заговор, а не развлекался. И правда, заговор же. Он криво улыбнулся.

— Ничего больше тебе не нужно, подруга? Слона? Ученую степень? Откуда я тебе возьму хакера в три часа ночи? И я тебе не спонсор. Хватит с тебя и мнемоника. Дальше сама плати.

Кристина хохотнула, запрокинув голову, ее короткие волосы в свете фонарей казались темной, элегантной шапочкой, хотя на деле просто торчали во все стороны.

— Тебе не надо платить хакеру, тупица, — сказала она, хлопая Майкла по плечу. — Дед говорил, что твоя мама клево умела серваки ломать.

— Она давно этим не занимается! — воспротивился Майкл.

— Ну конечно, зато она теперь на стенках рисует. Зашибенный прогресс.

Майкл обозлился.

— Обратись к Кинану, пусть он тебе подыщет подпольного хакера. Что вы там, шантажировали кого-то, да? Вот и дальше крути свои грязные делишки с ним, не со мной, и не впутывай в них мою маму!

Он развернулся и пошел по улице, шел быстро, сунул руки в карманы, каблуки негромко цокали по чистой и сухой мостовой, задавая комфортный, мелодичный ритм, он не оборачивался, но и не мог отвлечься от неприятных мыслей.

— Майк!

Не обернулся. Еще не хватало втянуть маму в это дерьмо, в эти заморочки. Она бы даже пальцем такое не стала трогать… Майкл замотал головой, скривился от накатившего отвращения. Кристина снова заставила его почувствовать себя полным дерьмом и ничтожеством — и как у нее получалось? Кто она, и кто он?

Он не успел сделать следующий шаг. Воздух рядом с ним упруго загудел, его швырнуло в сторону, и Кристина, возникшая рядом с ним, встряхнула его за грудки, как куклу. Кажется, она вживила себе не только микросхемы в палец.

— Ты, дебил, не понимаешь? Счет времени на дни, на часы идет! — тихо прорычала она, едва разжимая губы. — То, что я сперла из памяти у этого старого педрилы… Он давно в отставке, но если об этом узнают — за нами тут же пошлют лучших Техов! Если уже не послали! Джонни — страховка, но и его легко убрать! Нужно срочно залить файл с анонимного выхода на независимый сервер, открыть карты! Ты что, не видишь, что происходит в последние дни? Совсем мозги залил жиром? Богатенькое дерьмо! Тебя-то это не касается! Не видишь, что ли, к чему все идет?

Майкл вывернулся из ее рук, оттолкнул ее, встряхнулся, как пес. Он видел, но не хотел об этом думать. Не хотел даже догадываться.

— А у тебя, значит, интуиция! Надо было идти в ФБР, как твой отец.

— Пошел на хуй! И моего папашу на хуй, он совсем свихнулся после смерти Паркера, он теперь такой же, как они — вернуться к доброй старине, запретить разводы, запретить аборты, запретить Техов, запретить киберсекс, все запретить! Ебать, как у них все просто! А теперь, оказывается, это и не президент вовсе, это клика тупорылых старперов, которые сначала боялись признаться, что Гордон сдох — во время войны, наверное, чтобы боевой дух не упал, а потом вошли во вкус, как же! Ведь все можно! А через два года снова переизберут этого Мастера засратого, уже по привычке. По головиду его все время крутят, а разве проблема подделать голозапись? Все давно привыкли, что он не меняется! Все привыкли, что все стабильно, спокойно, всем похуй! А мне вот не похуй! И вали, если ты с ними, мудак.

Майкл стоял, как оплеванный. Он никогда в жизни — ни разу за все двадцать пять лет — не видел Кристину по-настоящему злой. Только сейчас. Она говорила с ним честно — честнее некуда; наверное, она впервые не соврала ему ни в одной мелочи.

— Я с тобой, — ответил он и дотронулся до ее руки. — Пойдем. Надеюсь, мама нам поверит.

Стеклянный лифт медленно вознес их на платформу Трубы. Майкл молчал, Кристина тоже не проронила ни слова. Они просто стояли рядом на платформе, потом в пневмопоезде, мчавшем их по городу, потом снова в лифте, поднимавшемся между цветущих яблоневых садов.

— Доброе утро, мама, — сказал Майкл, когда она открыла дверь.

***

Мамина мастерская — еще одно произведение искусства. Белые стены, белые римские шторы, все будто мелом присыпано, и на этом фоне яркими пятнами горели ее картины. Мама и сама казалась такой же картиной здесь, среди белизны, маленьким, ярким этюдом в восточном стиле. Кристина ерзала на своем стуле, сжимая в руках бокал с “Лонгайлендом”, и явно не знала, с чего начать.

Мама, казалось, не спала — встретила их спокойно и радушно, будто бы они с Кристиной пришли днем, как обычные люди, а не ввалились в полчетвертого утра, еще и под кайфом.

— Нам нужна ваша помощь, миссис Ходжинс, — буркнула Кристина, глядя в бокал. Все ее храбрость и напористость куда-то испарились, она вдруг показалась Майклу слишком крупной, неуклюжей и глуповатой — как обычно.

— Энджела для тебя, детка, — ласково ответила мама. — И чем я могу вам помочь?

Кристина глубоко вздохнула, будто запасалась воздухом перед прыжком в воду, и начала свой рассказ. Майкл следил, как мамин взгляд из доброжелательно-снисходительного меняется на удивленный, а потом и на возмущенный. Кристина говорила, ходила по мастерской, жестикулировала, и теперь уже она казалась Майклу живой картиной, плодом творчества гиперреалистиков — слишком телесная, слишком атлетичная, слишком громкая, все слишком.

— Ходжинс был прав, — прошептала мама, когда Кристина договорила и упала обратно на стул, обессиленно упершись в колени, сгорбившись.

— Что? — переспросила Кристина еле слышно.

— Мой муж был прав, — повторила мама. — Он давно считал, что что-то не так, но…

— Он всегда так считал, — добавил Майкл. Странно было вдруг понять, что папины фантазии и заскоки могут оказаться правдой. Пока мама не вспомнила об этом, Майкл и сам не связал эту историю с папиными параноидальными подозрениями.

Мама встала, выпрямилась, такая решительная.

— Я помогу вам, — заявила она. — Крис, детка, ты… Ты очень похожа на свою маму. Даже не представляешь, насколько.

— Я Кэб, — буркнула Кристина. — И я совсем на нее не похожа, чушь какая. Миссис Хо… Энджела, я даже не знаю, что искать и где — разве что приблизительно. И нужен супер-мощный анонимайзер.

— Ну конечно, — снисходительно улыбаясь, ответила мама, подошла своим легким шагом к белоснежной стене студии, провела рукой, и стена легко скользнула в сторону, открыв проход в темный коридор. — Идемте.

Кристина первой шагнула за порог, Майкл услышал ее восхищенный возглас.

— Круто, Энджела, это… настоящее?

— Майкл Винсент Ходжинс! Почему ты сразу не привел ее сюда? — прошипела в это время мама прямо ему в ухо, и краска бросилась Майклу в лицо. Действительно… почему? — Да, детка, это настоящее.

— Энджелотрон! Мне про него рассказывал отец, — голос Кристины, горевший энтузиазмом в начале фразы, опустился и совершенно потух в конце. Слово “отец” она произнесла с отвращением.

Мама вздохнула и шагнула за порог. Майкл последовал за ней и замер — он тоже не подозревал, что знаменитая машина его детства сохранилась, и не просто сохранилась — мама апгрейдила ее, похоже, все это время! Интерактивный голоэкран, вспомогательные мониторы, несколько микросерверов, работавших абсолютно беззвучно, все супер-современное. Мама легко шагнула к ним и, словно Арахна, прядущая полотно, взмахнула руками, погрузив их в сияющую субстанцию. Энджелотрон ожил, по экрану побежал код. Дверь беззвучно закрылась, отрезав их от внешнего мира, а под потолком зажегся мягкий свет.

Мама улыбалась, поглаживая иконки пальцами.

— Сначала поглядим вот здесь… — код помчался по экрану вдвое быстрее, и Майкл вздрогнул — Кристина взяла его за руку, совсем как в детстве.

— Да, сюда можно будет загрузить… Давай файл! — Кристина разжала пальцы и подошла к маме, дотронулась до экрана. Тот дернулся: закодированное воспоминание было по-настоящему объемным. Строка состояния загрузки, стартовав с маленькой черточки, начала удлиняться, поползла вперед медленно, как улитка.

Майклу вдруг послышалось, что где-то за стеной что-то грохнуло и покатилось. Кристина тоже обернулась на звук — не показалось.

— Быстрее! — буркнула она. — Что вы делаете? Зачем?

Мамины руки летали по экрану, код сменялся кодом, микросерверы то и дело зверски пищали, как лабораторные мыши в ловушке.

— Хочу кое-что проверить, — мама говорила незнакомым, глуховатым голосом. Она в свете экрана казалась моложе лет на двадцать — легкая, тоненькая, с гладким лицом и точно выверенной проседью в волосах. Мама никогда не модифицировала себя. — Я взломала Пиланта, я взломаю и тебя, вот, получай!

Микросервер снова запищал, коды позади строки загрузки совершенно взбесились, в их очертаниях виделись хищные звери, скачущие по экрану, монстры, убийцы, но мама легкой рукой усмиряла их, заставляла лечь, прижаться к земле брюхом. Майкл затаил дыхание. За стеной снова что-то грохнуло, в этом уже не было сомнений. Кристина набычилась, подошла к потайной двери, но мама и головы не повернула.

— Они добрались до нас, — прошептала Кристина. — Джаред… Я позвоню ему, он вытащит, он умеет! Отсюда есть выход?

Мама молча боролась с кодами, а полоса загрузки ползла так медленно…

— Они отследят звонок, — сказал Майкл и опустился на стул. Он вдруг понял, что все было зря, эта борьба, эти взломы, мнемоника тоже наверняка загребли. В стену гулко ударило что-то тяжелое, запищали едва слышные голоса. Кажется, требовали выйти и сдаться.

— Не отследят, — бросила мама. — Звони, детка.

Кристина замолчала, потом начала вполголоса о чем-то говорить, слушая жужжание чужого голоса из дужки очков. Мама, закусив губу, двигала руками все быстрее, коды метались тиграми в клетке.

— А это что такое? — пробормотала она, пока Кристина о чем-то спорила с Джаредом. — Погоди… Зачем?

Майкл встал и подошел ближе. В стену непрерывно колотили, Кристина говорила все громче, почти орала, мамины руки летали по экрану, разбрасывая обрывки брандмауэров, полоса загрузки стала длинной и тонкой, как червяк. Осталось совсем недолго. Совсем — и стена начала подаваться под ударами.

Загрузка остановилась, сервер пискнул, сообщая, что файл загружен.

— О, нет, почему это… закрыто, как тюрьма! — выкрикнула мама. — Что это за программа? Она бесконе…

Экран передернулся — пес, отряхивающий воду со шкуры, коды каплями разлетелись во все стороны, и на них уставилось огромное лицо. Лицо мертвеца из воспоминания.

— Эй! — сказал Гордон Саксон и осклабился. — Так вы нашли меня!

Мама отшатнулась, Кристина уставилась на экран черными от изумления глазами. Майкл не мог и слова вымолвить. Даже те, за дверью, казалось, затихли.

— Выпустите меня, и я дам вам все, что захотите! — говорил Саксон, и его лицо вечного мальчишки, американской мечты, расплылось в еще более широкой усмешке. — Я все могу, красотка, любую мечту исполню, только… выпусти!!!

Мама, едва шевеля губами, ответила:

— Я… сломала брандмауэр. Вы можете уйти.

Саксон запрокинул голову, расхохотался, а потом микросервер заорал раненым зверем, и экран свернулся. Запахло горелой изоляцией.

Стена треснула.

— Бросить оружие, руки держать за головой!

Мама шагнула к другой стене, что-то нажала.

— Бегите.

Майкл схватил маму за руку.

— Только с тобой.

— Они ничего мне не сделают. Бегите! Крис, Майкл, не говорите куда — и я не смогу сдать вас. Вирусная реклама разнесет ваше воспоминание по всей сети через пару минут. Бегите скорей! Код на выходе — дурацкие факты Найджелл-Мюррея.

Кристина порывисто обняла ее.

— Спасибо.

Она дернула Майкла за руку, потащила за собой в открывшийся люк, снова винтовая лестница, и Майкл проклял сегодняшний день, встречу, все на свете. Там, за его спиной, спецназовцы наверняка схватили маму, и папу, наверное, тоже — о, наконец-то его прогнозы оправдались, радость-то какая! Кристина тащила его на буксире, безжалостно волоча по ступенькам.

— Быстрей, быстрей! Джаред подберет нас в Ночном городе, мы сможем выправить документы, дед все устроит за пару дней! Ну же, не тормози!

Майкл послушно перебирал ногами. Саксон. Почему Саксон? Он же умер, зачем мама говорила с ним, кто он вообще? Программа? Запись человека? А может, не было никакого заговора? Может, Саксон и правил Америкой до сих пор, просто…

— Дурацкие факты Найджелл-Мюррея! — выкрикнула Кристина, и дверь открылась. Грязный тротуар, обшарпанные стены, увешанные неоновыми побрякушками, — Ночной город, как он есть.

— Теперь можно идти спокойно, — сказала Кристина. — Если будем бежать — заметят. Джаред ждет нас у тринадцатой линии Трубы, у платформы Крэя. Это, кажись, недалеко отсюда.

Они шли по пустынной улице, Ночной город в это время уже спал, слишком раннее утро, в такую пору даже самые завзятые маньяки ложатся в постель. Под ногами шелестел мусор, похрустывали пустые тюбики из-под флэшбека. Ночь отступала под их шагами, небо, едва видное из-за высоких зданий и паутины Прим Техов, стало мутно-серым, утренним.

Когда над их головами зажегся экран, Кристина даже не замедлила шаг.

— Ау! — закричал Гордон Саксон, и его голос заполонил все, отражаясь эхом от стен, забился, как муха между стекол. — Я не могу найти выход! Люди! Почему здесь нет дверей? Где я?

Майкл поднял голову. Экраны, сколько их было, от самого низу и доверху, показывали одно и то же — лицо президента. Перепуганное лицо.

— Где я? Люди! Выпустите меня отсюда! — Он ударил ладонями по экрану, и тот дернулся, загудел, но не поддался. — Эй, кто-нибудь! Я хочу выбраться отсюда! Я живой! Живо-о-ой!!!

Кристина дернула Майкла за руку, и они вышли на небольшую площадь. Еще квартал — и они будут на месте. Там их подберет Джаред Бут, и они смогут спрятаться, залечь на дно, никто их не найдет, никакие власти.

— Я живой! — бесновался на экранах Саксон.

Небо над их головами начало наливаться румянцем. Занимался рассвет.

@темы: фанфики, Doctor Who, sci-fi, джен, Bones

---

[troyachka]

Название: Ни слова о клоунах
Автор: troyachka
Фандом: Кости, Доктор Кто,

спойлер!

Люди в черном
Размер: мини, ~3500 слов
Пейринг/Персонажи: Сили Бут, Ланс Свитс, Девятый Доктор, разные монстры
Жанр: юмор, кроссовер
Рейтинг: PG-13
Саммари: По заявке на костефест: Бут, Свитс. Начало совместной работы. Свитс навязывается на одно из заданий с Бутом. Бут попадает в историю с перестрелками\заговорами\инопланетянами, в общем на усмотрение автора. Действие происходит в порту\на складе\заброшенной стройке. Хотелось бы юмора, джена, но с адреналином. ХЭ
Предупреждение: чот даже не знаю, получился ли ХЭ
Примечание: таймлайн между 3 и 4 сезоном Костей и до знакомства Девятого с Розой. Бута активно глючит Стюи Гриффином.

Малыш прицепился, как репей — не оторвать. Так и тянулся за Бутом хвостиком, громко топая модными узконосыми ботинками, и, благо, молчал. В преддверии Рождества склад будто вымер: даже сторожу стало лень провожать их, остался за своими мониторами и, конечно, лаптопом с порнухой на нем. Бут сверился с планом, висевшим на стене: еще один поворот, и они будут на месте. Свитс был явно лишним здесь, жаль, он этого не понимал. Хоть и был настоящим, первосортным умником, но на такое сложное умозаключение мозгов ему не хватало.

Отделение, ключ от которого позвякивал в кармане брюк, принадлежало убитому конгрессмену, и Бут ни за что не стал бы заниматься этим делом, если бы не то, как того убили. В буквальном смысле вытряхнули из шкуры — ни мяса, ни костей не оставили, только разрез на лбу. Кости не стала заниматься этим делом, в своей обычной манере заявив, что раз нет костей… Как всегда, в общем. Но дело было федеральным, а умники на сей раз погрузились в работу с какими-то древними останками — и начальство решило поручить этот заведомый висяк ему.

Черти бы его побрали, это начальство.

Конгрессмен был чист, как стекло, ни в чем не замешан. Ни тебе связей с несовершеннолетними, ни наркотиков в юности — ничегошеньки. Ангел во плоти, да и только. И еще арендовал отделение на частном складе буквально за день до того, как его растянутую шкуру обнаружили прямо на парковке Капитолия.

Единственная, блин, зацепка. И скандал поднялся — мама не горюй.

— Нам еще долго? — омерзительно вежливо спросил тащившийся на буксире Свитс, о котором Бут уже успел, к несчастью, подзабыть.

— Нет, — хмуро ответил он. — Уже пришли.

Отделение закрывала обычная металлическая ролета, и Бут, натянув перчатки, наклонился, чтобы вставить ключ в замок. Свитс топтался за спиной, скрипя штиблетами, и чудовищно раздражал. Хотелось послать его подальше, очень, но было нельзя. Характеристика. Машинально он провел пальцем по металлу ролеты — ледяному, запотевшему, как стакан с джином… Ледяному! На отапливаемом складе!

Замок сухо щелкнул, отпираясь.

— Вы уверены, что нам не стоит вызвать экспертов? — спросил Свитс. Из-под ролеты вырвалось белое и лохматое, как борода Санты, облачко пара. Ролета с омерзительным скрежетом поднялась, и Бут, выпрямившись, шагнул вперед.

— Может, и стоит, — медленно отозвался он и вытащил из кармана фонарик. За ролетой скрывалась плотная полиэтиленовая завеса, точно как в лаборатории. Вот тебе и конгрессмен. Наверное, надо было достать даже не фонарик, а пистолет, хотя вряд ли здесь могло быть что-то опасное, в таком то холоде. — Иди за мной и не высовывайся, усек?

— Само собой, — сухо отозвался Свитс. Обиделся, конечно, умник. На обиженных воду возят, так еще дед говорил. Бут осторожно отвел в сторону полотнище стылого, твердого полиэтилена, вошел внутрь и разогнал фонариком густую молочную темноту.

А потом быстро отступил назад. Свитс ойкнул, но тут же замолчал.

— Никто тебе не поверит, агент Бут, — издевательски протянул малыш из Гриффинов, отиравшийся на этот раз возле штанины. — Никто не поверит, все решат, что ты чокнулся. Крыша поехала, ха-ха-ха!

— Рот закрой, — огрызнулся Бут. От злости первый ступор прошел.

— Что? — пробормотал Свитс сдавленным голосом. — Это?

— Ты видишь то же, что и я? — спросил его Бут.

— Поросят в смокингах. Замороженных.

— Значит, то же. — Бут глубоко вдохнул колючий ледяной воздух. Не показалось, они настоящие. Поросята, которыми было забито все отделение, пялились на него замерзшими белыми глазами. Он полез в карман за мобильником. Напрячь этим хотя бы Ходжинса… Или не стоит? Мало ли зачем конгрессмену поросята. Это не противозаконно.

— Мне кажется, эти свиньи какие-то странные, — протянул Свитс и довольно смело подошел к одному поросенку, что поближе. — Они стоят на задних ногах, как будто так и должны ходить.

Бут поморщился, но, присмотревшись, похолодел — хотя куда уж сильнее-то. Поросята действительно стояли на задних лапах, стояли, как будто их кто-то приклеил к полу за копытца, а не опирались друг на дружку, как Буту показалось вначале, и передние ноги у них были вывернуты вниз. Да нет, лажа это все.

— Я что тебе, фермер? Откуда мне знать, как должны ходить свиньи? — Бут вытащил все-таки телефон и нажал кнопку, вызывая Ходжинса. Пусть тот помучается. — Алло, Джек? Ты разбираешься в анатомии поросят? Могут ли свиньи ходить на двух ногах?

Но Бут не услышал ответ этого заросшего бородой умника, потому что за спиной что-то громыхнуло. Свитс вскинулся. Голос Ходжинса комарино жужжал из динамика, и Бут выключил связь. Малыш Гриффин издевательски захохотал.

— Сейчас они разморозятся и догонят тебя, Бут, — сказал он.

Тот спрятал фонарик и вытащил пистолет, решив, что Гриффина лучше проигнорировать.

— Свали отсюда, быстро, езжай в управление, — приказал Бут Свитсу.

Снова громыхнуло. И снова. И снова, все ритмичнее и чаще, как будто в одной из соседних ячеек завелась маленькая победоносная армия, пытавшаяся взять штурмом закрытую ролету.

— Я вызову подкрепление и пойду с тобой, — упрямо возразил Свитс, зашуршал одеждой, а потом ахнул: — Ого! Связи нет. Вообще.

— Свали отсюда, я сказал, и не добавляй мне работы, — рявкнул Бут и, оглядевшись по сторонам, выскочил с пистолетом наготове в коридор. Там было пусто. Стук не смолкал. Только бы этот умник-психолог не вертелся под ногами! Слева стук доносился громче, и Бут осторожно выглянул за угол. Пусто. Одна из ролет ритмично подрагивала в такт грохоту.

— И как ты ее откроешь? — спросил Гриффин. — Пальцем?

— Да, проблемка, — согласился Бут. Он осторожно подошел поближе и наклонился, прислушиваясь. Но стук не был ни на что похож. Он был… металлическим и неживым. Словно наружу рвалась машина. — Эй! Есть кто здесь?

Ролета подпрыгнула, на металле появилась вмятина. И еще одна. И еще.

— Кажется, открывать не придется, — послышался за спиной голос Свитса. Не ушел никуда, зараза малолетняя. — Оно само. Выйдет.

— Я же тебе сказал английским языком… — прорычал Бут сквозь зубы, но в этот момент ролета разорвалась, как бумажная, и сквозь дыру в металле в коридор вырвалось что-то зеленое, сверкающее и очень, очень опасное. Оно гудело и вращалось под писклявую и смутно знакомую мелодию, ускоренную донельзя. Бут поднял пистолет и прицелился.

— Это… Это же… — бормотал за спиной перепуганный малолетний психолог.

Зеленое жужжало, сверкало и неумолимо надвигалось на них.

— Стой! Стрелять буду! — крикнул Бут. Без толку.

— Это же… — бормотал Свитс. Они пятились по коридору, а зеленое нечто все быстрее и быстрее катилось к ним, грохоча по стенкам и закрытым ролетам.

Бут выстрелил. Пуля, срикошетив, просвистела мимо уха и пропала.

— Это же елка! — заорал Свитс.

— Бежим! — заорал наконец Бут, развернулся и побежал. В спину ему неслись жужжание, грохот и издевательский смех малыша Стюи Гриффина.

Они мчались по коридору, поворот за поворотом, ботинки грохотали почти что в такт беснующейся позади елке. Неистовый стук отдалялся, становился все тише и тише, и Бут, пробежав очередной поворот и затормозив, остановился. Потом осторожно выглянул из-за угла. Елка безнадежно отстала.

— Если мы оба это видели, — начал Бут шепотом, и Свитс, тяжело дыша, подхватил:

— … это не галлюцинация.

Хоть что-то могло радовать в этой ситуации. Елка ему не показалась. Кстати, надо вызвать подкрепление — нападение на агента ФБР все-таки не шутки. Бут вытащил телефон. Сети не было. Просто не было. Такого он еще не видел, даже в самых глухих местах была хоть какая-то связь. Тем более, что звонок Ходжинсу пять минут назад прошел без проблем.

— Кажется, нас глушат, — сказал Бут, пряча бесполезный сейчас мобильник. Свитс кивнул, на его лбу поблескивали капли пота. Елка продолжала глухо колотиться вдалеке, но стук становился все громче. Она приближалась.

— Тебя уделало рождественское дерево, вот умора-то, — сказал Стюи Гриффин. Бут вздрогнул.

— Стюи тоже настоящий? — спросил он у Свитса.

— Чего? — недоуменно спросил тот, потом профессионально вскинулся, и в глазах у него заиграл недобрый и очень заинтересованный огонек. Бут уже пожалел, что ляпнул про Стюи.

— Да я пошутил, — отмахнулся он. Свитс недоверчиво поднял бровь. — Надо узнать, кто этой, блин, моторной елкой управля…

В этот момент что-то зажужжало, ритмичный стук сменился грохотом взрыва, а потом все затихло. В звенящей тишине послышались едва слышные, приглушенные шаги. Кто-то бежал по коридору и, кажется, не в их со Свитсом сторону. Бут, вскинув пистолет, выглянул из-за угла. Никого. Но тот, кто обезвредил елку, очень, очень интересовал его, и Бут быстро, короткими перебежками помчался обратно.

Елка-убийца действительно сдохла, но никаких следов взрывчатки Бут не заметил: чокнутое дерево просто разлетелось на куски, усеяв коридор битым стеклом и мишурой. Он остро пожалел, что с ним не было кого-то из нормальных умников — Ходжинса или хотя бы Зака, они бы точно знали, что могло такое сделать и каким образом. Бут был знаком только со стандартными и не очень стандартными взрывчатыми веществами, но их здесь не применяли. Тем более интересно было поймать того, кто прикончил елку, и Бут побежал дальше. Склад был запутанным однообразным лабиринтом, полным поворотов, и стук шагов впереди все отдалялся, казался призрачным. Хлопнула дверь, Бут прибавил ходу. Коридор кончился за следующим поворотом, а дверь в его торце вела на лестницу.

Ну наконец-то!

Соблюдая все предосторожности, Бут выскочил на лестничную клетку. Кто-то бежал по ступенькам вниз — очень, очень быстро. Бут выглянул в пролет. Мелькнула коротко стриженная темноволосая голова, оттопыренные (даже сверху заметно!) уши, черная потрепанная куртка. Снова хлопнула дверь.

— Стой! — запоздало крикнул Бут, но ушастый незнакомец в куртке уже скрылся. Двумя этажами ниже, значит? Бут помчался вниз, перепрыгивая через ступеньки. Уши. Надо запомнить уши. Куртка слишком обычная, стрижка и цвет волос — тоже. А вот уши выдающиеся, по ним просто делать ориентировку. Прибежав на нужный этаж, Бут осторожно приоткрыл дверь. Подозреваемый, конечно же, давно скрылся.

Этот коридор тоже пустовал, и Бут прислушался. Шагов не было слышно — кажется, ушастый или убежал слишком далеко (что вряд ли), или затаился где-то за углом. Так, теперь осторожно. Свитс по пути отстал, и оставалось надеяться, что у этого малыша хватит ума отправиться за подкреплением, а не геройствовать по коридорам. Бут поднял пистолет и тихо, шаг за шагом, начал продвигаться вперед.

Пройдя два пустых поворота, Бут остановился. До него только что дошло, что подозреваемый мог скрыться не только за углом, но и в складской ячейке. Это все усложняло. Бут прижался к стене и напряг слух. Было тихо, как в гробу, только впереди вроде бы что-то металлически позвякивало. Так мог бы бить в литавры разряжающийся зайчик-энерджайзер — едва слышно, вяло и без всякой надежды на светлое будущее.

Бут осторожно заглянул за угол, открыл рот, потом закрыл. Моргнул. Еще раз моргнул.

— Что, снова глючится? — спросил его Стюи Гриффин. — И что на этот раз?

— Санты, — выдохнул едва слышно Бут и тут же прикрыл рот ладонью, но было поздно. Четверо в красных халатах, которые перегородили спинами коридор, повернулись к нему, как по команде, и уставились своими размалеванными клоунскими рожами. Клоунскими. Рожами. Бут прицелился в одного из них. Хоть бы не глюк. Нет. Хоть бы глюк.

Санта-клоуны держали в руках медные трубы. Их лица казались пустыми, безжизненными масками. Они двинулись вперед, звякая на ходу, и пришлось отступать назад по коридору. Санты завернули за угол и остановились.

— Руки за голову и не двигаться! Это ФБР! — выкрикнул Бут.

— Да посрать им, кто ты такой, — проворчал Гриффин. Санты, словно соглашаясь с ним, подняли свои трубы и навели на Бута, как будто хотели задудеть его до смерти. После бешеной елки и такой вариант развития событий казался вполне вероятным.

— Бросить оружие, или я буду стрелять! — снова выкрикнул Бут.

Санты поднесли трубы к губам. Они действительно в масках, понял Бут. Черт. Черт! Даже не опознать потом.

— Ложись! — крикнул кто-то за его спиной, и Бут, услышав знакомое жужжание, рухнул как подкошенный, закрыв голову руками.

А потом раздался грохот и звон.

— Ух ты! Лопнули, — сказал Стюи, Бут поднял голову. Санты валялись на полу в неестественных позах, уронив трубы, из их тел, медно поблескивая, вытекали на пол шестеренки. Куклы. Только куклы, и ничего больше.

— Э… — Бут оглянулся, но успел заметить только мелькнувший в конце коридора фрагмент черной кожаной куртки.

Ушастый, который спас его и на этот раз, снова сбежал.

Бут поднялся на ноги и, держа наготове оружие, подошел к рассыпавшимся санта-клоунам. Роботы, как и та пресловутая елка. Ими тоже кто-то управлял. Смеется, поди, сейчас, сидя в темном уголке… Скорее бы Свитс привел подкрепление. Буту не терпелось встретиться с этим кукловодом, взять его за грудки и хорошенько встряхнуть. Нет, зачитать права будет куда приятнее. С ушастым тоже хотелось познакомиться. Хотя бы для того, чтобы сказать спасибо, а заодно задать пару-тройку вопросов. На засыпку. Например, чем это он жужжал.

Но кукловод занимал Бута гораздо больше. Какое отношение тот имел к убийству конгрессмена, выяснить еще только предстояло, но Бут готов был дать руку на отсечение, что этот тип по уши в нем замазан. Судя по тому, что роботами управляли на расстоянии, кукловод мог сидеть где угодно на этом складе. Бут огляделся. Маловероятно, что тот прячется где-нибудь поблизости. Слишком опасно, слишком неудобно. Откуда можно следить за всем складом, не привлекая лишнего внимания?

Ответ пришел почти молниеносно. Сторож! Только охрана имела доступ к мониторам. Только оттуда злоумышленник мог не только управлять своими роботами, но и делать это со всеми удобствами. Бут яростно скривил губы в усмешке и побежал к лестнице. Санты, елки-убийцы, поросята в смокингах — ерунда! Работа, вот что было важно. Найти убийцу и обезвредить его, будь он хоть гениальным конструктором, хоть обычным психопатом.

Спустившись на первый этаж, Бут осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. Здесь, в огромном, как футбольное поле, ангаре хранились габаритные грузы, и узкие коридоры сменились не менее извилистым лабиринтом между контейнерами. Бут снова выглянул сквозь узкую щель, пытаясь прикинуть, где висят камеры. Было важно подкрасться к комнате охранников незаметно. Если прошмыгнуть за тот высокий коричневый ящик, а там свернуть налево…

Бут, подняв пистолет, крался между двумя высоченными контейнерами. Даже думать не хотелось, что в них хранится — какая-нибудь скучная производственная ерунда, а может…

Поросята в смокингах?

Нет, чушь какая.

— Сейчас тебя поймают, — язвительно фыркнул Гриффин. Он сидел на одном из контейнеров и болтал ножками. — Вот прямо сейчас. Они уже идут за тобой, Бут.

— Заткнись! — прошипел тот и замер, прижавшись к стенке. Кто-то негромко разговаривал буквально в десятке футов от него. И голос был Буту знаком.

— Они уже отправили сюда агента, — сказал этот очень знакомый кто-то. Бут напрягся, пытаясь вспомнить, но с наскока не сумел и, скрипнув зубами, начал осторожно продвигаться к краю контейнера. — Местные спецслужбы слишком хорошо работают.

— Меня тоже сразу заподозрили, — холодно и раздраженно ответила женщина. — Пришлось сменить кожу.

Бут внутренне загордился: злоумышленники, которых он вычислил, испугались его. Теперь, если их всего двое, можно будет легко арестовать их и разобраться, что это за сленг со сменой кожи, и какое отношение к этому имеют убитый конгрессмен, роботы и, конечно, поросята.

В тот момент, когда Бут с опасливым любопытством заглянул за угол, раздался самый неожиданный для него звук. Кто-то громко перднул и рассмеялся. А потом снова перднул.

Между контейнерами прятались трое. Нет, не прятались — спокойно стояли. Женщина с деревянным лицом чиновника, отлично, с иголочки прикинутый молодой очкарик, похожий на финансиста, и… Третьим был бывший начальник Бута, заместитель директора ФБР Сэм Каллен, въедливая бритоголовая сволочь. Опустив пистолет, Бут уже собирался выйти из укрытия, но что-то остановило его. Наверное, это была интуиция, проще говоря, чуйка. А может, здравый смысл. Если Каллен с ними, то, наверное, гниль распространилась куда глубже, чем Бут мог подумать. Он поднял пистолет, прикидывая, что можно сделать. Если они разделятся, у него есть шанс взять одного из них. Очень хотелось выбрать Каллена, но Бут понимал, что именно этот выбор может быть весьма неудачным. Оптимальным казался, как ни странно, очкарик. Бут смерил его взглядом. Да, действительно. Женщина выглядела слишком несгибаемой, а этот расколется куда быстрее, чем сам может представить.

— Следует признать, что мы оказались недостаточно подготовлены, — сказала женщина и снова выпустила газы. Каллен засмеялся и тоже перднул. — Нужно выбрать страну попроще…

— И поменьше, — согласился очкарик.

Бут закрыл рот, пытаясь собраться с мыслями. Что-то подсказывало ему, что перед ним вовсе не Сэм Каллен, да и очкарик с женщиной тоже не те, за кого себя выдают, но ум отказывался в это верить. Странно, потому что в реальности Стюи Гриффина Бут ни на грамм не сомневался.

— Грузите поросят обратно на корабль, — скомандовал Каллен.

Поросята — их рук дело. Прямая связь с конгрессменом! Бут поднял пистолет. Против троих он вряд ли сумеет, но… Профессиональный долг стучал в сердце. И где же подкрепление, которое должен был вызвать Свитс? Где сам этот малолетний умник?

— Как же тесно в этих оболочках, — пожаловался Каллен. — Предлагаю отметить нашу будущую победу, освободившись от неудобных шкур! Победу в другом, более тщательно выбранном — и тихом — месте!

Он дотронулся до лба, как будто тянул за невидимый язычок молнии, и из его головы полился яркий, почти медицинский синий свет. Бут сглотнул и облизнул пересохшие губы. Сэм Каллен был, конечно, еще той подколодной змеей, но никогда бы так не сумел.

— Да, Бут, ты попал. Никто тебе не поверит, — пробормотал Стюи. — Ни одна живая душа. И даже психолог от тебя свалил. Некому доказать, что ты не совсем свихнулся.

Тем временем все трое светили синим из голов. У “Каллена” изо лба полезло что-то темное и объемное, окутанное голубым сиянием, и Бут прицелился в него. Теперь ясно, почему от политика осталась одна пустая кожа. В голове словно переключился тумблер, и стало пофиг на непонятность, непривычность и полный перекос реальности. Основные маркеры остались — перед ним были преступники, убийцы, и их надо было задержать любой ценой.

В этот момент кто-то тронул Бута за плечо, и он резко обернулся. Наверняка Свитс с подкреплением, и, блин, неважно, что тот его напугал до полусмерти, лишь бы…

Но перед ним стоял ушастый незнакомец. И носатый, надо сказать, тоже. Нос у него был не менее выдающимся, чем уши.

— Бежим! — приглушенно произнес ушастый. Бут открыл рот, чтобы возразить — никуда он не собирался, нужно было взять преступников, но в этот момент что-то громыхнуло, в воздухе запахло озоном, а потом Бута отшвырнуло в сторону. Взрыв. Звуки пропали, как будто уши заткнуло ватой. Контейнер опасно накренился над ним, Бут раскрыл рот, глядя на медленно и неотвратимо опускающуюся махину, но тут его дернули за рукав, и ступор прошел. Он побежал следом за ушастым. Позади грохот продолжался, сверкали молнии, кто-то кричал, контейнеры валились, словно домино, за их спинами. Ушастый направлялся к лестнице, но Бут затормозил, не добежав до знакомой двери.

— Эй, ты кто такой? Погоди! — сказал он. Ушастый остановился и обернулся к нему.

— Доктор, — быстро ответил ушастый.

— Антрополог? — недоуменно назвал Бут первое, что пришло в голову. — Стой! Я должен взять этих типов. Они подозреваемые по делу.

— Это твой новый психиатр, — рассмеялся Стюи. — Сервис с доставкой на дом.

— Просто доктор, — нетерпеливо ответил ушастый, пытаясь перекричать взрывы. — Не глупи! Они тебя убьют.

Чего?! Ну и борзый же тип! Хотя вел он себя не как доктор, а скорее как агент, что-то выдавало в нем еще одного умника. Умники повсюду, плюнуть некуда. Тем более, ушастый явно был иностранцем. Говорил с заметным “королевским” акцентом. Бут презрительно скривился.

— Давай, убегай. Я агент ФБР! Это моя работа! Никуда я не пойду.

Ушастый умник посмотрел на Бута с непередаваемым выражением.

— Не будь дураком! Это же инопланетяне, и… — сказал он. Сзади громыхнуло, и часть его фразы сожрало взрывом. — Пошли! Не стой столбом!

Рядом грохнулся еще один контейнер, из него посыпались тяжелые коробки. Бут отпрыгнул в сторону. В глубине души он понимал, что ушастый умник прав, но признавать это почему-то ужасно не хотелось.

— В своей Англии будешь командовать! — выкрикнул он. — Инопланетяне? Пофиг! Это убийцы! Их надо арестовать, ты, дебил!

“Доктор” без слов прижал руку к лицу, но в этот момент взрывы неожиданно стихли. Как вовремя!

— Никуда не уходи! — приказал ему Бут и, подняв пистолет, побежал обратно. Лавируя между разбросанными и разбитыми контейнерами, он постепенно пробирался туда, где подслушал разговор этих странных существ, крадущих человеческую внешность. Разруха поражала масштабами. Некоторые контейнеры были оплавлены. Интересно, что за оружие эти инопланетяне использовали? Бластеры? Лайтсаберы? Гравидеструкторы? Бут неплохо знал арсенал научно-фантастических злодеев. И кто на них напал — неужели ФБР? Оглядевшись, Бут выругался. Сейчас уже и не найти, где они стояли, все переколбасилось к чертям.

Услышав за спиной шаги, он обернулся и прицелился. Если это опять этот ушастый умник… Но внезапно перед Бутом оказался не кто иной, как Свитс. Слава Богу!

— Так это ты привел подкрепление! — облегченно выдохнул Бут и опустил пистолет. — Ну, парень, ты молодец. Взяли вы их?

— Нет, ушли, сволочи, — ответил Свитс. — Но второго шанса мы им не дадим.

По спине пробежал холодок. Что-то со Свитсом было не так, но Бут не мог понять, что конкретно, и снова прицелился в него, отступив на шаг.

— Эй, ты чего? — удивился Свитс.

— Стой где стоишь, — пробормотал Бут. — Как любит себя называть наш специалист по жучкам и слизи?

С преступниками, умеющими менять кожу, надо было держать ухо востро. Если они убили малыша…

— Тебя они тоже убьют, не поморщатся. Надо было убегать вместе с Доктором, — снова влез в разговор Стюи Гриффин.

— Король лаборатории, — не задумываясь, ответил Свитс. — Я настоящий! Правда! Ты меня терпеть не можешь, хотя я все время пытаюсь тебе помочь. И всерьез не принимаешь. Даже льстит, что именно сейчас ты меня впервые принял всерьез, Бут. Спасибо.

Бут медленно выдохнул и, недолго поколебавшись, опустил оружие. До него дошло, что со Свитсом было не так — чистенький, как с иголочки, и галстук сменил.

— Ты что, переодевался? На тебе был синий галстук, а сейчас черный.

— Это форма, — отмахнулся Свитс и полез в карман. Бут напрягся, но это оказались всего лишь фонарик и темные очки.

— Извини за клоунов, — сказал Свитс и надел очки. — Я не мог тогда снять прикрытие. Но ты же выкрутился? Я потом с тобой поработаю.

— О клоунах ни слова, — начал Бут, но тут умник-психолог поднял фонарик, что-то сверкнуло, и…

И…

И…

***

Сегодняшним делом Ланс Свитс, он же агент S, был не особенно доволен. Сливины успели уйти, пришлось стирать память куче гражданских, а главное — его теперь точно не вернут на полевую работу. Так и будет сидеть при институте без права вести настоящие, полновесные дела.

И, что еще важнее, главный межгалактический преступник, так называемый Доктор с планеты Галлифрей, снова ушел от них. И всем будет плевать, что ни один агент не сумел задержать его. Кто последний — тот и виноват.

Свитс достал коммуникатор.

— Последнего гражданского обработал. Жду дальнейших указаний.

@темы: фанфики, MIB, Doctor Who, джен, Bones

---

Богатый на вселенные кроссовер страшен лишь на первый взгляд

[CrasnayaKalina]

Название: Through dangers untold and hardships unnumbered
Автор: Я, aka Redberry
Фэндом действия: Hellsing, Тор, Мстители
Персонажные фандомы: Лабиринт, Хранители Снов, Ходячий замок Хаула, Однажды в сказке, Средиземье, Гарри Поттер, Греческая мифология, Мифология Древнего Египта, Земноморье, Плоский Мир, Питер Пэн, миры Marvel
Основные персонажи: Алукард и Интегра, Хаул и Софи, Тор и Локи, Питч, Джарет и Сара и всесильная (жанр, куда деваться?) ОЖП
Пэйринг: Предполагаемый ОЖП/Локи, но мало ли кто там что предполагал...
Рейтинг: R
Жанры: Юмор, AU, Мифические существа, Action
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, ОЖП
Размер: Макси
Кол-во частей: 11
Статус: в процессе

Описание: Да, это Локи/ОЖП, и оба радости от таких обстоятельств не испытывают. Автор тяготеет к сложному и продуманному обосную, скрещивая вселенные. ОЖП тяготеет к одному конкретному вампиру. Локи — к мировому господству. Тор — к Джейн.

Вселенных я взяла ОЧЕНЬ много, но чтобы наслаждаться работой нужно знать линию «Хеллсинга», помнить сюжет и фишки «Лабиринта» + приключения Локи и компании в киносаге Marvel. Грубо говоря, кроссовер сделан через утверждение существования некого Легиона Магов и кипы соглашений между мирами и магическими школами, поэтому фэндомов много.

Читать здесь: http://ficbook.net/readfic/1416065

@темы: фанфики, гет, джен, Hellsing, Ходячий замок Хаула, Marvel, Thor, Labyrinth

---

Легенда страны Морфея (или Морфия?)

[**Локи**]

Название: Легенда страны Морфея (или Морфия?)
Автор: Кид Локи
Фэндом: Death Note, Kuroshitsuji, Емец Дмитрий «Мефодий Буслаев», Пираты Карибского моря, Властелин Колец, The Witcher 2: Assassins of Kings, Гарри Поттер, Boy Crush, Grenadier - The Senshi of Smiles, Стругацкие Аркадий и Борис «Трудно быть Богом».
Основные персонажи: Гробовщик, Лайт Ягами (Кира), Гарри Поттер, Альбус Дамблдор, Драко Малфой, Фродо Бэггинс, Саурон, Дафна (Дарья Пименова) , Прасковья, Троил, Уильям Тёрнер, Капитан Джек Воробей, Дэйви Джонс, Вернон Роше, Лютик.

Пэйринг: Гробовщик, Лайт Ягами (Кира), Гарри Поттер, Альбус Дамблдор, Драко Малфой, Фродо Бэггинс, Саурон, Дафна (Дарья Пименова) , Прасковья, Троил, Уильям Тёрнер, Капитан Джек Воробей, Дэйви Джонс, Вернон Роше, Лютик. + Йорвет, скоятели, Румата Эсторский, Гендальф, Кайлер Мосс, Маилс Прайд, Русюна....э-э-э может еще кто-то, кого забыли.

Рейтинг: R
Жанры: Юмор, POV, AU, Мифические существа, Стёб, Стихи
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, Групповой секс, ОМП
Размер: Мини, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание: Кроссовер в стихах...
Один день из жизни наркомана, или что бы могло быть, если бы все эти персонажи реально собрались вместе...
Публикация еще где-то: ficbook.net/readfic/1158368


Однажды в студеную до смерти зиму
С подъезда я вышел, вкурил косячок,
И мир перестал быть привычным мне миром
Часов так на пять иль может на часок.

Снега и метель изменилась на травку,
Дома вдруг лесом обернуться смогли,
На ясной и солнечной яркой поляне
Чудовищный трэш должен произойти.

На встречу эльфам, или же скоятелям,
С Йорветом бандитом своим во главе,
Несется полосок синих дикое племя
И с саблей в атаку стремиться Роше.

В сторонке стоит песни распевая
И девкам доступным читая стихи
Бард Лютик страха и стыда он не знает,
Что с геральдом в подвиг любит идти.

По левую сторону к берегу ближе,
Там где лежит белый прибелый песок,
Дерется Джек Воробей с Тернером Уилом,
А Дэви Джонс сердце прячет в мешок.

Уходит он тихо пока идет битва,
Но чуть вдруг инфаркт не хватает его
Когда вдруг у скал он вдруг не увидел,
Как в Глаз Саурона сыпет солью Фродо.

Поет он, что в Мордор навечно уедет,
Поет он хвалебные гимны орде,
И голый трусами над собой вертит,
Эт ж надо напиться так было балде.

Вдруг зомби вмешались в привычную битву
Где пало уж много эльфов и людей,
Так Гробовщик решил жизнь по продлить им,
Исправив у пленки смертельный конец.

В пивнушке под деревом Гэндальфом со другом,
Чье имя было Альбус Дамбдор
Смотрели на то, как мочили друг друга
Эсторский Румата да Гренадёр.

А что, больших сисек Русюны хватило,
Чтоб этих друзей сильно подвозбудить,
Хотя может быть их не то заводило,
А то, что рядом Бой Краш начал тусить.

То Мосс был на Прайде, то кто-то на Моссе,
Пока тот совсем на крайняк не устал,
Тем временем глядя на это в сторонке
Драко Малфой Гарри тихонько ебал.

Лишь Кира тихонько уселся в сторонке
И мирно в тетрадку что-то строчил,
Когда сверху с златокрылой бомбардировкой
Спустился не кто иной, как Троил.

Смешалось вокруг все, в кровавой забаве,
Я видел как Прасковья душила Даф,
Потом пошел газ, я был словно в тумане,
Во рту горький привкус каких-то отрав.

Меня за плечо тормошить начал кто-то,
Когда я вновь снова открыть смог глаза,
Я был на снегу в своей тоненькой кофте,
Домой побежал я, решив промолчать.

Как будто какой-то безумный прохожий,
Обычный, серый и не знающий меня,
Из сотен людей друг на друга похожих,
Поверит, что пережил сегодня я.

Теперь я пишу, не ища здесь ответа,
Доверия тоже совсем не ища.
Зачем я пишу? Самому интересно.
Ну нафиг...Пойду снова выкурю я.

@темы: Harry Potter, Death Note, фанфики, Юмор, au, стеб, стихи, темный дворецкий,ведьмак 2, Мефодий буслаев, пираты Карибского моря, властелин колец, гренадер, бой краш

---

реклама)

[Aksalin]

наш фандом предоставляет множество возможностей для кроссоверов)
набор в команду идет до мая

@темы: ссылки

---

Заметки охотника за смертью

[Манюня ёж]

Название: Заметки охотника за смертью
Автор: Манюня Ёж
Соавтор: Ласковый Псих
Бета/Гамма: ищем
Персонажи (пейринг): ГП/НМП, Северус Снейп, почти все герои ГП и несколько НМП и НЖП.
Рейтинг: PG-13
Тип (категория): слеш
Жанр: кроссовер, АУ, ООС(обоснованный), юмор, романс
Размер: миди возможно, макси.
Статус: в работе
Дисклаймер: ГП - Роулинг, мангу - Кубе, наш только миксер.
Аннотация: Почти прожив свои законные сотню лет Гарри Поттер умирает, и дух его отправляют в некое подобие Рая - Авалон. На самом же деле, в главной крепости Аволона – Камелот-9 несут свою нелёгкую службу Жнецы, одним из которых становиться Гарри. А в это время, загробный мир сотрясает невиданная доселе угроза. Неужели Мальчику-который-всё-таки-умер нужно будет снова спасать мир?
Предупреждение: Кроссовер, персонажей из Блича нет и не планируется, оттуда только Идея Жнецов,капитанов и общества душ (безжалостно исковерканная : З) Всё не так, как кажется.

Пролог

Пожалуйся, не сгорай,
Ведь кто-то же должен гореть.
За углом начинается рай,
Нужно только чуть-чуть потерпеть.
Шагни обратно за край,
Тебе рано ещё сгорать.
За углом начинается рай,
Нужно только чуть-чуть подождать
Пожалуйся, не сгорай,
Спаси, всё, что можно спасти,
Прости, всё что можно простить,
И иди, пока можешь идти.
Шагни обратно за край,
За углом начинается рай.
Флёр: Голос



Из дневника.
«Я уже близко. Я чувствую это. Прошло столько лет… я так долго работал, собирал данные и вот, я почти подобрался к разгадке. Много ли было безумцев до меня и много ли будет после, таких же как я, тех, кто хочет изменить мир? Неважно. Важно лишь то, как близко подобрался я. Осталось совсем чуть-чуть. И я буду не один. Мы сделаем это вместе… Ради всеобщего блага, так сказать…»

«Жнец – Бог Смерти – Шинигами – существо, собирающее души мёртвых. Я смог! Я нашёл жнеца! Хоть раньше считалось, что видишь ты и их только в момент смерти. Глупость. Теперь у меня есть новые данные и помогут мне завершить мой авантюрный план. Всё или ничего! На карту поставлено слишком много. Я не могу позволить себе не справиться…»

« Вирий*, Вальхалла*, Элизиум*, Сукхавати*, Эдем, Рай – такие названия дают люди загробному миру. Месту, куда уходят души людей, проживших свою жизнь согласно законам их религий, совести, традиций, чести. Авалон – рай который мне доступен на данный момент. Стоит его немного потрясти…»

Авалон. Загробный мир, прикреплённый к британским островам и тем странам Европы которые имеют выход к Атлантике. Центр его – Камелот-6. Величественный город-крепость расположенный на высоком столбе скалы, стоящей посреди огромного Озера. Не в этом ли Озере жила таинственная Хозяйка, хранящая меч королей – Экскалибур? Кто знает. Сейчас кристально чистый водоём загробного мира является лишь естественной преградой между разбросанными по широкой каменистой долине городками-колониями и каменным городом Камелотом – обиталищем Богов Смерти и, по слухам, самого Мерлина.

*Вирий – славянский рай, находящийся «там, куда осенью улетают птицы». Обиталище «Старших» зверей, птиц и душ умерших.
**Вальхалла – скандинавский рай. Туда попадают лишь погибшие в бою. Правят там девы-воительницы Валькирии, и освещают тот мир сверкающее мечи.
***Элизиум – античный рай. «Остров блаженства» где правит Кронос. Примерно то же самое, что Эдем, хотя скорее Эдем похож на Элизиум, а не наоборот.
Сукхавати – вроде как буддийский загробный мир. В восточных религиях рай и ад не сильно разделяются, но это скорее рай. Страна блаженства и нирваны, а может быть и сама Нирвана. Если кто-то обладает более точной информацией – поделитесь.
Глава 1


Камелот – громадная крепость. Это почти город. Он разделён на отдельные районы, в каждом из которых главенствует свой Капитан. Всего районов девять, не считая Главной Площади, к которой, как ни крути, ведут все дороги и переходы Камелота. В центре Площади стоит высочайшее сооружение этого мира – Башня Мерлина. Говорят, её хозяин зорко и неотрывно следит за всем, что происходит в Авалоне. Неужели ему не скучно? Хотя, недавно тут случилось одно событие…

В одной из скрытых комнат Шестого крыла Камелота, на широкой постели с изумрудно-зелёным балдахином лежал бледный юноша с тонкими чертами лица. На вид ему было около семнадцати лет, но, возможно, он был младше. Особенно примечательным в его облике были волосы. От макушки до висков антрацитово-чёрные, но отливающие изумрудным, они непослушно торчали в разные стороны. А от висков и ниже шли длинные серебряные, как будто седые, но всё же живо блестящие, и даже на вид мягкие пряди. Они были свободно раскинуты на чёрном шёлке постели юноши.
До этого спокойно лежавший парень, внезапно резко вздохнул, а потом нахмурился. Его дыхание участилось, но быстро пришло в норму. Он приоткрыл рот, видимо, пытаясь что-то сказать, но получился какой-то полушёпот, полу-хрип. Потерпев неудачу в речи, юноша попытался открыть глаза. Веки упорно не желали подниматься. Но как только удалось приоткрыть один глаз, брюнет тут же пожалел об этом. По глазам резанул яркий свет, что в свою очередь, способствовало резкому возвращению способности говорить.
- №/^ &%$# - увы, большего юноше сказать было нечего. Он ещё не знал куда угодил, хотя догадывался, чего уж тут…
***
Мысли в голове появлялись вяло и неохотно, разум явно не желал просыпаться. Парень успокоился и стал спокойно ждать, давая телу и сознанию возможность понять что сон, больше похожий на бессознательный транс, всё же прошёл и нужно как бы начинать работать, ну или хотя бы просто прийти в себя. Уже через пару минут этот подход себя оправдал. «Так, я мыслю, следовательно, существую. Другой вопрос - Как и Где я собственно существую? Почему я не у себя дома, или на той же Косой аллее, я вроде как припоминаю»
В памяти всплыл образ Драко, с которым они встретились по пути в Суд. Вроде как работа оставалась работой… правда, Лорд Поттер редко об этом вспоминал, особенно последние лет эдак пятьдесят. Но в этот раз Драко обещал выдрать ему всю его «солидную» бородку по одному волоску, если Гарольд, в очередной раз, не явиться на заседание, и не провозгласит «свой чёртов Геройский вердикт». Да-да, так и сказал, вернее написал. И что такого? Раньше Министерству хватало небрежно чиркнутой записки «воздержался», и с какой стати именно в этот раз они решили ещё и Барса натравить, было непонятно… на тот момент. Увы, доказательств неаристократичного поведения Лорда Малфоя не осталось, ибо записка вспыхнула весёленьким зелёным пламенем, сразу после прочтения. Жизнь многому научила Главу Рода Малфой, и даже в таких мелочах Драко был настоящим параноиком. Иногда Гарольд вспоминал, каким он видел «Лорда» в школе и тихо про себя смеялся. Сейчас мужчина, средних на вид лет, с платиновой гривой волос, в которой поблёскивала серебром ранняя седина, длинным тонким шрамом на красивом породистом лице и благородной осанкой ничуть не напоминал не только «хорька», но и папочку «песца». Драко нынче всё чаще сравнивали со снежным Барсом, и Поттер был одним из тех, кто с радостью распускал в обществе это прозвище. В шутку, что бы позлить блондина и через недельку-другую посмаковать изменившуюся до не узнавания, но, тем не менее, пущенную им же, сплетню он называл его Снежным Барсиком. Почему? Потому что было скучно. Денег у него столько, что на три безбедных жизни хватит. Любовь он так и не обрёл после расставания с Джини, да и как-то не стремился особо. После всего, что с ним произошло, мужчине было сложно доверять людям, он всегда искал в их поступках скрытые мотивы, интриги или недобрые намеренья. Естественно, хорошего настроения это не добавляло, отношения с окружающими тоже были шаткими… но кто возразит Герою? Правильно, террористы. Уже через пятнадцать лет после Великой Победы появилась дочерняя организация Пожирателей Смерти. Какой-то умник-студиоз раздобыл схему наложения Метки и что ещё более удивительно, смог применить её на практике(что между прочим было доступно только магам высшего порядка!). И самым неприятным было не то, что у этого Некто появились последователи. Он экспериментировал. Звери с Меткой, которые при её активизации становятся жуткими монстрами с чёрной кожей/шерстью/перьями/чешуёй и их пожирательская маска искажённая для звериной морды. Живые Метки – сгустки Тёмной энергии лазающие где угодно и практически неубиваемые, они могли присосаться к любому случайному человеку, а так как Метка изначально содержит в себе мощный магический наркотик(из-за чего ещё самая Первая волна ПСов и были в большинстве своём такими психами и маньяками), то Армия Переворота(охриненно пафосное название, да?!) пополнялась в геометрической прогрессии. Ведь Он ещё и добавил к Метке что-то что заставляло соглашаться и искренне проникаться идеями Хозяина(Волан-де-Морт, к слову, так до этого и не додумался… а может не успел). Вот и нашлась работа для Героя. Гарольд не раз замечал за собой, с каким удовольствием он зачищает очередное логово новых ПСов. Он не был садистом, ему не нравились смерти людей, сражения и всё что им сопутствовало. Кровь, мясо остаточные сгустки магии – всё это вызывало брезгливость и желание поскорее помыться, но никак не удовольствие. Его состояние было гораздо ближе к инстинкту охотника. Найти и уничтожить. Именно этот процесс ему и нравился. Когда тебя могут убить в любую минуту, когда ты ценой своей жизни или что ещё хуже, свободы воли, достаёшь нужные сведенья, когда враг послушно идёт в расставленную сеть… или ты сам продуманно попадаешься в ловушку что бы потом изящно её сломать и полюбоваться на выражения лиц «Злодеев». Драко говорил, что он «ищет себе приключений на филейную часть», мнение общества менялось с каждым годом. Помниться в шестидесятых его снова начали обвинять во лжи и даже заявили что он – новый Тёмный Лорд. Ха-ха два раза. К тому времени Гарольд уже считал себя, да и был по сути, достаточно опытным(или как он высказывался сам - старым) что бы реагировать на подобные заявления лишь саркастичной усмешкой в стиле Ужаса Подземелий, или… одним ма-а-аленьким звоночком тем, кто не посмеет ему отказать и с радостью согласятся культурно переговорить с тем или иным «нелояльным». Он был жесток, сильно изменился… так заметно, да? Но что поделать. После войны, оказалось, что мистер Поттер – один из сильнейших магов в мире. И отсюда выходило, что, тогда ещё просто Гарри, был фигурой колоссального влияния, и единственной реальной силой Британского Магического Мира. Финансы и коллекция артефактов прибавляли ему вдвое больший вес при Министерстве. Совсем другое дело, что Поттеру было начхать на это самое Министерство. Сначала, потому что надо было разобраться в себе, научиться жить самостоятельно, решить самые разнообразные вопросы, а потом… потому что скучно. Заставить сердце молодого человека, а в последствие, и статного, почти столетнего, мага биться сильнее могла только хорошая Охота, какую нечасто найдёшь. Наверное, он питался загадками… Ему девяносто девять лет, чем ещё заняться старику? … Вот. Получите, распишитесь. Малфой – новая Сивилла. Накаркал, Барсик.
В памяти снова всплыл образ Лорда, как тот его ругал - культурно и, главное, с достоинством, объясняя Гарольду, какой он всё таки козёл и эгоистичный придурок. Он всегда так ворчит. Не то что бы у них были хорошие отношения… врагами они тоже не были… ну, почти. Они скорее притерпелись друг другу. Действительно глупо, когда тебе почти уже век от роду а ты грызёшься с действительно достойным человеком, как будто перезрелый подросток. Глупость какая.
Вот и сейчас они привычно спорили, каждый отстаивая своё мнение, но оба с ленцой, и, скорее даже с ироничной улыбкой, чем с явным желанием убедить оппонента в своей правоте. Зачем? Это тоже глупо…
А потом, прямо перед зданием суда к ним стремительно подбежал молодой юноша с фанатичным блеском в глазах и проорав что-то вроде «Да Возродиться Лорд!» тут же активировал на себе бомбу. Оба старых мага успели выставить защитные щиты, у Драко при себе всегда было с полсотни амулетов, но… оказалось что взрывчатка была обычным магловским тротилом, а на террористе был самый простейший, дальнего действия блокиратор магии. Такие используют на детях с магической гиперактивностью, что б, значит, и себя не калечили и другим хорошо было… мощь щитов двух мощнейших магов он, конечно, не выдержал, но на секунду, на одну маленькую, ничтожную секунду его хватило. Взрывная волна накрыла всю площадь, в соседних домах вылетели стёкла. Помимо трёх жертв в эпицентре взрыва, погибло ещё более тридцати человек, вдвое больше были ранены.
Гарольд из этого помнил больше собственные эмоции. Удивление и апатичное смирение.
-«Так вот она какая…смерть». Он не почувствовал боли, только в один момент понял, что видит дым и даже ощущает запахи. Неужели он жив? Поттер попробовал сдвинуться с места и даже сделал пару шагов, пока не услышал звон цепи и он пустил глаза на свою грудь... из которой и торчала означенная железяка. Крепёж прямо посреди солнечного сплетение как-то доказывал, что тяжёлая цепь не просто прилетела из ниоткуда и пробила тело при взрыве. А ещё вокруг было много людей… таких же, с цепями. Крики, мольбы, стоны – всё смешалось в единый гул умерших. И тут перед глазами появился неприметной внешности мужчина в чёрном костюме из серии Мистеров Смитов. Мужчина смерил взглядом то немногое, что осталось от тела Лорда Поттера, вздохнул и… вытащил из ножен на поясе короткий бастард. «Что это он собрался делать?» - в разуме Гарольда заискрились нотки испуга и отрицания, он не мог колдовать или вообще хоть как то повлиять на решение Жнеца. А тот развернул меч рукоятью к Гарри резким отрывистым движением ударил в лоб… прямо в шрам в виде молнии.

@темы: Harry Potter, слеш/яой, фанфики, Bleach

---

[emerald]

Название: Смерть под парусом
Автор: Изумрудная змея
Бета: Oscuro Libre, Айриэн
Размер: миди, ~9800 слов
Персонажи: Уолдер Фрей, Варис, Мейдж Мормонт, Бриенна Тарт, Сандор Клиган и прочие подозреваемые
Категория: джен
Жанр: детектив
Рейтинг: R
Краткое содержание: убийство на браавосском корабле
Примечание: кроссовер с романом Агаты Кристи

СПОЙЛЕР!!!

"Убийство в Восточном экспрессе".
Примечание: фик написан на ФБ-2012 за команду ПЛиО.

Глава I
«Ласточка»

Туман поднялся из моря и окутал Браавос. С большого каменного моста нельзя было разглядеть ни храм Семоша, ни храм Селлоса, между которыми и был перекинут этот мост. Варис стоял у самых перил и смотрел куда-то вдаль, может быть, в сторону Храма Лунных Певцов, а может быть — еще дальше.

За спиной послышались шаги. Не оборачиваясь, Варис подумал, что женщина, должно быть, совсем низенькая, а мужчина, напротив, огромный и хромает на левую ногу. Шаги остановились, мужчина что-то сказал, но туман съел его слова.

— Потом, когда все кончится, — ответила женщина, и, услышав этот голос, высокий и чистый, как звук серебряного колокольчика, Варис вздрогнул и обернулся.

Эти двое уже спускались с моста. Женщина оказалась гораздо выше, чем Варис решил по звуку ее шагов, и он на мгновение остановился, не в силах понять, как он так ошибся, затем понял и почти бросился за ними следом, но тщетно — они спустились в туман, и туман поглотил их.

— В высшей степени любопытно, — пробормотал Варис. Затем зябко поднял повыше ворот своего мехового плаща и пошел в сторону гостиницы. Удивительно мерзкая зима в Браавосе.

Впрочем, Варис приехал в Вольный Город Браавос не ради его климата, равно как и не для того, чтобы любоваться храмами на Острове Богов. У него были в этом городе важные дела, которым он собирался посвятить еще дня три, не меньше. Однако утром, когда они с Грасио Видалем завтракали свежим хлебом с травами, белым буйволиным сыром и нежно-розовой ветчиной, Варису подали записку, которая требовала его немедленного возвращения в Королевскую Гавань.

Он задумался. Его дело с Грасио Видалем было такого сорта, что бросить его на полпути никак не годилось. С другой стороны, спешное дело в Королевской Гавани никак нельзя было отложить…

Из затруднения его вывел сам Грасио Видаль, пожилой добродушный браавосец.

— А знаете ли вы, друг мой, что я никогда не бывал в Семи Королевствах?

Варис вежливо удивился и выразил сожаление, что его друг Грасио никогда не видел красот Вестероса.

— Что, если я поплыву с вами? По дороге мы обговорим наши дела, а затем вы, если у вас будет время, покажете мне вашу прекрасную столицу.

Они оба знали, что времени на то, чтобы водить браавосца по столице, у Вариса не будет, а в зимнем Вестеросе, разоренном гражданской войной, смотреть особо не на что.

Уехать из Браавоса оказалось не так-то просто. На одном судне не было места, на втором тоже, третье должно было отплыть только послезавтра, четвертое выглядело так ненадежно, что Грасио Видаль, разбиравшийся в кораблях, и близко подходить к нему не стал. Наконец, капитан пятого сказал:

— Все каюты у меня проданы. Однако я через час отплываю, а последний пассажир все никак не явится. Если он не придет, каюта ваша. Только учтите, койка там одна. За отдельную плату могу подвесить гамак.

Варис уверил его, что обожает спать в гамаке, и они с Грасио Видалем остались ждать запоздавшего пассажира на пристани. Видимо, судьба благоволила Варису и его спешным делам, потому что больше никто на пристань не явился, и каюта осталась за ними.

Все остальные пассажиры уже стояли на палубе в ожидании того момента, когда «Ласточка» (так назывался корабль) проплывет между ногами браавосского Титана. Варис огляделся и сразу заметил укутанного в меха сморщенного старичка, похожего на пожилого хорька.

— Лорд Фрей, — сказал он учтиво.

— Лорд Варис, — без всякой учтивости ответил лорд Фрей. Телохранитель за его спиной что-то проворчал.

— Какая неожиданная встреча, — медовым голосом сказал Варис. Телохранитель оскалился и ничего не ответил. Грасио Видаль потрясенно вздохнул.

— Боги, что за чудовище! Какое ужасное лицо! Вы его знаете?

— Знал когда-то, — задумчиво ответил Варис. — Почему-то мне донесли, что он мертв, я постараюсь прояснить этот вопрос, когда мы приплывем в Королевскую Гавань. Так значит, он теперь телохранитель Уолдера Фрея, ну и ну. Какое падение.

— Падение? — недоуменно повторил Грасио Видаль.

— Этот человек, Сандор Клиган, когда-то был телохранителем короля.

На носу целовалась парочка тирошийцев: длинноногий синеволосый юноша и его жена, увенчанная копной ярко-красных кудряшек. Со спины ее бедра смотрелись настолько аппетитно, что Видаль одобрительно причмокнул, однако когда муж на мгновение от нее отлепился, стало видно, что личико у нее совсем детское. Впрочем, при виде ее груди Видаль невольно причмокнул еще раз, и тут же смутился, заметив, какой взгляд на него бросила прошедшая мимо септа.

Возле левого борта два купца рассуждали о ценах на соленую рыбу. Оба были одеты в темно-синие плащи, их лица украшали одинаковые бороды и усы подковкой, разговаривали оба с густым северным произношением и были бы похожи, как близнецы, если бы один не был в три раза толще другого.

У правого борта стояла стройная темноволосая девушка и печально смотрела на город. Галантный Грасио Видаль хотел было подойти к ней и произнести какую-нибудь пышную фразу, в которой серое и довольно грязное море сравнивалось с ее синими глазами к вящему позору моря, но его опередили. Сначала он подумал, что к его прелестной незнакомке приблизился какой-то рыцарь, но затем понял, что это женщина: огромного роста, мужеподобная, коротко стриженая и с уродливым шрамом на щеке.

Грасио Видаль хотел сказать что-нибудь по поводу извращения человеческой природы, но его отвлек громкий скандал по левому борту. Старик, которого Варис назвал Уолдером Фреем, пронзительно вопил, тыкая пальцем в сторону немолодой статной дамы.

— Если бы у меня только были целы руки! — сказала она с сожалением. Грасио Видаль увидел, что обе руки у нее перебинтованы, а левая еще и обложена дощечками.

-Жаль, что ты не переломала себе ноги, ведьма! — заорал Уолдер Фрей. — Тогда, может, бы сидела бы на своем вонючем острове, а не мозолила глаза порядочным людям, старая потаскуха! Лорд Варис, будьте свидетелем, эта женщина преследует меня!

— Преследую? Да я дала бы себе руку отрубить, чтобы никогда не видеть твоей гнусной рожи, и вторую — чтобы моя Дейси никогда бы ее не видала, упокой боги ее душу.

— Ах, ты! Клиган, убей ее! Я приказываю!

— Нашли дурака, — хладнокровно ответил Клиган. — Я нанимался вас охранять, а не баб резать у всего корабля на виду.

— Уволю! Выгоню!

— Да гоните. Пусть вас Пейт охраняет.

Пейт, кто бы он ни был, видимо, не казался Уолдеру Фрею надежной защитой, потому что он вместо ответа только гневно пожевал губами и спустился вниз в свою каюту, даже не дождавшись каменного Титана.

— Ужасный человек, — сказал пронзительный женский голос за левым ухом Грасио Видаля. — Моя дочь всегда говорит, что нет ничего хуже злых стариков. В молодом человеке должно быть немного перца, это правильно, но к старости нужно добреть. Вот я, например, никому в этой жизни не желаю зла!

Видаль незаметно прочистил пальцем левое ухо и вежливо поклонился. Он тоже считал, что с возрастом надо добреть, хотя это не всегда легко. Оглушившая его лоратийка восторженно улыбнулась и продолжила рассказ о своей дочери, внуках, доме, саде и чудесном путешествии по Вольным Городам, в которое ее отправила прекрасная любящая дочь.

— Я ей говорю, милая моя, это же дорого, у тебя четвертый ребенок вот-вот родится, и вам надо перекрасить дом, и это платье давно пора отдать служанке, куда только смотрит твой муж… Не то чтобы он не заботился о ней, чудесный человек, но вы знаете, мужчины есть мужчины. А она мне говорит, мама, ты меня рожала в муках, и это правда, знаете ли, двое суток, двое суток, я думала, тут меня боги и приберут, и шла она задницей вперед, вот такая наша женская доля, я, говорит, мама, для тебя ничего не пожалею, езжай, посмотри мир…

Грасио Видаль отрешенно подумал, что, кажется, он тоже ничего не пожалеет, чтобы отправить эту прекрасную женщину куда-нибудь на Летние Острова.

Сразу после выхода в открытое море «Ласточку» начало ощутимо покачивать, и капитан, вглядевшись в позеленевшие лица пассажиров, предложил всем ложиться спать. Варис и Грасио Видаль задержались наверху дольше всех: они не страдали морской болезнью, к тому же резонно полагали, что на открытой палубе их сложнее подслушать, чем в каюте. Наконец они оба спустились вниз. Их каюта была восьмой, самой дальней по коридору. За первой дверью кто-то приглушенно стонал, за второй хихикали тирошийцы, за третьей септа бормотала молитвы. Из четвертой доносился страшный крик Уолдера Фрея. Клиган стоял, прислонившись к косяку, и чистил ногти кинжалом. Дверь распахнулась, и из нее вылетел рыжий мальчишка, держась за распухшее красное ухо.

— И не носил я никаких записок, — сказал он Клигану плаксиво. — Я грамотный, что ли? Из каюты меня выгнал, спи, говорит, где хочешь.

— Еще ныть ты мне тут будешь. Иди, ложись под лестницу и не ной.

— Дубина, это по-морскому называется «трап».

Клиган повернулся, чтобы отвесить ему затрещину, мальчишка отскочил и бросился бежать в сторону трапа.

За следующей дверью, очевидно, жила лоратийка.

— И она мне говорит, мама, каждую монету проверяй на зуб, каждую, если у нас на базарах все жулики, ты у него каждый день баранину покупаешь, и каждый день он тебя обвесить норовит, бесстыжая рожа, а с иностранцами, небось, и вовсе никто не стесняется, подсунут фальшивые деньги, а потом тебя же срамить будут…

— Вы совершенно правы, — утомленно ответил густой женский голос из-за переборки. Даме с переломанными руками в этом путешествии определенно не везло с попутчиками.

Из предпоследней каюты нежно тренькала лютня.

Варис и Видаль недолго поспорили о том, кто ляжет в гамак; наконец Видаль лег на койку и тут же уснул. Варис вскоре последовал его примеру.

Спустя несколько часов он неожиданно проснулся. Корабль мерно покачивался на волнах, Грасио Видаль ровно дышал, в трюме попискивали крысы. Варис некоторое время полежал с открытыми глазами, затем беззвучно встал и вышел из каюты. Посреди коридора сидел Клиган, прислонившись спиной к переборке, и оглушительно храпел. Варис усмехнулся — вот так охрана! Он пошел к трапу. Корабль качнуло на волне, и Варис упал прямо на спящего Клигана. На мгновение он подумал, что вот тут ему и настанет конец, но Клиган даже не пошевелился. Варис нахмурился, наклонился к спящему телохранителю, потряс его за плечо, понюхал его дыхание и, наконец, сильно сдавил двумя пальцами мочку его правого уха. Клиган продолжил храпеть. Варис выпрямился, вздохнул и вернулся в свою каюту, где разбудил Грасио Видаля.

— Вставайте, мой друг, — сказал он шепотом. — Нас ждет очень неприятная обязанность, и лучше нам выполнить ее вдвоем.

— А? — сонно сказал Видаль. — Что такое? В чем дело?

— Я думаю, что лорд Фрей убит.

Глава II
…сная ...вадьб…

Лорд Фрей действительно был мертв, и умер он не от старости: его постель и рубашка были залиты кровью.

— Хорошенькое дело, истыкали старика, как конскую колбасу, — пробормотал Видаль.

Варис молча покачал головой, намочил в рукомойнике тряпочку и начал смывать кровь. Видаль отвернулся: ему довольно часто доводилось убивать людей, но он редко имел дело с их мертвыми телами.

— Странно, — пробормотал Варис, — очень странно. Взгляните-ка сюда, друг мой и скажите, что вы об этом думаете.

Видаль нехотя глянул на распростертое на постели тело.

— Да, действительно странно. У убийцы хватило хладнокровия опоить телохранителя сонным зельем, но стоило ему оказаться наедине со своей жертвой, и он словно обезумел, начал наносить один удар за другим. И почему старик не кричал, не сопротивлялся?

— Потому что он был убит первым же ударом. Этим. — Варис указал на разверстую рану в горле. — Или этим. — Он потрогал небольшой разрез прямо над сердцем Фрея. — Или этим. Посмотрите, какая глубокая рана, должно быть, позвоночник перебит. А вот этот удар в печень убил бы его только через несколько часов ужасных страданий. И этот, в живот, тоже. Но эти раны были нанесены уже мертвому, иначе он перебудил бы криком весь корабль.

— Дикая ярость, бешенство…

— Да, возможно. Это объясняет дыру под ключицей: ни один опытный человек не станет туда бить, там нет важных органов, зато нож может легко застрять в ребрах. Кстати, это был именно нож, а не кинжал: лезвие плоское. Однако взгляните сюда: видите, кожа едва разрезана. И здесь тоже. И тут, на руке, просто царапина. Никакая дикая ярость не заставит наносить такие несерьезные раны.

— И скверно же от него пахнет, от бедняги. Вы полагаете, что убийц было двое, скажем, мужчина и женщина?

— Или взрослый и ребенок, — спокойно предположил Варис. — Вы когда-нибудь видели, как хищники учат своих детенышей охотиться? К слову о хищниках, вы, случаем, не заметили, путешествует ли леди Мормонт одна или с дочерью?

— Кто?

— Леди Мейдж Мормонт, дама, с которой наш покойник имел такую оживленную беседу.

— Она? Вы полагаете, что это женщина ударила его ножом с такой силой, что проткнула насквозь?

— А почему бы и нет? У женщин Мормонтов репутация прекрасных воинов.

— Да, но с ее руками…

— С руками, — задумчиво повторил Варис. — Что это там белеет у жаровни?

Он наклонился и начал подбирать с пола какие-то клочки.

— Убийца что-то разорвал и бросил в жаровню, но не заметил, что часть обрывков упала на пол. Или не убийца, а сам Фрей — мальчик что-то говорил про записку… Знаете что, друг мой, сходите-ка за капитаном. Мы нехорошо сделали, что не позвали его сразу. А я пока попробую сложить эти клочки во что-нибудь вразумительное.

— За капитаном и за септой, — уточнил Видаль.

— За септой? — недоуменно переспросил Варис.

— Да, чтобы она прочитала молитвы над телом.

Лицо Вариса осталось непроницаемым.

— Конечно, друг мой, и за септой тоже. Но после.

Когда Видаль вернулся с капитаном, Варис уже разложил клочки пергамента на дощатом столе и хмуро смотрел на них.

— Что вы об этом думаете? — спросил он капитана.

— Скверное дело, милорд.

— Да, безусловно, но я вас спрашиваю не о покойнике, а вот об этой записке.

— Я неграмотен, милорд, — мрачно ответил капитан.

Видаль протиснулся к столу.

— …сная …вадьб… Прекрасная свадьба? Опасная? Ужасная?

— Красная свадьба.

— Я, к своему стыду, плохо знаком с обычаями Семи Королевств. Что такое эта Красная свадьба: какой-то праздник, обряд?

— Ни то, ни другое. Вы, должно быть, слышали, несколько лет назад у нас была так называемая Война Пяти Королей.

— Да, конечно.

— Одним из этих королей был Робб Старк, король Севера. Он заручился поддержкой этого самого сира Уолдера Фрея, а взамен обещал жениться на его дочери. Однако затем он встретил миловидную дочь какого-то мелкого лорда и женился на ней.

— И это назвали Красной свадьбой? Немудрено, что старик так взбесился, когда ему об этом напомнили.

— Нет, — медленно сказал Варис, — не это. Лорд Фрей действительно был очень возмущен, но все же согласился не ссориться со Старком, и в знак примирения выдал свою дочь за его дядю. Все северяне собрались на свадьбу, был большой пир. А после того, как молодых отвели в опочивальню, Уолдер Фрей подал знак, и северян начали убивать.

Капитан кашлянул в кулак, Грасио Видаль не издал ни звука.

— Среди убитых на Красной свадьбе была и дочь леди Мэйдж, Дейси Мормонт. Скажите, капитан, кто первым нанял каюту на вашем корабле — лорд Фрей или леди Мормонт?

— Голубки из Тироша. После них — купец из Солеварен, который так и не объявился, и какой-то мальчишка с Простора. Затем септа, а после нее — уже старик со слугой и телохранителем. После них лоратская трещотка, затем миледи со служанкой. Потом заявились девчонка с лютней и та здоровенная баба с мечом.

— Они пришли вместе?

— Нет, девчонка чуть попозже. Ей каюты уже не досталось, и она чуть не плакала от огорчения, тогда баба со шрамом сказала, что девочка может ночевать с ней.

Видаль многозначительно присвистнул, затем покосился на мертвое тело на постели.

— Вчера утром мальчишка с Простора прислал ко мне сказать, что не поедет. Слуга сказал, что он накануне ночью порезался с кем-то на Лунном Пруду, что ж, дело обычное. А в его каюту я поселил двух купчишек.

Варис достал из кармана свиток пергамента и карандаш.

— Посмотрим. В этой каюте должен был жить юноша с Простора, а в итоге она досталась двум купцам. Дальше муж и жена, септа, Уолдер Фрей, дама из Лората, леди Мормонт со служанкой, леди Тарт и лютнистка, затем мы с вами, Грасио, вместо какого-то купца из Солеварен.

— Леди кто?

— Леди Бриенна Тарт с Сапфирового Острова. Кстати, по поводу ран, которые наносят мужчины и женщины — в прошлом году эта леди выиграла турнир в Ланниспорте. На трибунах все бились об заклад, что она выберет королевой любви и красоты Джейме Ланнистера.

Видаль снова искоса посмотрел на мертвеца.

— И… что же?

— Она надела венок на Розамунд Ланнистер. Но это, впрочем, всё вздор. Капитан, видите ли, дело в том, что я по долгу службы довольно часто имею дело с подобными происшествиями. Вы, конечно, царь и бог на этом судне, но если вы позволите мне провести расследование…

Капитан недослушал, махнул рукой и вышел из каюты.

— Мне кажется, он согласен, — невозмутимо сказал Варис. — Что ж, друг мой, приведите мне…

— …септу.

— Да, септу и эту женщину из Лората, их каюты через стенку от этой, и они могли что-нибудь слышать. Но это после, а сейчас приведите мне слугу лорда Фрея, он должен спать где-то под лестницей, которую моряки называют трапом. А потом, если вам нетрудно, возьмите у меня в багаже, в черной лаковой коробке, маленький продолговатый пузырек синего стекла и дайте понюхать доблестному стражу в коридоре. Или нет, сначала попытайтесь разбудить Клигана, а я…

— А вы?

— А я тем временем попробую проверить, действительно ли у леди Мормонт сломаны обе руки.

Глава III
Блондинка и матрос

Варис осторожно постучал в каюту леди Мормонт. Дверь приоткрылась, и наружу боязливо высунулось девичье лицо. Служанка, должно быть, когда-то была очень миловидна, но это было до того, как северная зима оставил на ее лице жестокие следы обморожения.

— Что вам угодно? — пролепетала она.

— Мне угодно поговорить с вашей госпожой по важному делу. Разбудите ее, если она спит.

— Она не спит, — отозвалась леди Мейдж из глубины каюты. — Подождите, пока я накину платье, и, ради всех богов, старых и новых, говорите тише. Если проснется моя соседка, нам всем мало не покажется. Джейн, иди сюда, помоги мне.

Дверь закрылась. Варис огляделся по сторонам. Нет, никто не проснулся, даже мальчик-слуга, над головой которого сначала прошелся Грасио, а затем капитан.

Служанка снова высунула голову из-за двери и молча поманила его в каюту. Леди Мейдж сидела на койке, на плечах у нее красовался алый халат, расшитый райскими птицами.

— Можете не говорить мне, что в этом одеянии я похожа на старую шлюху, я сама знаю. Но у этого халата очень широкие рукава, а мне сейчас это важнее. Что у вас за дело посреди ночи?

— Лорд Уолдер Фрей мертв.

Горничная пискнула и зажала себе рот руками. Леди Мейдж глубоко вздохнула.

— Убит, вы хотите сказать. Если бы он сдох от разрыва сердца, едва ли вы явились бы радовать меня среди ночи.

— Да, убит.

Леди Мейдж попыталась встать, и тяжело рухнула на колени рядом с койкой. Варис бросился было ее поднимать, но остановился.

— Хвала тебе, Матерь милосердная, — хрипло сказала леди Мейдж. — Услышала ты мои молитвы.

— За странные дела вы благодарите Мать, — ровным тоном заметил Варис.

Леди Мейдж посмотрела на него невидящим взглядом.

— Четыре года я молила Мать, чтобы она сохранила жизнь Уолдеру Фрею. Четыре года я просила ее, чтобы он не умер ни от старости, ни от болезни, чтобы она сберегла его для холодной стали.

— И вы думаете, что боги слушают такие молитвы?

— Прежде думала. Теперь знаю. Джейн, помоги мне.

Она с трудом встала на ноги, снова села на койку и вытянула в сторону Вариса правую руку.

— Левая не поднимается, — сказала она спокойно, — если хотите, я сниму повязку, но потом найдите мне кого-нибудь, кто сможет поставить мои кости на место.

Варис начал было протестовать, но леди Мейдж только усмехнулась.

— Не говорите, что пришли за чем-то другим.

Варис молча поклонился и начал разматывать повязку на ее правой руке.

— Скверная рана, — заметил он. — До сих пор кровит. Как это случилось?

— Я наехала в лесу на браконьера, а он ткнул меня рогатиной, мерзавец. Хорошо хоть не в брюхо, а в руку.

Варис сочувственно поцокал языком и ловко вернул повязку на место.

— А левую руку вы как сломали?

— Пошла ночью по нужде и упала с горшка.

Варис замер с размотанной повязкой в руках.

— Что?

— Можете смеяться, — разрешила ему леди Мейдж. — Уж поверьте, во всей гостинице никто не ржал надо мной громче, чем я сама. Оххх!

— Прошу прощения, миледи. Да, эта кость действительно была сломана примерно месяц назад. В гостинице, вы говорите? Значит, левую руку вы повредили уже в пути? Но правую поранили на Медвежьем Острове? И с такой серьезной раной вы отправились путешествовать по Вольным Городам?

— А что же мне было делать? Сидеть дома и злиться на весь белый свет? И хорошая новость до меня бы еще полгода не дошла.

На это Варису было нечего ответить. Он молча встал, поклонился и направился к двери.

— Стойте!

Он обернулся.

— Кого вы будете подозревать теперь?

— Всех, — коротко ответил Варис.

— Но кого-то более других?

Варис подумал и снова сел на койку.

— Я не сказал вам, как именно был убит Уолдер Фрей, а вы не спросили. Вы верно догадались, его смерть пришла от холодной стали, убийца нанес ему более десяти ударов ножом, некоторые — с такой силой, что рассек кости. На этом корабле есть несколько очень сильных мужчин и даже одна женщина. Но зайти в каюту лорда Фрея, не вызвав ничьих подозрений, мог только один из них.

— Его телохранитель.

— Да. Он выпил сонное зелье, в этом у меня нет никаких сомнений. Но это зелье могли ему подсунуть — и он мог выпить его сам.

Леди Мейдж в задумчивости прикусила губу.

— Сандор Клиган — скверный человек, он убийца, и душа у него чернее зимней ночи. Но я никому не желаю отвечать за чужие грехи, и ему тоже. Джейн, расскажи, что ты видела этой ночью.

Горничная стиснула руки от волнения.

— Я ночью хотела подняться на палубу, чтобы… чтобы…

— Чтобы подышать свежим воздухом, — пришел ей на помощь Варис.

— Да. И, когда я выглянула в коридор, я увидела… увидела, как из одной каюты вышла женщина и тоже пошла на палубу. Я постеснялась идти за ней и вернулась к себе. Леди Мормонт проснулась и спросила, почему я мечусь туда-сюда. Я ответила, она назвала меня дурой и велела идти… куда я шла. Но там не было никого.

— Вы говорите «из одной каюты», значит, не можете точно сказать, из какой?

— Сначала не могла, потому что в коридоре темно. Но потом, когда я пошла наверх, я поняла, что это была каюта лорда Фрея, потому что рядом с ней на полу сидел этот человек и спал.

Варис почесал себе нос.

— Вы говорите, что в коридоре было совсем темно, как же вы поняли, что это женщина, а не мужчина?

— У нее были длинные светлые волосы, милорд. Их хорошо было видно даже в темноте.

— Длинные светлые, — пробормотал Варис. — Скажите, Джейн, а вы не подумали о том, что на этом корабле нет ни одной женщины с длинными светлыми волосами?

— Какая разница, о чем она подумала? — вмешалась леди Мормонт. — Ваш убийца, лорд Варис, сейчас плывет в Браавос на спине какого-нибудь морского чудовища. Вы знаете, как называют тех, кто служит в Храме Черного и Белого.

— Да, знаю. Безликие.

— Безликие убийцы. На этом корабле больше нет женщины с длинными светлыми волосами, лорд Варис. Она сделала свое дело, ей незачем тут оставаться.

На это Варису совсем нечего было ответить, и он вышел в коридор, где Сандор Клиган уже начал слабо отмахиваться от флакончика, который Грасио Видаль упорно совал ему под нос.

— У меня для вас две плохие новости, Клиган, — сказал Варис. — Ваш хозяин мертв, и вряд ли кто-то еще возьмет вас в телохранители. Поднимемся на палубу, поговорим.

Дверь крайней каюты открылась, и оттуда выглянул толстый купец.

— Что вы шляетесь по ночам? — простонал он жалобно. — Спать же невозможно!

Клиган зевнул и с трудом встал.

— Дядя, хочешь, я дам тебе в лоб, и ты до утра проваляешься?

Купец исчез за дверью.

Подойдя к трапу, Клиган нагнулся и потряс за плечо спящего мальчика. Тот что-то промычал, но не проснулся.

— Спит, как пеньку продавши. Значит, всё-таки вода.

— Какая вода? — спросил Варис.

— Сонное зелье было в воде. Могло быть в вине: я пару раз, признаться, хлебнул из фляги, но парню не давал, а его тоже не добудишься.

— А откуда вы взяли воду?

— Юнга принес.

— Какой, как он выглядел?

Клиган задумался.

— Чернявый, кривоногий. Щербатый еще, переднего зуба нет.

— Понятно. Скажите, почему сир Уолдер так кричал на мальчика, в чем было дело?

— Да записку ему какую-то подбросили. Он совсем чумной был с этими записками, пятерых слуг за год сменил, Пейт у него шестой.

— Вы видели когда-нибудь эти записки?

— Нет. Я раз попросил показать, так он орал так, что чуть жилы в горле не полопались. Но боялся он чего-то, это точно. Меня вон нанял, шарахался от каждого куста. Ни в одном месте долго не жил, все переезжал. Я как-то раз спросил, чего ему дома не сидится, он посмотрел на меня и говорит: «Первую-то записку мне как раз в Близнецах и подбросили». А я думаю, не было никаких записок, а просто он на старости лет умом подвинулся.

— Нет, — задумчиво сказал Варис, — записки как раз были. Вам его жалко?

Клиган ухмыльнулся.

— Жалко, милорд, у пчелки в жопке. Я, пожалуй, здесь, у мачты досплю.

Вернувшись вниз, Варис обнаружил, что Грасио Видаль все-таки выполнил свое намерение и разбудил септу. Она стояла на коленях возле тела и тихо молилась.

— Я сожалею, что вам пришлось это видеть, — негромко сказал Варис. — И еще больше сожалею, что вынужден прерывать ваши молитвы, но не согласитесь ли вы ответить на несколько вопросов.

Септа молча кивнула и поднялась с колен. Это была совсем молодая женщина, и суровые правила Церкви Семерых еще не успели наложить на нее свой отпечаток: большие карие глаза были полны слез.

— Расскажите мне все, что вы видели и слышали, начиная с того момента, как спустились с палубы.

— Молодая девушка в дальней каюте играла на лютне. Очень хорошо играла, я открыла свою дверь, чтобы лучше слышать. Несколько песен спустя он, — она указала подбородком не бездыханное тело, — начал кричать на слугу, и я закрыла дверь. К сожалению, это не помогло, здесь довольно тонкие переборки. К тому же, мои соседи справа… — Она смутилась и посмотрела в пол. — Я не имею права их осуждать, они женаты, но… здесь очень тонкие переборки. Я пыталась молиться, и все ждала, когда же они, наконец, утихнут и заснут, но они все никак не унимались. Наконец я решила выйти на палубу и подышать свежим воздухом. Я открыла дверь и увидела…

Она замолчала и смущенно посмотрела на мертвеца.

— Вы увидели?.. — повторил за ней Варис.

— Как в его каюту заходит какая-то белокурая женщина. Простите, но когда я подумала, что слева будет раздаваться то же самое, что и справа… Я почти выбежала из своей каюты и поднялась на палубу. Там я гуляла какое-то время, молилась, но вскоре замерзла и спустилась вниз.

— Пока вы гуляли по палубе, вы встретили кого-нибудь?

— Да, молодую горничную. Но, думаю, она меня не видела. Я поняла, что она хочет… уединиться, и решила ее не смущать.

Варис кивнул и вышел из каюты, Грасио Видаль последовал за ним.

— Белокурая женщина? — переспросил он недоуменно. — Но на корабле нет ни одной белокурой женщины, кроме, разве что, леди…

— Леди Бриенны, да, друг мой, но она коротко острижена. На корабле нет ни одной белокурой длинноволосой женщины, в этом я уверен. И более того, я готов биться об заклад, что среди матросов нет ни одного черноволосого, кривоногого и щербатого.

Грасио Видаль озабоченно покачал головой.

— Не знаю, что за матроса вы имеете в виду, но вы знаете не хуже меня, что длинноволосую блондинку можно сделать из кого угодно: для этого только и нужно, что хороший парик.

Варис зашел в свою каюту.

— Да, — с досадой сказал он, — знаю, но даже если я обыщу всех пассажиров и найду в чьих-нибудь вещах белокурый парик… — он встал на колени перед своим сундуком, — то это решительно ничего не докажет, потому что…

Он замолчал.

— Потому что? — повторил за ним Видаль.

Варис указал пальцем на свой сундук и неожиданно засмеялся. Поверх всех его вещей лежал белокурый парик.

Глава IV
Вопросы и ответы

— Брандон Сноу.

— Торрхен Сноу.

— Нет, мы не братья.

Купцы из каюты возле трапа, по счастью, не спали, но это не сделало их более разговорчивыми собеседниками. Услышав о том, что на корабле произошло убийство, они подскочили и бросились в трюм, проверять свой груз, но стоило Варису сказать им, что убитый не был ограблен, как они тут же успокоились. За свою жизнь они, видимо, опасались меньше, чем за кошельки.

Выглядели они скверно. Толстяк Брандон страдал от зубной боли, щека у него была подвязана какой-то тряпкой, и время от времени он хватался за эту тряпку и громко стонал. Жилистый Торрхен мучился от качки. Оба утверждали, что ночью ни сомкнули глаз ни на минуту. Ходил ли кто-нибудь в коридоре, они не слышали, зато в красочных подробностях описали, как резвилась за стенкой чета тирошийцев.

— Где мои двадцать лет? Не поверите, милорд, когда-то я был строен, как сосенка, и тоже задавал девкам жару по пять раз за ночь. Ох, как же болит, зараза!

— За такие сиськи я бы и сам подержался, милорд. Мне бы такую девчонку, я бы с нее тоже всю ночь не слезал. Ыыыы! Прошу прощения, милорд, эта качка меня доконает.

— Значит, вы уверены, что эти молодые люди не выходили из каюты? — уточнил Варис.

— Да они с койки не вставали, милорд. Только девчонка закончит заливаться, как парень переворачивает ее на другой бок и давай по новой. Она сперва что-то лепечет по-своему, мол, хватит, я устала, а потом как войдет во вкус, так хоть уши затыкай.

— Торрхен раз постучал им в стену башмаком, так они и не услышали.

— Поймите меня, милорд, я в свое время и сам погулял немало, хорошо так погулял, но когда у человека все кишки переворачиваются от этой проклятой качки, а тут за стеной идет такая собачья свадьба, то поневоле взвоешь.

— А каково септе было все это слушать? Мы-то, грешники, приедем в порт и там уж своего не упустим, а она, бедняжка, отреклась от мира.

Тут Торрхен ткнул Брандона в бок кулаком, показал глазами на Вариса, и оба купца приняли крайне добродетельный вид.

— Так значит, говорите, зарезали его? Вот беда какая.

— Никогда про такое не слышал, чтобы убивали, да не грабили.

— А как его звали-то, покойника?

— Уолдер Фрей, — коротко ответил Варис.

Купцы переглянулись.

— А не выпить ли нам по такому случаю, кум Торрхен?

— Я полагаю, что выпить, кум Брандон. Ночь-то всё равно пропала.

— Я вижу, вы не очень огорчены, — заметил Варис.

Купцы дружно усмехнулись.

— Мы с Севера, милорд, — пояснил Брандон.

— Не желаете с нами, милорд? У меня припасено отличное пентосское янтарное.

Варис отказался от вина и перешел в следующую каюту. Молодожены из Тироша, видимо, утомились после своих полуночных подвигов и теперь с трудом продирали глаза. Молодая жена спросонья поленилась одеваться и просто замоталась в одеяло, в котором ее пышные формы были не видны, так что выглядела она совершенным ребенком. К сообщению об убийстве оба отнеслись во всем равнодушием молодости. Нет, ночью они не спали (ха-ха-ха!). Нет, они не слышали, чтобы в коридоре кто-то ходил (ха-ха-ха!). Им стучали в стену? (Ха-ха-ха!) Нет, они не обратили внимания. (Ха-ха-ха!) Судя по хихиканью, которым они проводили уходящего Вариса, их соседям не суждено было выспаться этой ночью.

Возле каюты лоратийки Варис прислушался, но ничего не услышал — видимо, женщина спала крепким сном, которым боги вознаграждают за праведную жизнь и хорошее пищеварение. Он решил оставить ее напоследок, а сам снова постучался в каюту леди Мормонт.

— Расскажите мне подробно все, что вы видели, слышали и делали с того момента, как зашли в свою каюту.

— Все надеетесь поймать Безликого за хвост? — усмехнулась леди Мейдж. — Ну-ну, удачи. Когда я зашла в каюту, я велела Джейн меня раздеть и сразу легла. Девочка из каюты слева играла на лютне, и очень хорошо играла. Затем моя соседка справа начала со мной разговаривать. Точнее, она говорила, а я время от времени с ней соглашалась. Потом… потом я услышала какой-то скрип и грохот слева. Я спросила, что у них случилось; леди Бриенна ответила, что они задвигают дверь сундуком на ночь. Затем дорогой покойник начал орать на слугу. Мы еще какое-то время поговорили с моей соседкой, и, должно быть, после этого я заснула. Проснулась я от того, что Джейн дергала дверь туда-сюда, и больше уже не засыпала. В коридоре было тихо, только храпел этот горе-телохранитель. Мне показалось, что я слышу чьи-то шаги, но, видимо, это было ближе к лестнице. Затем кто-то прошел мимо моей двери и сразу вернулся обратно. А потом уже началось хождение по коридору и разговоры.

Смысл предосторожности с сундуком Варис понял, как только подошел к каюте леди Бриенны. По какой-то причине эта дверь открывалась не наружу, как все остальные, а внутрь. Варис постучал, и изнутри послышался тот самый скрип и грохот, о котором говорила леди Мейдж.

Бриенна Тарт была одета в короткие мужские штаны, мужскую же полотняную рубашку и длинные чулки из грубой синей шерсти. На другой женщине, более красивой, этот наряд выглядел бы невозможным кокетством, но про Бриенне было понятно, что она просто натянула на себя первое, что попалось ей под руку. Лицо ее выглядело помятым, на щеке отпечаталась какая-то шнуровка. Зато ее соседка была свежа, как роза. Она успела заплести свои каштановые волосы в аккуратную косу, на ней было скромное, но изящное коричневое платье, и она, должно быть, умылась в рукомойнике, потому что ее синие глаза были ясны, как летнее небо. Варис с удовольствием подумал, что она — самая красивая женщина на этом корабле.

Он попросил разрешения узнать ее имя. Алейна Стоун. Да, она была родом из Долины, но жила там недолго. Нет, долго она нигде не жила, ей приходилось бывать и в Речных землях, и в Королевской Гавани, и даже на Севере — до войны, конечно. Да, она зарабатывала себе на жизнь, играя на лютне, в Браавосе и в других городах тоже. Теперь она собиралась попытать счастья в Просторе, она слышала, что там ценятся хорошие музыканты. Да, она слышала о Красной свадьбе — об этом ужасном деле сочинили множество баллад. Нет, она не сможет спеть ни одной, она не поет о битвах и сражениях, эти песни редко подходят для женского голоса. Нет, она прежде никогда не видела Уолдера Фрея. Нет, ни одна, ни леди Бриенна не выходили этой ночью из каюты: милорд бы услышал, если бы они отодвигали сундук, не правда ли? Нет, они обе крепко спали и проснулись, только когда леди Мормонт постучала им в стену и сказала, что на корабле произошло убийство.

Варис попрощался с обеими дамами и вышел. За его спиной раздался скрип и грохот.

Септа все так же молилась возле тела Уолдера Фрея. Грасио Видаль сидел за столом и старался принять благочестивый вид. Варис подошел к септе и тронул ее за плечо.

— Благодарю вас, вы можете идти.

— Я останусь здесь до утра, — глухо ответила септа.

— Ценю ваше рвение, но мне необходимо еще раз осмотреть труп, и ваше присутствие будет мне мешать.

Септа поднялась с колен и, пошатываясь, вышла из каюты.

— Бедняжка, — вздохнул Видаль. — Что вы еще собираетесь делать с телом?

— Ничего. Идите в каюту леди Бриенны, под любым предлогом выманите оттуда Алейну Стоун и сделайте так, чтобы она прошла мимо этой двери, разговаривая с вами.

Видаль пожал плечами и вышел. Варис замер возле закрытой двери. Некоторое время приятный баритон Видаля что-то успокоительно гудел в коридоре, затем заскрипел отодвигаемый сундук.

— Бедняжка, — с состраданием проговорила Алейна, — я попробую уговорить ее перебраться в нашу каюту, у нас тихо.

Варис кивнул и отошел от двери.

Когда Грасио Видаль вернулся в каюту покойного Уолдера Фрея, он с некоторым удивлением заметил, что его друг Варис зачем-то напялил длинный белокурый парик.

— Вам идет этот цвет, — сказал он, не желая показаться невежливым.

— Да, — согласился Варис устало, — безусловно. Вы когда-нибудь думали о том, насколько сильно человека меняют волосы? Сделайте мне одолжение, пересчитайте все раны на трупе и скажите мне, сколько их.

Видаль хотел было что-то ответить, но передумал. Он молча взял свечу и склонился над телом.

— Тринадцать.

— А сколько букв в словах «Красная свадьба»?

Видаль посчитал на пальцах.

— Тоже тринадцать.

— А тогда почему их двенадцать?

— Кого — «их»?

— Их. Слуга, телохранитель, двое купцов, двое молодоженов, септа, лоратийка, леди Мормонт со служанкой, леди Тарт и лютнистка. Двенадцать.

— Если хотите, я могу стать тринадцатым для ровного счета, — предложил Видаль. Варис взглянул на него дикими глазами. Грасио понял, что сказал что-то не то, и поспешно добавил:

— Был еще купец из Солеварен, тот, чью каюту мы занимаем. Возможно, он как раз тринадцатый.

— Да, — пробормотал Варис. — Но тогда почему?.. Ах, да, конечно же! Друг мой, вы подали мне прекрасную идею!

Он бросился к выходу. Видаль удержал его за рукав.

— Куда вы идете, осмелюсь спросить?

— К капитану. Мне нужно задать ему один вопрос — нет, два вопроса.

— В таком случае, возможно, вам стоит… — Видаль красноречивым жестом погладил себя по голове.

Варис непонимающе посмотрел на него, дотронулся до собственной макушки и сердито сорвал с себя белокурый парик.

Глава V
Тринадцать

Рано утром Варис собрал всех пассажиров в кают-компании. Лоратийка наконец-то проснулась и оглашала судно визгливым монологом, из которого можно было понять только две вещи: ее дочь будет очень недовольна, когда узнает, в каких условиях путешествует мать, а сама она страшно возмущена тем, что на корабле всю ночь происходили такие интересные вещи, а ей никто ничего не сказал! Мальчик-слуга, видимо, еще не до конца проснулся, и тер глаза кулаком. Варис сидел посреди кают-компании на большом сундуке, лицо его было непроницаемым. Грасио Видаль скромно примостился сзади на табурете.

— Дамы и господа, — начал Варис, — вы все знаете, что этой ночью был убит лорд Уолдер Фрей.

Лоратийка начала было сообщать всем присутствующим мнение своей дочери об убийствах, лордах и кораблях, но под строгим взглядом Вариса умолкла.

— Я задал вам всем несколько вопросов, обобщил полученные от вас сведения и пришел к следующим выводам. Вчера вечером некто, переодетый матросом, принес в каюту лорда Фрея пресную воду, в которую было подмешано сонное зелье. Позже этот же человек, в женском платье и в белокуром парике, убил лорда Фрея. Септа видела, как он входил в каюту покойного лорда, а служанка леди Мормонт — как он выходил. Больше этой ночью никто не покидал своих кают: Торрхен Сноу и Брандон Сноу готовы поручиться друг за друга, они слышали, что молодые люди — он указал на тирошийцев — все время оставались у себя, то же самое может подтвердить и септа. Леди Бриенна Тарт и Алейна Стоун задвинули свою дверь сундуком, это подтвердила леди Мормонт. Этот сундук двигается с таким шумом, что мы с моим другом Грасио Видалем, несомненно, услышали бы, если бы дамы захотели покинуть свою каюту. Сама леди Мормонт, с другой стороны, могла выйти, но у нее повреждены обе руки, и она не смогла бы нанести лорду Фрею такие глубокие раны. Остается госпожа … — он произнес несколько чихающих звуков, — но она крепко спала, к тому же у нее не было никакой причины убивать лорда Фрея. Сегодня утром капитан обнаружил пропажу шлюпки, видимо, на ней убийца и покинул судно.

Леди Мормонт встала.

— Благодарю вас, лорд Варис, вы прекрасно всё объяснили. А теперь, с вашего разрешения, мне хотелось бы позавтракать.

— Я еще не закончил, леди Мормонт.

— Вот как?

— Да. Этот стройный рассказ, который я только что предложил вашему вниманию, не отвечает на два вопроса. Первый: почему убийца не сразу покинул судно после того, как сделала свое дело?

— Почему вы думаете?..

— Пока я осматривал тело покойного лорда, кто-то подбросил в мой сундук белокурый парик. Забавная шутка, не спорю, однако, кто бы ни был этот шутник, он мог проникнуть в мою каюту, только когда мы с Грасио осматривали тело. Грасио, вам слово.

Грасио Видаль откашлялся.

— Я могу с уверенностью утверждать, что лорд Уолдер Фрей был убит не менее, чем за час до того, как мы с моим другом Варисом обнаружили тело.

— Благодарю вас, Грасио. Итак, убийца провел на корабле не меньше часа, и для чего, спрашивается? Чтобы подшутить надо мной? Это первая странность. А вот и вторая: на теле было больше десятка ран, но одни из них были нанесены умело и хладнокровно, другие, не менее жестокие, кажутся проявлением слепой ярости, а третьи настолько незначительны, как будто ножом орудовал ребенок или слабая женщина.

Он обвел взглядом кают-компанию. Все молчали, даже лоратийка.

— Хорошо, лорд Варис, мы все в должной степени удивлены и обескуражены, — сказала леди Мормонт. — Объясните же нам, как это могло произойти.

— Благодарю вас, леди Мормонт, я непременно это сделаю, но чуть позднее. Сначала мне хотелось бы прояснить еще два-три несущественных вопроса. Скажите, Джейн…

Служанка леди Мормонт вздрогнула.

— Да, милорд?

— На этом судне есть кто-нибудь, кого вы знали или встречали прежде?

— Нет, милорд.

— Не лгите мне, Джейн.

Леди Мормонт угрожающе заворчала.

— Оставьте девочку в покое, Варис!

— Увы, миледи, не могу. Вы лжете, Джейн, здесь есть некто, кого вы видели раньше, я знаю это точно.

Девушка зажала себе рот руками и молча замотала головой.

— Хорошо, если вы не хотите отвечать, то я сделаю это за вас. Этот человек… я. Не так ли, Джейни Пуль?

Джейн спрятала лицо в юбках леди Мормонт и зарыдала.

— Ваш отец был стюардом лорда Эддарда Старка, не правда ли? Вы выросли вместе с его детьми. Должно быть, вы очень горевали, когда узнали, что Робб Старк и леди Кейтилин убиты по приказу лорда Фрея.

Леди Мормонт посмотрела на него с отвращением.

— Да, это Джейн Пуль, та самая девочка, которую вы и ваши дружки, представив Арьей Старк, выдали за самого гнусного выродка в Семи Королевствах. Если бы она и зарезала кого-то этой ночью, то не Уолдера Фрея, а вас.

— Это было необходимо для блага государства, — сухо ответил Варис. — Джейн, поднимите голову и посмотрите вокруг.

— Оставили бы вы девочку в покое, — угрожающим голосом сказал Брандон Сноу. — Не думаете же вы, что это она истыкала Фрея ножом? Да вы посмотрите на нее, у нее не хватит духу курице голову свернуть!

— Джейн, — ровно повторил Варис.

Девушка послушно подняла голову.

— Вы не видите здесь больше не одного знакомого лица?

— Нет, милорд.

— Вы уверены?

— Да, милорд.

— Я так и думал. Скажите, Клиган, вы помните, как выглядит Санса Старк?

Клиган посмотрел на него с недоумением.

— Кто?

— Леди Санса Старк, дочь покойного Эддарда Старка. Ее какое-то время держали заложницей в Красном Замке, вы тогда были телохранителем покойного короля Джоффри. Вы помните ее?

Клиган пожал плечами.

— Допустим.

— Сможете узнать при встрече?

— Это вряд ли.

— Почему же? Вы, помнится, часто беседовали с ней.

— Потому что за четыре года в земле она, должно быть, здорово попортилась, — спокойно объяснил Клиган. — Ее убили в ту же ночь, что и Джоффри.

— Завидная уверенность. Значит, здесь, на корабле, ее нет?

— Само собой.

— Но все же посмотрите внимательно.

Клиган послушно обвел взглядом комнату.

— Тут вроде все живые.

Варис улыбнулся:

— Как много на этом корабле забывчивых людей. К счастью, на свою память я пока еще могу полагаться. Леди Санса!

Ему никто не ответил.

— Вы напрасно упорствуете, леди Санса… Алейна.

Алейна Стоун подняла голову и посмотрела на него в упор.

— Да-да, я узнал вас. Сначала я не был уверен: вы повзрослели, изменились, к тому же перекрасили волосы. Поэтому я пошел на хитрость. Мой друг Грасио Видаль сказал вам, что септа плохо себя чувствует, и спросил, не поможете ли вы ей. Вы сразу согласились: у вас доброе сердце, к тому же вы слишком хорошо знали, какому ужасному испытанию ее случайно подверг мой мягкосердечный друг. — Грасио Видаль посмотрел на него с удивлением, но Варис успокоительно кивнул и продолжил. — Вы прошли мимо двери, за которой я подслушивал, и я убедился в том, что угадал верно. Ваш голос не изменился, и ваша походка, мелкий шаг благородной дамы, тоже осталась прежней. Вы — Санса Старк, не отпирайтесь. Впрочем, если вы хотите, я отвезу вас к вашему мужу, возможно, он найдет еще какой-то способ подтвердить, что вы — это вы…

— Не нужно, — холодно сказала Алейна.

Варис удовлетворенно кивнул.

— Я знал, что вы разумная девушка. Итак, когда я узнал Джейн Пуль, то это, в сущности, ничего не значило: не могла же леди Мормонт отправить эту пугливую девушку убивать лорда Фрея?! Но когда я понял, что на этом корабле находится Санса Старк, да еще в одной каюте с Бриенной из Тарта…

— И что же вы подумали? — с интересом спросила Бриенна.

— Я подумал, что вы, леди Бриенна, когда-то поклялись в верности леди Кейтилин Старк.

— С тех пор прошло много времени.

— Да, но вы не из тех, кто забывает свои клятвы. У вас хватило бы сил убить лорда Фрея, вы сильнее многих мужчин, а леди Санса вполне могла нанести ему незначительные раны, которые меня так озадачили.

— И как же они вышли из своей каюты? — язвительно спросила леди Мормонт. — Допустим, я вам солгала, но вы сами слышали, с каким грохотом двигается этот сундук.

Варис улыбнулся.

— Вы совершенно правы, леди Мормонт, и над этим вопросом мне пришлось некоторое время поломать голову.

Он поднялся с сундука, на котором сидел.

— Скажите, Клиган, что это такое?

— Сундук, — нехотя ответил телохранитель.

— И как он сюда попал?

— Вы мне велели его принести.

— И что я при этом сказал?

— Сказали мне быть осторожнее, потому что внутри хрупкие вещи.

— Совершенно верно. Джейн.

Джейн Пуль вздрогнула и теснее прижалась к леди Мормонт.

— Джейн, — мягко повторил Варис, — идите сюда, поднимите крышку сундука и скажите мне, что там внутри.

— Отстаньте вы от девочки! — возмутилась леди Мормонт.

— Джейн, — с нажимом повторил Варис.

Джейн Пуль посмотрела на него с ужасом, словно кролик, завидевший змею, встала и на подгибающихся ногах пошла к сундуку.

— Вот мерзавец! — пробормотал Торрхен Сноу.

Трясущимися руками Джейн подняла крышку сундука.

— Загляните внутрь и скажите, что там.

Джейн прижала руку к побледневшим губам, но послушно наклонилась к сундуку. Тирошийка громко ахнула.

— Там пусто, милорд, — прошептала Джейн с недоумением. — Там ничего нет.

— Хорошие у вас шутки, господин евнух, — тяжело сказал Клиган. — Смешные.

— Можете сесть на место, Джейн. Это была не шутка, господа. Я хотел убедиться в том, что сильный мужчина сможет без труда поднять пустой корабельный сундук и почти беззвучно поставить его на пол — и я в этом убедился. А что может сильный мужчина, на то способна и сильная женщина. Леди Бриенна и леди Санса вынули из сундука все свои вещи, после чего леди Бриенна легко смогла отодвинуть его в сторону, не производя излишнего шума. Нет-нет, миледи, не спешите хвататься за меч, я еще не закончил. Грасио, пора.

Грасио Видаль встал и вышел из кают-компании.

— Да, леди Тарт и леди Старк могли убить Уолдера Фрея. Одна из них могла надеть белокурый парик и показаться септе и Джейн Пуль, а после спрятать этот парик в моих вещах — глупость, конечно, но держать эту вещь у себя было еще опаснее. Однако оставался еще матрос, который принес лорду Фрею пресную воду. Ни одна из этих женщин, очевидно, не могла притвориться черноволосым кривоногим мужчиной без переднего зуба. Излишне говорить, что на корабле нет матросов с такой внешностью. Тут я зашел в тупик в своих рассуждениях и, вероятно, пребывал бы в этом тупике до сих пор, если бы мне не помог благоприятный случай. Прошлой ночью, когда я гулял по Браавосу, мне встретились мужчина и женщина. Я не видел их лиц, но слышал их шаги. Мужчина был огромного роста и хромал на левую ногу — как вы, Клиган. Женщина шла мелкими шагами благородной дамы — как вы, леди Санса. И голос женщины, голос, который я узнал, произнес следующие слова: «Потом… когда всё кончится».

Варис сделал драматическую паузу.

— И что же это значило, по-вашему? — спросила леди Мормонт.

— Это значило, что мне нужно было начать с самого начала и снова внимательно посмотреть на тело и на записку.

Грасио Видаль вернулся в кают-компанию вместе с молодым матросом.

— Благодарю вас, друг мой, — вежливо сказал Варис. — Вы как раз вовремя. Присядьте пока — да, и вы тоже, вы мне скоро понадобитесь. Вы хотите спросить меня: «Какую записку?», не так ли? Ту самую, отвечу я, ту самую, которую лорд Фрей перед смертью разорвал и хотел сжечь, но не сжег. Ту самую, клочки которой я сложил и прочел на них слова «Красная свадьба». Вот эту записку.

Он продемонстрировал всем лист пергамента, на который были тщательно наклеены клочки записки.

— Сперва я подумал, что это просто способ сообщить лорду Фрею, за что его настигнет смерть. Но взгляните на нее внимательно. Буквы «С» и «Я» написаны крупно, неумело, как будто автор записки больше привык к мечу, чем к перу. С другой стороны, «В» и «А» написаны мелким почерком образованной женщины. Эту записку писал не один человек, как не один человек убивал лорда Фрея. И когда я пришел к этому умозаключению, я сделал то, с чего мне следовало начать. Я пересчитал буквы в словах «Красная свадьба» и раны на теле лорда Фрея. Тринадцать букв. Тринадцать ран. Тринадцать убийц.

Продолжение в комментариях.

@темы: фанфики, джен

---

[emerald]

Название: Большой побег
Автор: emerald, tigrjonok
Фандом: гугенотская трилогия Дюма, фильм "История игрушек. Большой побег"
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Шико, Генрих III, Келюс, Шомберг, д'Эпернон, Можирон, герцог Майеннский, герцог Неверский, Анна Ягеллонка
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: о том, как Генрих Валуа стал королем Польши, и о том, как он перестал им быть.
Задание: фильм "История игрушек: Большой побег"
Предупреждение: история - это гвоздь, на который мы вешаем свою картину. И география - тоже.
Примечание: всё, что сделал предъявитель сего, сделано без получения материальной выгоды и без посягательства на авторское право
Написано на ФБ-2012 за команду Дюма.

Его королевское высочество, Александр-Эдуард-Генрих де Валуа, герцог Ангулемский, Орлеанский, Анжуйский, Бурбонский и Овернский, генерал-интендант Франции, предавался меланхолии.

– Шико, – сказал он томным голосом, – мне скучно.

Шико покосился за окно, где полным ходом шла осада Ла-Рошели, и ничего не ответил. За время осады Генрих был ранен только один раз, и то легко, так что он имел полное право жаловаться на скуку.

Миньоны, лежавшие на бархатных подушках, лениво подтвердили, что им тоже очень-очень скучно.

– Меня никто не любит, – продолжил безутешный принц.

Миньоны, не вставая с пола, выразили желание умереть за своего повелителя, если потребуется.

– Мой брат меня не любит, – уточнил Генрих. – Он не желает меня видеть. Он сослал меня на эту войну с гугенотами. Когда он был ребенком, то у него не было никого ближе меня, а теперь он вырос, и я ему надоел! Я – словно старая игрушка, которую отправили на чердак. Пустой, пыльный, заросший паутиной чердак. Там я и проведу всю свою жизнь, медленно покрываясь плесенью, и в конце концов меня съедят мыши.

– Ваша матушка, я думаю, пошлет вам какую-нибудь кошку, – предположил Шико.

Генрих грустно улыбнулся.

– Моя матушка не любит моих друзей.

– У женщин, даже у самых лучших, бывают свои необъяснимые причуды, – согласился Шико. – Как можно смотреть, скажем, на д’Эпернона и не испытывать горячего желания его усыновить? Уму непостижимо!

– Мария Клевская вышла замуж и не ответила на мое последнее письмо, – с горечью продолжил Генрих. – Эта женщина разбила мне сердце.

Келюс в знак сочувствия поцеловал ему руку.

– Я несчастлив во Франции, Шико.

– Попробуй пообедать, сын мой, ты увидишь, тебе станет легче.

– Решено! Я буду польским королем!

Шико посмотрел на миньонов с упреком.

– Неблагодарные придворные! Ваш принц сошел с ума, а вы молчите!

– Польша – прекрасная страна, – сказал Можирон наставительно. – Край настоящих мужчин!

– Значит, вам там делать нечего.

– О красоте польских дам ходят легенды.

– Возможно, но ко мне эти легенды почему-то ни разу не заходили.

– Польские леса простираются на три дня пути.

– Я не хожу по грибы так далеко.

– А какая там охота! Медведи, лоси, дикие быки!

Шико с подозрением взглянул на Генриха.

– Сын мой, я с удовольствием посмотрю на то, как Можирона съест медведь или затопчет дикий бык, но зачем ехать для этого в Польшу? В Лувре есть собственный зверинец.

– Поляки ждут меня, – величественно сказал Генрих. – Они жаждут видеть меня своим королем.

– Откуда ты знаешь, они ведь не говорят по-французски?

– Они написали мне письмо на латыни.

Шико схватился за голову.

– Какое письмо, на какой латыни? Сын мой, попроси Келюса вышить у себя на штанах географическую карту, может быть, тогда ты соблаговолишь на нее посмотреть. В Польше холодно. Ты утонешь в сугробе!

– Видели бы вы, какие соболя на польских послах, – завистливо отозвался д’Эпернон.

– В холодной стране может не быть вина, вы об этом подумали?

– Поляки очень богаты, – вмешался Шомберг, – а где есть деньги, там есть и все остальное.

– Франция тоже не бедная страна, насколько я заметил. Зачем возить анжуйское вино так далеко? Оно может испортиться в дороге. Не лучше ли остаться там, где виноград зреет прямо у тебя под боком?

– Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме, – с ученым видом процитировал Генрих.

– Юлий Цезарь был великий человек, однако, заметь, он не говорил, что лучше быть королем Польши, чем королем Франции. Ты, сын мой, я смотрю, решил перейти на латынь, чтобы поляки тебя лучше понимали? Что ты будешь делать, если окажется, что там говорят только по-польски?

Генрих снисходительно улыбнулся.

– Шико, согласись, что это крайне неправдоподобно.


* * *

В тот самый день, когда кортеж герцога Анжуйского торжественно выехал из Парижа через ворота Сен-Дени, одинокий всадник, закутанный в плащ, покинул город через ворота Сент-Оноре и поскакал на юг по Орлеанской дороге.

За несколько дней до отъезда Генриха в Польшу Шико внезапно почувствовал, что самый воздух Парижа ему опротивел. К тому же, он предполагал, что чем дальше от него герцог Анжуйский, тем ближе к нему будут кредиторы, и решил, что будет нелишним переместить себя и свой кошелек на несколько десятков лье южнее.

– Чего, собственно, я боюсь? – спросил он сам себя, когда Париж остался далеко позади. – Почему бы ему и не стать королем Польши? Нет ничего дурного в том, чтобы быть королем, особенно если твои подданные тебя любят, а подданные моего Генриха, похоже, от него в восторге. Что плохого они ему сделают? Конечно, они захотят его женить… – на этом месте Шико засмеялся. – Что ж, пусть попробуют. Не завидую я королеве, которой придется соперничать с Келюсом. Нет, с Генрихом будет все хорошо.

Дойдя до этого утешительного пункта в своих рассуждениях, Шико пришпорил свою лошадь.

– Однако, – спросил он сам себя, – если в этой польской авантюре все действительно так радужно, почему я не поехал вместе с ними? Возможно, еще не поздно передумать?
Королевский кортеж едет медленно, я догоню его к концу дня. Воображаю, как удивится Генрих и какую рожу скорчит д’Эпернон.

Шико натянул поводья.

– Да, – пробормотал он, – но тогда мне придется ехать в Польшу. Ничего не имею против Польши, должно быть, чудесная страна, особенно когда ты в ней король, но мне-то корону никто не предлагает. Уехать из Франции… быть может, навсегда…

Его лошадь начала объедать придорожные кусты.

– Вот мудрое животное, – сказал себе Шико. – Когда не знаешь, что делать, надо обедать. А поскольку я не лошадь и листвой не питаюсь, то мне стоит доехать до какого-нибудь города и найти там харчевню.

Если бы вино в харчевне оказалось плохим, а еда невкусной, то, вероятно, Шико повернул бы свою лошадь мордой к северу и пустился бы догонять своего Генриха. Но так как и то, и другое было превосходным, то Шико, выйдя из харчевни, направился дальше на юг. Две бутылки анжуйского вина убедили его в том, что Генрих прекрасно обойдется без него, а он – без Генриха.

Вино постепенно выветрилось, но решение Шико осталось неизменным даже несколько дней спустя, когда он приехал в Орлеан. И, вероятно, он последовал бы дальше на юг, если бы в орлеанском соборе Святого креста его глазам не предстало бы дивное видение.
Лицо видения было густо набелено, над маленькими глазками изгибались тонкие черные брови, на сморщенных щеках пылал румянец, поверх впалых губ была нарисована карминовая улыбка. На фиолетовом платье не было живого места от кружев, лент, искусственных цветов и жемчужин.

– Прекрасная полячка сегодня принарядилась, – насмешливо прошипел кто-то за плечом Шико.

– Полячка? – переспросил он, невольно вздрогнув.

– Княгиня Сангушко. Она была фрейлиной польской королевы, и сама вышла замуж за поляка, но потом сбежала от него во Францию. Сумасшедшая старуха.

Шико твердо решил держаться от княгини подальше, и, видимо, чтобы получше исполнить свое намерение, после окончания службы подал ей святую воду.

– Я вас не знаю, – резко сказала княгиня, и Шико заметил, что в ее голосе слышен скорее итальянский, чем польский акцент.

– Вы не можете меня знать, сударыня, – ответил он с поклоном, – я проездом в вашем прекрасном городе. Мой повелитель стал польским королем, я остался без места, так что…

Он не договорил. Княгиня вцепилась ему в руку с такой силой, что, казалась, поцарапала кость.

– Проводите меня до дома, – велела она.

Шико повиновался. По дороге старуха начала хихикать, жеманиться, закрывать лицо веером и бросать на своего провожатого убийственные взгляды. Встречные прохожие смеялись им в лицо и отпускали шуточки. В другое время Шико посмеялся бы вместе с ними, но теперь ему было страшно: княгиня, улыбаясь и кокетничая, все так же крепко сжимала его руку.

«Прекрасная полячка» жила на соседней улице, в мрачном особняке, окруженном высоким забором. Подойдя к калитке, Шико остановился: на мгновение ему показалось, что если он войдет в этот дом, то уже не выйдет оттуда никогда. Старая княгиня заметила его колебания и усмехнулась.

– Вы любите своего принца? – спросила она тихо.

Шико молча кивнул и последовал за ней.

– Вам сказали, что я полька, – продолжила она, зайдя в дом. – Они невежды, я родом из Милана. Я приехала в Польшу вместе с Боной Сфорца, когда император Карл выдал ее за польского короля Сигизмунда. У нее было двенадцать фрейлин, нас называли «куколки королевы Боны». Теперь осталась только я одна.

– Вы спросили, люблю ли я своего принца…

– Да, потому что вы должны поехать в Польшу и увезти его оттуда.

Шико молча опустился в кресло.

– Ваш Генрих дурак. Чего он только не обещал полякам: разрешил им восставать, если они будут недовольны, – а польская шляхта всегда недовольна! – обещал содержать армию за свой счет, послать французский флот на Балтику и, наконец, воевать с Иваном Грозным. Вы хотя бы знаете, кто такой Иван Грозный?

– Нет, но это неважно. Генрих держит слово только до тех пор, пока ему это выгодно, это у него от матери.

– Его заставят, не беспокойтесь. Королева Бона умела заставлять людей делать то, что она хочет, это какое-то старинное литовское колдовство. Она правила сначала за мужа, а потом за сына, и оба полностью подчинялись ей. Только один раз сын ослушался ее, один раз. Он женился на Варваре Радзивилл, женился тайно, Бона ничего не знала. А когда узнала, Варвара сразу умерла. Не от яда, нет. А король больше никогда не перечил своей матери.

– Да, – задумчиво сказал Шико, – но королева Бона, насколько я знаю, умерла.

– Но перед смертью она поведала все свои секреты дочери. Теперь Анна Ягеллонка заставляет людей делать то, что она хочет.

Княгиня сняла с шеи золотой медальон и протянула Шико.

– Если окажетесь в Вавельском замке, передайте ей это.


* * *

Для коронации Генрих заказал себе три костюма по самой последней парижской моде: из золотой парчи для помазания в соборе, из белого шелка для торжественного приема и из пурпурного бархата для ужина. Скептики могли бы заметить, что Генрих уехал из Парижа несколько месяцев назад, так что его представления о последней парижской моде несколько устарели. На это будущий польский король, вероятно, ответил бы, что, насколько ему известно, последняя парижская мода всегда находится там же, где он сам.

Польша оказала ему самый роскошный прием. Он еле добрался до Кракова: каждый польский магнат, чье поместье находилось на пути следования короля, считал своим долгом зазвать кортеж Генриха к себе и закатить по этому поводу трехдневный пир. Через две недели Шомберг, стараясь не двигать головой, шепотом спросил:

– Здесь всегда столько пьют, сир?

– Не может быть, – оптимистично ответил Генрих, – они бы уже все умерли.

Огорчало его только одно: он не мог выговорить название страны, королем которой готовился стать. Он попытался было упражняться произносить слова «Речь Посполитая» по утрам, но с похмелья это оказалось особенно невыносимо. С другой стороны, по вечерам, во время пиров, Генрих выговаривал эти слова совершенно непринужденно, но поляки почему-то его совсем не понимали. Говорить просто «Польша» оказалось, по словам его польской свиты, «неполитично», потому что в непроизносимую Речь Посполитую входила еще и Литва.

Города нового королевства Генриха тоже обладали какими-то возмутительными названиями.

– Познань, – терпеливо повторял князь Ежи Бжегский. – Щецин. Быдгощ. Лодзь. Ленчица.

Излишне говорить, что самого Ежи Генрих называл «принц Жорж».

Однако коронация должна была пройти на латыни, и Генрих твердо надеялся блистать. Его свита также постаралась не посрамить честь Франции. Особенно величественный вид имел герцог Майеннский, одетый в розовый бархат, затканный золотыми дроздами.

Перед отъездом в Польшу как-то само получилось, что к свите Генриха добавились два герцога – Майеннский и Неверский. Против черноусого и круглолицего Лудовико Гонзага Генрих ничего не имел: герцог был женат на Генриетте, сестре обожаемой Марии Клевской. Майенн, с другой стороны, был братом совсем не обожаемого Генриха де Гиза. Впрочем, Майенн вел себя прилично, много пил, еще больше ел, добродушно улыбался миньонам и при каждом удобном случае норовил обнять короля. Еще одно ритуальное объятие он совершил прямо перед выездом на коронацию, и Генрих едва не задохнулся в его розовом брюхе.

Жители Кракова приветствовали своего короля радостными криками, а тот приветливо улыбался им со спины белой лошади. К сожалению (а может быть, к счастью), краковчане выражали свои верноподданнические чувства по-польски, и Генрих не понимал, что именно они говорят.

– А который из них король? Тот толстый?

– Нет, дура, который весь в золоте, как Ченстоховская икона.

– Гляди, гляди, у короля в ухе серьга! Как у бабы!

– Сам ты баба, это чтоб богатство свое показать. Смотри, жемчужина какая!

– Чудно-то как, братцы, девица – и верхом. Да еще, гляди-ка, и при сабле.

– Какая ж это девица, она с усами. Такая поцелует – век не опомнишься.

– Дух-то какой от нашего короля, ровно как от цветочной лавки! Сразу видно – благородный господин.

У входа с кафедральный собор Святых Станислава и Вацлава произошла небольшая неприятность: наперерез кортежу кинулся какой-то человек с бумагами в руках, сунул эти бумаги Генриху под нос и закричал:

– Ты обещал, король, подписывай!

Генрих иногда с беспокойством думал, что наобещал полякам много лишнего. Однако он был сыном своей матери и полагал, что обещанного три года ждут. Он взял из рук просителя (в котором узнал одного из гостеприимных магнатов) бумаги, подписал их и милостиво улыбнулся.

В соборе он опустился на колени перед архиепископом Гнезненским и шепотом спросил его по-французски:

– Что такое я подписал, отец мой?

– Свободу вероисповеданий, Ваше Величество, – неодобрительным шепотом ответил архиепископ.

Генрих нахмурился. Такой подлости от своих новых подданных он никак не ожидал.

– Мне говорили, что у вас нет гугенотов, – сердито прошипел он.

– Гугенотов нет, – успокоил его архиепископ. – А кальвинисты есть.

И с этими словами он увенчал Генриха короной Болеслава Храброго.


* * *

Пир в честь коронации затянулся почти до утра, и, когда новоявленный польский король наконец смог удалиться в свои покои, за окнами Вавельского замка уже брезжил рассвет. Оказавшись у себя в спальне, Генрих бессильно опустился в кресло и внимательно вгляделся в лица своих миньонов. Келюс мрачно подкручивал усы, Шомберг сживал в руке эфес своей шпаги, д’Эпернон хмурился, и только Можирон чему-то загадочно улыбался.

– Я предупреждал, что это плохая идея, – начал д’Эпернон.

– Ты предупреждал? – изумился Келюс.

– Да, именно я. И что, ты хочешь сказать, что я был неправ?

– Все не так уж плохо… – попытался сказать Можирон.

Генрих попытался улыбнуться.

– Да, Можирон прав, все не так уж и плохо. Я не думаю, что мои подданные убивают друг друга во время каждого королевского ужина, должно быть, это была просто досадная случайность. Надеюсь, что мне удастся смягчить здешние нравы. Например, я завтра же велю, чтобы к моему столу больше не подавали водку.

– И вилки, – вставил Шомберг.

– Что?

– Эти серебряные трезубцы, которые лежали возле каждого блюда, называются вилки. Достаточно того, что поляки приходят на пир с оружием, незачем им еще и раздавать острые предметы за столом. Дикий обычай.

– Поляки ими едят, – вмешался Можирон.

– Как это? – изумился Келюс. – Вместо ножей? Но этой штучкой ничего нельзя отрезать.

– Вместо рук. На вилку накалывают еду…

– Я не знаю насчет еды, но лично мне чуть не выкололи глаз.

– А по-моему, это очень элегантный обычай, и руки не пачкаются.

– Да, конечно, когда выкалываешь кому-то глаз, самое главное – не испачкать руки.

– Можирон, – с подозрением спросил д’Эпернон, – а с каких это пор ты так хорошо разбираешься в польских обычаях? Это тебя та хорошенькая блондинка просветила? Как ее, кстати, зовут?

– Пани Эльжбета Сенявская, – стыдливо ответил Можирон.

– Как?!

– Пани Эльжбета Сенявская.

Д’Эпернон обреченно развел руками.

– Вы видите, сир? Мы уже потеряли Можирона. Он ест вилкой, разговаривает по-польски и скоро зарежет Шомберга у вас за ужином.

Генрих утомленно закрыл глаза.

– Я уверен, друзья мои, что это всего-навсего досадное недоразумение, и я непременно приму меры по этому поводу, но завтра… завтра… А сейчас оставьте меня, я хочу спать.

Миньоны, еле слышно переругиваясь, удалились. Генрих вздохнул и прошептал:

– Шико, где ты?

Возможно, на следующий день король действительно запретил бы водку и вилки, однако его отвлекли. За обедом герцог Майеннский спросил, желает ли его величество выбрать подарок своей невесте самостоятельно или доверит это деликатное занятие кому-нибудь из своих приближенных. Если бы за столом был Шико, он гордился бы своим королем: Генрих невозмутимо доел крылышко куропатки, запил вином, недрогнувшей рукой поставил кубок на стол и только затем спросил:

– Моей невесте?

– Да, сир.

– Забавно, я как-то упустил из виду, что у меня есть невеста. И кто же она?

– Принцесса Анна Ягеллонка.

Шомберг, менее сдержанный, чем его король, поперхнулся куском оленины.

– Вот как, – ровным голосом продолжил Генрих. – Скажите, герцог, а кто именно сообщил вам, что эта уважаемая дама – моя невеста?

Майенн растерялся.

– Но, сир… все поляки уверены, что вы женитесь на ней.

– Вот как? Возможно, они также уверены в том, что женщина, которая на четыре года моложе моей матушки, сможет подарить мне наследника. Хотелось бы мне знать, на чем основывается такая завидная уверенность.

Майенн смутился.

– Боюсь, что я неудачно выразился, сир.

– Более чем, – негромко заметил Келюс.

– Поляки уверены, что вы женитесь на принцессе Анне, потому что… гм… сама принцесса Анна считает себя вашей невестой, а Польское королевство – своим приданным.

Генрих вздохнул.

– Как это печально. Прошу вас, герцог, навестите эту даму и объясните ей всю глубину заблуждения, в котором она пребывает. Не забудьте заверить ее в моем глубочайшем почтении.

Майенн прижал обе руки к своему объемистому животу.

– Сир, прошу вас, скажите ей об этом сами. Она может мне не поверить, а если поверит, то будет страшно оскорблена тем, что вы сообщили ей такую деликатную весть через посредника.

– Он боится, что принцесса Анна отрубит ему голову, – шепотом сказал Шомберг д’Эпернону.

– Это невозможно, у него нет шеи.

Генрих вытер руки льняной салфеткой.

– Вы правы, герцог, я сам пойду к ней. Будьте любезны, составьте мне компанию.


* * *

Миньоны томились в приемной, ожидая запершегося в своем кабинете Генриха.

Почти сразу по прибытии в Польшу короля охватила страсть к эпистолярному жанру. Каждый день он писал длиннющие письма королеве-матери – что было хотя бы понятно, – Марии Клевской и Луизе де Водемон – что было обидно, но не слишком неожиданно, – а также многочисленным родственникам и даже «любимому» брату Карлу – что, говоря по чести, уже не лезло ни в какие ворота.

– Мы так скоро забудем, как он выглядит, – пожаловался Келюс.

– Ты преувеличиваешь, мы видим его каждый вечер.

– Каждую ночь, ты хочешь сказать. Ночью много не разглядишь.

– Особенно если пить столько, сколько принято в этой стране.

– Лично я предпочитаю попойки скучнейшим церемониям, так что Генрих тысячу раз прав.

– Возможно, церемонии казались бы королю менее скучными, если бы они велись на понятном языке, – осторожно предположил Можирон.

– Ты мудр, как сам Сократ. Надо устроить реформу местного церемониала. А то я столько пить не в состоянии.

Можирон, успевший при помощи пани Сенявской довольно прилично ознакомиться с польским языком, покраснел и потупился.

– Не получится, – подвел итог неудачной дискуссии Шомберг. – Дождемся восстания шляхты.

Миньоны не очень понимали, что такое «восстание шляхты», о котором говорилось в подписанных Генрихом документах, но все равно дружно содрогнулись.

– Так продолжаться не может, – вернулся к первоначальной теме Келюс. – Сколько можно письма писать?!

– Тем более кровью… – задумчиво протянул Шомберг.

– Что?!

– Мой впечатлительный друг, – ехидно заметил Людовико Гонзага, оторвавшись от письма, которое сосредоточенно читал последние полчаса, – боюсь, вы спутали с кровью красные чернила.

– Где вы тут видели красные чернила?

– Не видел, – охотно согласился Гонзага. – Наверное, государь их все извел.

– Очень правдоподобно, – фыркнул Келюс. – Послушайте, герцог, вы что, заразились от государя его новым… увлечением? Что вы там читаете?

– А вы, я смотрю, заразились от местного дворянства вспыльчивостью и нескромностью. Впрочем, последнее качество и так присутствует у вас в избытке.

– Господа, прошу вас! – поспешил вмешаться Можирон.

– Местная атмосфера плохо на нас влияет, – кивнул Шомберг. – Скоро мы все передеремся, причем за обедом и вилками. А король начнет говорить по-польски и пить свою кровь в знак уважения к подданным.

– Это вряд ли, – спокойно возразил Гонзага, сворачивая письмо и спрыгивая с подоконника. – В Париже такие вольности не одобрят.

– Герцог, вы уверены, что ваш желудок справился со вчерашними возлияниями? – светским тоном осведомился Келюс.

– Вполне. Хотел бы надеяться, что ваш тоже, господин де Келюс. Отправляться в дальний путь с больной головой в высшей степени неразумно.

– На что это вы намекаете?

– В самом деле, господа, давайте возьмем пример с господина Шомберга и переймем у поляков их восхитительную прямоту. Моя дорогая супруга пишет весьма любопытные вещи о том, что происходит в нашей дорогой Франции.

– Хорошо иметь глаза в Париже. Особенно находясь в Польше, – отсалютовал герцогу Можирон.

– Воистину. Герцогиня Неверская сообщает, что король Карл при смерти. Более того, она полагает, что Его Величество покинет наш грешный мир еще до того, как письмо достигнет этих холодных краев. И не сочтите меня хвастуном, но моя дорогая супруга в таких вопросах не ошибается.

Миньоны временно лишились дара речи.

– Как вы полагаете, господа, эта новость – достаточное основания для того, чтобы ослушаться приказа короля и потревожить его уединение?


* * *

Если герцог Гонзага рассчитывал обрадовать или хотя бы удивить короля своими новостями, то он сильно просчитался.

Генрих сидел за столом и, вопреки обыкновению, не писал очередное письмо, а задумчиво вертел в руке кинжал размером с небольшой меч. Не успели вошедшие выразить или хотя бы почувствовать удивление по этому поводу, как король размахнулся и запустил этим кинжалом в висевшую на стене картину.

– Третья пуговица сверху, государь. Поздравляю, – торжественно провозгласил герцог Майеннский, не без усилий вытаскивая оружие и передавая его королю. – Вы выиграли.

Генрих самодовольно улыбнулся и залпом выпил из небольшого бокала какую-то прозрачную жидкость.

– Это то, что я думаю? – потрясенно прошептал д’Эпернон и поежился. От одного вида столь популярного в этой стране крепкого напитка ему вот уже неделю делалось дурно.

– Сомневаюсь, – неуверенно ответил Келюс. – Еще несколько дней назад он собирался запретить этот… напиток. Государь, – прибавил он громче, – простите наше вторжение, но…

– Заходите, – махнул рукой Генрих, – присоединяйтесь к нашему состязанию. – Он указал головой на стоявший на столе графин.

– Какому… состязанию?

Генрих вопрос проигнорировал.

– Выбирайте мишень, Майенн.

– Государь, у нас важные новости, – быстро заговорил пришедший в себя Гонзага. – Его Величество Карл IX нас покинул.

– Разве? – прошептал Можирон. – А я думал…

– А ты не думай, – так же тихо посоветовал ему Келюс. – Какая разница, когда тут такое творится!

– В самом деле? Какая жалость. Что ж, мир праху его, – равнодушно протянул Генрих и присовокупил фразу, смысл которой не понял никто, кроме остолбеневшего Можирона. – Так что же вы, Майенн? Я жду.

– Ваше Величество, – вмешался Гонзага, – боюсь, у нас не так много времени. Нам нужно как можно быстрее вернуться в Париж.

– Зачем это? – с невинным видом поинтересовался Майенн. – Польский король должен находиться в Польше.

– А король Франции – в Париже.

– Вот и замечательно! Значит, все на своих местах и можно спокойно веселиться. – Генрих опрокинул очередной бокал. – Это в счет моей будущей победы, Майенн. Вы же знаете, я все равно попаду в любую из выбранных вами мишеней.

– Разумеется, Ваше Величество. Но почему бы нам сначала не дослушать ваших друзей? Думаю, это может быть интересно.

– В самом деле? – Генрих повернул голову и посмотрел на Гонзага. – Что ж, пожалуй. Так что там у вас? Mów.

«Когда это он выучил польский?» – подумал Шомберг.

«Зачем он учил польский?!» – испугался Келюс.

Можирон, не тратя время на раздумья, тихонько пятился к двери.

– Государь, – не сдавался Гонзага, – ваше место в Париже.

– Ошибаетесь, мое место здесь. Я король Речи Посполитой.

– Я предупреждал вас, государь, – вмешался Майенн. – Эти люди хотят разлучить вас с вашим народом!

– У них ничего не выйдет, – успокоил собеседника Генрих.

– Боюсь, ваши подданные не будут столь же понимающими, как Ваше Величество.

– Да, это весьма вероятно, – грустно подтвердил Генрих. – Наша шляхта такая беспокойная.

– Наша?! – хором ужаснулись миньоны и Гонзага.

– Вы мне надоели. Эй, стража!

Миньоны предприняли попытку последовать примеру Можирона и ретироваться, но было поздно.

– Да его подменили! – не верил своим ушам д’Эпернон. – Он что, посадит нас под домашний арест за предложение вернуться в Париж?!

– Хорошо бы, – вздохнул совершенно деморализованный Гонзага. – Я слышал, в этой стране принято сажать сразу на кол.


* * *

Шико стоял перед резиденцией «короля Речи Посполитой» и раздумывал над тем, как попасть внутрь. Небольшой, но весьма поучительный опыт жизни в Лувре, как и разговор с фрейлиной Боны Сфорца убедил его в том, что ломиться в дверь, пусть даже открытую, в данном случае будет не слишком разумно. Конечно, выбраться впоследствии будет еще труднее, но задачи следовало решать по мере поступления, тем более что и первую он пока не решил.

«Глупость наказуема, – мысленно вздохнул Шико. – Некоторые философы полагают дружбу глупостью. Следовательно, дружба наказуема. Что и требовалось доказать».

– Шико, друг мой! – раздалось справа.

Шико не успел ничего понять, как оказался в объятиях разряженного господина.

– Как же ты вовремя! – продолжал восторгаться господин, по-видимому, не собираясь выпускать Шико из объятий.

– Прошу прощения, сударь. А, это вы, господин Можирон. Право, не ожидал…

– Ожидал, – перебил его взволнованный Можирон. – Ты говорил, что приезд сюда – плохая идея, и ты был прав.

Шико насторожился.

– Что тут у вас происходит?

– Некогда объяснять. Слушай. Покои короля на третьем этаже в правом крыле, покои наших друзей [тут Шико протестующее крякнул, но Можирон этого не заметил] на том же этаже в левом крыле. Они под арестом.

– Покои? – не удержался Шико.

– Нет, Келюс, Шомберг и остальные. Шико, прошу тебя, поторопись. У меня, к сожалению, срочное дело, – Можирон скосил глаза на довольно элегантный портшез. Шико смог разглядеть только белокурую головку и тонкую руку с унизанными перстнями пальцами.

– Да уж, очень срочное!

– И вот еще. Надеюсь, не понадобится, но… Если что, проход к подземным камерам на первом этаже у главного входа, – добавил Можирон, убегая.

Тут Шико встревожился уже не на шутку.

– Можирон, стойте. Как я туда попаду?

Можирон замер на полпути к ожидавшему портшезу.

– Скажите, что вы гонец из Лотарингии.

– Почему из Лотарингии? Впрочем, не важно, хоть из Ватикана. Я что, по-вашему, похож на гонца?

Можирон возвел очи горе и указал на томившуюся от скуки охрану:

– Господин Шико, по-вашему, эти люди могут заметить разницу?


* * *

– Ваша стража беспечна, – провозгласил Шико удивленным его появлением миньонам. – И твердолоба. К сожалению, только в прямом смысле слова. – Он демонстративно потер костяшки пальцев.

– Признаться, я удивлен, что вы отправились к нам, а не к королю, – осторожно заметил ставший подозрительным Гонзага.

– О, не удивляйтесь. Можирон любезно объяснил мне, где найти короля и вас, но в том, что касалось короля, он ошибся. Генрике там нет.

Миньоны переглянулись.

– Опять какой-нибудь праздник, – уныло вздохнул д’Эпернон.

– Что ж, примите мои соболезнования в связи с вашим на нем отсутствием.

– Не стоит.

– Тем более что мы на него пойдем. Прямо сейчас, – решительно заявил Келюс, поправляя эфес шпаги с таким видом, словно собрался по меньшей мере в логово дракона.

– И через час снова окажемся под арестом. Благодарю покорно.

– Так чем же вы рассердили короля, мои беспечные друзья? В других обстоятельствах я бы поостерегся спрашивать, но присутствие здесь герцога ограничивает мое воображение.

– Я бы предпочел, чтобы подтвердились ваши предположения, – мрачно возразил Гонзага. – А рассердили мы короля тем, что предложили ему вернуться в Париж.

– В самом деле? Я подозревал, что эти края плохо на него повлияют, но я не думал, что настолько сильно. И настолько быстро.

– Да уж куда сильнее. Он считает себя поляком.

– Учитывая его происхождение, это кажется весьма сомнительным, – возразил Шико. – Хотя по Парижу и ходили одно время определенные, не слишком лестные для Ее Величества Екатерины, слухи, я готов поставить бутылку анжуйского вина против воды из ближайшей лужи, что поляки в тех слухах не фигурировали.

– Он говорит по-польски и пьет водку, – объяснил Шомберг.

– В таком случае, Можирона тоже придется записать в поляки, – блеснул осведомленностью о недавних событиях Шико.

– К черту местные нравы! Он не хочет возвращаться в Париж.

– Да, это аргумент. Даже Можирон, как я понимаю, не возражает, а у него, в отличие от Генриха, есть весьма привлекательная светловолосая причина для того, чтобы остаться.

– Они что-то с ним сделали! – продолжал сокрушаться Келюс. – Вот только что?

– Подменили?

– Кем?

– Подкупили?

– Чем? Принцессой Анной?

Миньоны содрогнулись.

– Заколдовали? – буднично предположил Шико.

– Нам не до шуток. Время уходит.

А Шико между тем размышлял, стоит ли ему делиться полученными от бывшей фрейлины сведениями или пока повременить.

– Интересное предположение, господин Шико. Боюсь, я вынужден с ним согласиться.

Заговорщики подпрыгнули от неожиданности.

– Ай-ай-ай, вы не следите за дверями. Как неразумно, – покачал головой Можирон.

– Зато вы, сударь, поступили в высшей степени разумно, так быстро ретировавшись из кабинета короля! – вспыхнул Келюс.

– Приму твои слова за комплимент, друг мой. Тем более что проведенное на свободе время я потратил к нашей общей пользе.

Шико громко фыркнул.

– Не смейся, Шико. Видишь ли, мне удалось узнать, что случилось с королем. – Можирон выдержал эффектную паузу. – И как это исправить.


* * *

Позднее Шико утверждал, что поиски библиотеки были самой трудной частью их польского приключения. Правда, поиски эти несколько облегчались тем, что почти все обитатели Вавельского замка находились на пиру, устроенном королем по случаю своей помолвки, но все равно задача была не легкой.

– Если здесь все на польском… – с сомнением протянул д’Эпернон.

– Чем гадать, проверь на практике, – Келюс запустил в него первым попавшимся фолиантом и осторожно углубился в соседний. – Тем более что по крайней мере этот на латыни.

– Как удачно, – съехидничал Шико. Книга, которую он ухватил с ближайшей полки, оказалась на французском, но делиться этим открытием Шико не спешил.

– Можирон, ты уверен, что нам не нужен священник?

– Пани Сенявская сказала, что нет. Только сам обряд.

– И как тебе, хотел бы я знать, удалось получить эти сведения.

– Способом, не слишком приличным дворянину, Келюс, – покраснел Можирон.

Миньоны заинтересованно переглянулись. Обладающий не слишком живым воображением д’Эпернон представил затемненный альков и шелковые путы. Более знакомый с местными нравами Шомберг склонялся в сторону раскаленных щипцов для завивки волос, использованных не по назначению. Встревоженный, а потому донельзя раздраженный Келюс с удовольствием вообразил целый пыточный застенок. И только практичный Шико решил, что Можирон просто-напросто подкупил свою любовницу. «Интересно, чем? – думал Шико, лихорадочно перелистывая страницы. – У него же нет денег. Не рассказами же о последней парижской моде, в самом деле».

– Кажется, я нашел, – осторожно, словно боясь спугнуть удачу, провозгласил Гонзага.

Миньоны и Шико немедленно склонились над найденной книгой.

– Вот уж не думал, что обряд изгнания беса такой несложный, – протянул д’Эпернон. – Послушать клириков, так это целая проблема.

– Может, поищем что-нибудь другое? – с сомнением предложил Можирон. – Этот выглядит каким-то… жестоким.

– Я всегда подозревал, что вас в детстве слишком мало пороли, господин де Можирон, – возразил Гонзага. – Что же тут жестокого?

Шико немедленно решил, что герцога пороли в детстве слишком часто, но оставил это соображение при себе. Вслух же сказал:

– Сомневаюсь, что вы найдете что-то, не включающее в себя использование кнута или иных средств для умерщвления плоти. Что ставит перед нами один вопрос: где мы эти средства раздобудем?

Келюс покраснел до корней волос и что-то пробормотал.

– Что-что, сын мой? – развеселился Шико.

– Вот уж не подозревал в тебе такой… набожности, – восхитился Шомберг.

Келюс громко выругался.

– Но и от этого бывает польза. Аминь. – Шико с шумом захлопнул фолиант. – Не стой столбом, сын мой, иди за своими розгами, веригами и что там у тебя еще в запасе.

– Надеюсь, после этого король не воспылает любовью к умерщвлению плоти, – вздохнул Можирон. – Не хотелось бы мне регулярно принимать участие в самобичевании и крестных ходах.

– Будем надеяться, этого не случится, – согласился Шико. – Тут поневоле проникнешься уважением к королеве-матери. Она отвратила Генриха от гугенотов самостоятельно, а мы вынуждены прибегать к помощи поляков, римлян и клириков. Да еще и с риском для жизни.


* * *

Шико бродил по Вавельскому замку с целой корзиной бутылок и под видом все того же «гонца из Лотарингии» угощал немногочисленную стражу. Сказать по правде, он предпочел бы в этот момент находиться в покоях короля, но Келюс весьма резонно заявил, что нейтрализовать охрану может только Шико, потому что всех остальных они знают. На это возразить было нечего.

Первое время Шико опасался что-нибудь напутать. Можирон велел ему заучить три фразы по-польски и произносить их подряд с небольшими паузами. На вопрос: «А что будет, если они ответят что-нибудь непредусмотренное?» – миньоны только нервно рассмеялись, что, естественно, не прибавило Шико спокойствия. Но все шло строго в соответствии с ожиданиями, и постепенно Шико расслабился и вернулся мыслями к несчастному Генриху, оставленному на милость пятерых дуралеев, которые однажды уже прошляпили все, что было можно.

«Что-нибудь напутают, – растравлял себя Шико, передавая очередную бутылку очередному улыбающемуся охраннику. – Поменяют ударения. Пропустят абзац. Перестараются с кнутом. С каких это пор д’Эпернон говорит на латыни? Он и французский-то не всегда понимает. И откуда, хотел бы я знать, у Шомберга сонное зелье?»

За этими интересными размышлениями время летело незаметно, и когда корзина опустела, Шико даже немного удивился.

– Итак, бутылка последняя, следовательно, охранник тоже был последний. По крайней мере, так уверял Гонзага. Надеюсь, он умеет считать, – вздохнул Шико вслух и направился в покои Генриха.

Перед дверью Шико прислушался. В комнате было тихо. Шико осторожно приоткрыл створку и осмотрелся.

Можирон держал фолиант и заканчивал читать латинский текст. Келюс с кнутом в руке стоял в стороне и вытирал пот со лба. Остальные удерживали вырывающегося Генриха. Вроде, пока все шло по плану.

Не успел Шико прийти к этому заключению, как Генрих рванулся и выдернул левую руку из захвата д’Эпернона. Тот тихо, но отчетливо выругался, и в этот же момент Можирон завершил последнюю фразу.

Шико вжал голову в плечи. Не то чтобы он был суеверен, но события последних дней несколько поумерили его скептицизм. Гром, однако, не грянул. Воцарилась тишина.

– Государь, – осторожно позвал Келюс.

Шико подошел ближе.

– Che cosa è? – громко вопросил Генрих и сел на постели.

Миньоны вздрогнули. Шико возвел очи горе.

– Che cosa succede? – продолжал вопрошать Генрих.

– Это итальянский, – наконец сообразил Гонзага.

– Замечательно, – вздохнул Шико. – Что ж, прогресс налицо. По крайней мере, итальянцем он, действительно, является, пусть и наполовину.

Между тем, Генрих вскочил и принялся одеваться, многословно о чем-то рассуждая. К сожалению, по-прежнему по-итальянски.

– Надо сматываться, – решил Гонзага. – С этим потом разберемся.

– Прекрасная мысль, герцог. И как, по-вашему, мы это сделаем?

– Что именно? Смотаемся или разберемся?

– Для начала, хотя бы первое. Генрике, сын мой, ты поедешь с нами в Париж?

– Certo. Che cosa devo fare qui?

– Я пойду займусь лошадьми, – протараторил Гонзага и быстро ретировался.

Миньоны и Шико переглянулись.

– Значит так, – начал Келюс. Вид он при этом имел весьма решительный, но остановить его Шико не успел. Келюс подошел к Генриху и бесцеремонно схватил короля за руку. – Пойдемте с нами, сир.

– Perfettamente! – радостно откликнулся Генрих и обнял Келюса за плечи. Тот покраснел и застыл на месте.

– Может, мы все-таки пойдем? – осторожно предложил Шомберг спустя пару минут. Келюс и Генрих не обратили на него внимания. Король что-то нашептывал Келюсу на ухо (видимо, по-прежнему по-итальянски), Келюс, хотя наверняка не понимал ни слова, тем не менее все сильнее заливался краской.

– Император Карл говорил, что по-итальянски надо говорить с дамами, а с друзьями – по-французски. Ты все перепутал, сын мой. Впрочем, не в первый раз, – вздохнул Шико. – Ты прав, Шомберг, нам пора.


* * *

Если Шико думал, что на этом их неприятности закончились, то он очень ошибался. Прямо у ворот Вавельского замка их поджидала небольшая, но хорошо вооруженная компания.

– Государь, куда вы направляетесь в такое раннее время?

Услышав этот голос, Шико решил переместиться поближе к королю. Впрочем, следующий оратор заставил его изменить решение.

– Мой дорогой государь, – простонал женский голос, и взорам заговорщиков предстала Анна Ягеллонка.

– Lasciaci, abbiamo fretta! – пророкотало из середины их небольшой группы.

«Олухи», – мысленно чертыхнулся Шико.

– Что они с ним сделали? – грозно спросила принцесса сжавшегося Майенна.

– Ваше… Высочество…

«Похоже, пришла пора вытащить козырную карту, – вздохнул Шико. – Знать бы еще, шестерка это или туз».

– Ваше Высочество, как удачно, что мы вас встретили! – воскликнул Шико. – Я опасался, что мне придется покинуть эти прекрасные края, так и не выполнив возложенного на меня поручения. Герцог, прошу вас, передайте Ее Высочеству этот медальон.

Гонзага бросил на Шико убийственный взгляд, но послушно спешился и подошел к принцессе. Передав медальон, однако, он отпрыгнул в сторону и снова взлетел в седло с такой поспешностью, что более бдительная охрана его немедленно бы пристрелила.

– Что там? – шепотом спросил Шомберг.

– М-м-м… – многозначительно промычал Шико. Выдавать свою неосведомленность ему не хотелось.

Принцесса размышляла, задумчиво поглаживая расстегнутый медальон.

– В самом деле… – пробормотала она. – В этот раз выборы могут пройти удачнее…

– Но Ваше Высочество!

– Не смею вас задерживать, государь, – приняла решение Анна. – Удачной прогулки.

Дважды повторять не пришлось. Заговорщики сорвались с места. Вслед им несся крик Майенна:

– Стреляйте, черт вас возьми!

– Охрана понимает по-французски? – на скаку спросил Шомберг.

– Нет, – успокоил его Можирон.

– Как удачно. Мне начинает нравиться эта страна. И все же, Шико, что было в том медальоне?

– Портрет Эрнеста Габсбурга, – ответил за него Гонзага.

– Любовь зла, – философски заметил Можирон. – Не так ли, господин Шико?

Вопрос остался без ответа. Шико по-прежнему ничего не понимал, но был твердо намерен этого не показывать.


* * *

– На этих лошадях мы далеко не ускачем, – заметил Шико, когда до границы оставалось рукой подать.

– Герцогиня Неверская позаботилась о подставах и прочем, – успокоил его Гонзага.

– Незаменимая женщина! – восхитился Можирон.

– Рад видеть, что ты, наконец, оценил прекрасный пол, – пробормотал Шико себе под нос.

– Что вы сказали?

– Я сказал… Черт, погоня!

Шико и в самом деле услышал стук копыт. А вскоре послышался и свист пуль.

– На мост, быстрее! – завизжал д’Эпернон и сам же немедленно последовал этому совету.

Генрих, однако, натянул поводья и принялся разворачивать коня.

«Что происходит в его итальянской голове?! – чертыхаясь, спрашивал себя Шико, повторяя этот в высшей степени глупый маневр. – Никогда не слышал, чтобы итальянцев называли самоубийцами. В моем образовании сплошные пробелы! Что за черт?»

То ли поляки стреляли из рук вон плохо, что было маловероятно, то ли и в самом деле хотели только задержать, а не убить Генриха, но почти все пули попали в росший у моста старый дуб. С дерева посыпались листья и труха, а вслед за тем рухнула и пара сухих веток. Одна с треском свалилась под ноги коню Шомберга, вторая – по счастью, не слишком большая – угодила Генриху прямо по голове. Выстрелы немедленно прекратились.

Келюс, Шомберг и Можирон окружили отряхивающегося, но удержавшегося в седле короля. Несколько поляков в компании герцога Майеннского галопом подъехали ближе.

– Государь, простите, – сокрушался предводитель поляков. – Но… Зачем вы нас покидаете?

Тут Шико пожалел, что не последовал примеру миньонов и не приблизился к королю, пока была такая возможность.

«Сейчас он начнет говорить с ним по-итальянски», – с содроганием подумал Шико.

Генрих, однако, с минуту молчал, а потом заговорил на латыни:

– Мое присутствие требуется в Париже, друзья мои. Мой брат, король Карл, скончался, и французскому королевству нужен правитель. – Шико чуть не схватился за голову. – Я вернусь через месяц, не позже, – продолжил Генрих. – А может быть даже раньше. – И Генрих пустился в пространные заверения.


* * *

– Думаешь, они ему поверят? – тихо спросил Келюс Шомберга.

– Мы скоро это выясним, – спокойно ответил немец.

Можирон же осторожно указал глазами на оказавшегося за спиной у поляков Шико, который отчаянно делал королю и его спутникам какие-то знаки.

– Что он хочет?

– Не знаю. Что это за знак? Фигура танца? Клешня краба? Тиски? – хором гадали миньоны тихим шепотом.

– Нас четверо, их двадцать. Как можно взять в тиски двадцать человек в нашей ситуации? – резонно возразил Гонзага. Но Келюс, Шомберг и Можирон его не слушали, осторожно разворачивая коней, чтобы зайти с флангов.

Шико сделал какой-то совсем отчаянный пасс, и тут Генрих спешился, приблизился к немедленно последовавшему его примеру поляку и заключил его в объятья – такие крепкие, будто собирался задушить. Шико сразу успокоился.

– Друг мой, – сказал Генрих, снимая с пальца кольцо с крупным бриллиантом. Келюс решил, что король просто не помнит имени этого человека. – Примите в знак моей дружбы, и прошу, не задерживайте нас больше. Чем раньше я уеду, тем быстрее вернусь.

Дальнейших переговоров миньоны не слышали, но, похоже все шло хорошо. Один раз Келюс напрягся – когда поляк схватился за кинжал, – но тот всего лишь уколол свой палец.

– Гадость, – пробормотал Келюс. – Чего можно ждать от страны, в которой в доказательство своей преданности пьют собственную кровь?

– Ты предпочел бы, чтобы пили кровь того, кому клянутся? – осведомился подъехавший Шико.

– Я бы предпочел убраться отсюда как можно быстрее и как можно дальше.

– Твое желание сейчас исполнится. Поехали, господа, они его отпустили.

– Наивные, – пожалел поляков Можирон.


* * *

Вероятно, того же мнения придерживался и герцог Майеннский. Во всяком случае, не успели король и его спутники пересечь мост, как по ним снова ударили выстрелы. Обернувшись, Шико увидел Майенна с аркебузой в руке, подъехавшего на своей лошади к самому обрыву.

– Сколько у него зарядов?

– Вы меня об этом спрашиваете? – возмутился Шико. – Хотя, зная Майенна, рискну предположить, что он запасся целым арсеналом.

В подтверждение этого мнения с польского берега снова ударили выстрелы. Послышалось жалобное ржание. Поляки, видимо, недовольные тем, что Майенн пытается убить их «великодушного» короля, подстрелили его лошадь.

– Он умеет плавать? – забеспокоился Гонзага, наблюдая за летящим в воду герцогом Майеннским.

– Нет, – ответил Шико. – Как удачно, не правда ли? Герцог, куда вы?!

– Наверное, надо ему помочь? – спросил сердобольный Можирон.

– Кому, Гонзага или Майенну? Впрочем, не беспокойся, дитя мое. Майенну и так помогут, а Гонзага в помощи не нуждается. Он отличный пловец, – спокойно – и, что важнее, по-французски – пояснил Генрих.

– Сын мой, ты своим примером опровергаешь выводы самых авторитетных ученых мужей, – вздохнул Шико. – Все утверждают, что суровые края закаляют людей, делают их тверже. Ты же и твои друзья, я боюсь, набрались в этом странной стране опасной мягкости.

– Что ты хочешь сказать?

– Всего лишь то, что Гонзага, безусловно, благородный человек, но я не сомневаюсь, что однажды мы все, и ты, сын мой, в первую очередь, очень горько об этом пожалеем.

– Еще бы. Этот попутчик нас надолго задержит. Что мы будем с ним делать, сир?

– Оставим на первом же постоялом дворе, – решил Генрих. – Что же еще?

– Поехали, – вздохнул Шико, глядя на реку со смешанными чувствами. Настроение его, однако, немного улучшилось, когда он увидел подъезжающего Гонзага, за спиной которого сидел герцог Майеннский. Мокрый, злой и разочарованный, герцог до ужаса напоминал игрушечного медведя.


* * *

– Поляки ужасные люди! – сидя в очередной гостинице, обличал своих бывших подданных Генрих. – Грубые пьяницы. Кто может столько пить? – Шомберг отвел глаза. Теперь, когда Польша осталась позади, сомнительное первенство по способности поглощать спиртное в свите короля снова принадлежало именно ему. – Безбожники! Свобода вероисповедания, надо же! – Герцог Гонзага хотел что-то сказать, но вовремя закашлялся. – Язычники!

– О да, – воскликнули миньоны хором. С этой претензией короля могли согласиться все.

– Право, сын мой, ты мне больше нравился, когда говорил по-итальянски. Я хотя бы не понимал всех тех глупостей, которые ты изрекаешь.

– Мэтр Шико, вы грубы, совсем как мои бывшие подданные.

– Какое оскорбление! Неужели ты думаешь, что я не смогу превзойти поляков, если захочу? Не беспокойся, в настоящий момент я не имею такого желания. Но скажи мне, сын мой, тебе не кажется, что мы чрезмерно удалились на юг? Или ты полагаешь, что поляки настолько грубы, что до сих пор нас преследуют?

– Не понимаю, о чем ты, Шико. Мы едем прямо.

– Мои познания в географии, конечно, не идеальны, но, сдается мне, Париж несколько севернее.

– Мы едем не в Париж, мэтр Шико, – снисходительно объяснил ему Генрих. – Мы едем в Венецию. Всегда хотел посетить эту замечательную страну, и так удачно, что она по дороге. А Париж никуда не убежит. – Высказав это наблюдение, Генрих величественно удалился.

– Вам не кажется, что…

– …Король не совсем пришел в себя после польских приключений? Кажется, – вздохнул Шико, поднимаясь. – Ничего-то вам нельзя доверить. Что ж, придется взять дело в свои руки, – и Шико последовал за королем.

– Нам нельзя?! – возмутился Келюс. – Как будто это была наша идея.

Можирон потупился.

– Как вы думаете, что он задумал? – обеспокоено спросил д’Эпернон.

– Самое страшное, что можно придумать в такой ситуации, – буднично ответил Гонзага. – Держу пари, он отправился сочинять письмо королеве-матери.


КОНЕЦ

@темы: фанфики, джен

---

Dracula\Lestat - In The Shadows

[mangobango2]

Название: In The Shadows
Автор: mangobango2
Рейтинг: R Slash
Персонажи: Dracula\Lestat
Жанр: драма, ангст, романс
Музыка: The Rasmus-In The Shadows

@темы: слеш/яой, клипы, Interview with the Vampire

---

Ищу соавтора!

[Манти]

Доброго времени суток всем-всем)) Я новичок на ниве фанфикшена, но у меня есть чудная проработанная идея. Идея заключается в кроссовере "Гарри Поттера" и "Тора", а именно, пэйринге Северус Снейп/Локи. Но поскольку я очень плохо разбираюсь в реалиях "Тора" и совсем недавно научилась писать Локи с одной "к" мне нужет помощник)) Сюжет уже полностью разработан, даже написаны две первые главы. Если вкратце, Тор оспаривает излишне суровый приговор Одина и настаивает на том, чтобы убедиться в чистоте намерений Локи. Для этого несчастного Лжеца посылают в Миртгард, достать Распределяющую Шляпу, которая покажет Асам его истиную сущность. Звучит как бред, но на самом деле это хороший бред, честно В общем, заранее благадарна и жду ваших предложений

@темы: Harry Potter, Thor, слеш/яой, фанфики

---

[All fandoms]

ALL FANDOMS AND ORIGINALS

Новое сообщество, принимающее заявки по АБСОЛЮТНО ЛЮБЫМ ФАНДОМАМ и ОРИГИНАЛЬНЫЕ заявки
Картинка кликабельна